Осажденный Севастополь - Михаил Филиппов

— Передайте, пожалуйста, жене, — сказал он. — Часы мои должны принадлежать старшему сыну: боюсь, чтобы здесь их не разбить.

Ежеминутно являлись к Корнилову с донесениями. Один офицер донес, что в Южную бухту падает множество английских бомб и что необходимо вывести оттуда транспорты.

— Как хорошо, что вы мне об этом напомнили! — вскричал Корнилов. Немедленно распорядитесь, как найдете лучшим.

Барон Крюднер прибыл с Малахова кургана.

— Адмирал Истомин просит вас не приезжать на курган, — сказал барон. Он надеется управиться с англичанами.

— Напротив, я сейчас еду на левый фланг, — сказал Корнилов. — Надо все видеть самому.

— Видеть можно с террасы этого дома, — сказал бывший тут же капитан-лейтенант Попов[103].

— Вы правы. Пойдемте, но все равно мое личное присутствие будет и там необходимо.

Взошли на террасу над крышею дома. Отсюда открывалось своеобразное, величественное зрелище. Казалось, что находишься где-нибудь на вершине горы, у подошвы которой разыгралась сильная гроза: гром орудий, молнии, сверкавшие из орудий, густые облака дыма — все дополняло иллюзию. Огонь французских батарей на нашем правом фланге становился все более неровным: было ясно, что здесь мы имеем перевес над неприятелем. Но налево английские батареи беспощадно громили Малахов курган. Корнилов велел Попову поспешить принять меры к снабжению батарей зарядами и снарядами и сказал:

— Я боюсь, что никаких средств недостанет для такой канонады.

XVIII

Князь Меншиков, находившийся, в лагере на Бельбекских высотах, проснулся от первых неприятельских выстрелов и, тотчас сообразив, что началась бомбардировка, поскакал на Северную, а оттуда в шлюпке — в Корабельную слободку и вместе с Панаевым и другими приближенными взошел на подъем, где уже валялись обезображенные трупы. Князь поехал со своей свитой через Ушакову балку и проехал мимо домика отставного капитана Спицына. Ядро ударилось в стену, которой огорожен был сад капитана, сделав в ней глубокую пробоину. Князь поехал ко второму бастиону, а оттуда на Малахов курган. В одном месте пришлось ехать по отлогости холма, с которого откатывались ядра, ложившиеся плотно, как булыжники на морском прибое.

С Малахова кургана князь поехал мимо острога к главному морскому госпиталю. У госпитальной стенки прижался Бутырский полк, укрываясь от ядер. Князь покосился на бутырцев и проехал мимо, пробормотав:

— Эти, кажется, трусят.

Меншиков был необыкновенно мрачен. Распорядиться он не умел, не знал, с чего начать, а то, что он видел у Малахова кургана — град неприятельских снарядов, — показалось ему весьма неутешительным. Меншиков постоянно возвращался к мысли оставить Севастополь на произвол судьбы, пожертвовав им ради армии.

Теперь эта мысль особенно настойчиво преследовала его. Меншиков знал, что фактически городом начальствует и распоряжается Корнилов, и, при всей своей досаде на адмирала, не мог не поделиться с ним своими впечатлениями. Он переехал Южную бухту с целью повидаться в городе с Корниловым.

Князь подъехал к дому, где была квартира Владимира Алексеевича. У дома Корнилова дожидалась лошадь.

— Доложите адмиралу, что я его спрашиваю, — сказал Меншиков попавшемуся навстречу флаг-офицеру.

Корнилов вышел.

— Кажется, ваше превосходительство, мы не долго выдержим такую канонаду, — сказал Меншиков. — Защищайтесь до последней крайности, а я еду к войску, мое присутствие там теперь необходимо. В случае штурма не надейтесь на стрельбу, а велите идти в штыки.

— Батареи наши пока не только отвечают неприятельским, но и берут над ними решительный перевес, по крайней мере на правом фланге, — сказал Корнилов. — Вот с англичанами дело идет хуже: за Малахов я, признаться, боюсь. Сейчас скачу туда. Надеюсь, однако, что в случае штурма мы угостим их картечью так, что штурм едва ли будет действительным.

— Вы думаете? — сказал Меншиков. Помолчав, он вслушался в гул канонады и прибавил: — Кажется, в самом деле с французской стороны огонь становится как будто неровным. Ну, прощайте, я еду…

— Я провожу вас до пристани, — сказал Корнилов. — Кстати, надо посмотреть, что делается на рейде.

Корнилов поехал с князем по Екатерининской улице до пристани. Ядра свистели мимо них, иногда попадая в здания. Почти ни в одном доме не было цельных стекол. Князь сел в шлюпку и поехал со своими адъютантами на Северную, а Корнилов поехал к театру; на пути он разослал с приказаниями двух сигнальных офицеров и адъютанта Шестакова, а сам вдвоем с Жандром опять поехал на четвертый бастион.

Навстречу попадались носилки с телами убитых и раненых. В начале боя их не успевали подбирать, и они везде валялись; но теперь установился строгий порядок, и бастион был очищен от тел.

Приехав на вершину горы, на уступе которой прежде находился бульвар, а теперь находились две бомбические батареи, Корнилов услышал радостную весть, принесенную с пятого бастиона.

Произошло это следующим образом. По уходе Корнилова с пятого бастиона огонь с него продолжался с прежнею живостью. Орудия были так горячи, что до них не было возможности коснуться рукою. Наши батареи уже порядочно пострадали: кули с землей были сбиты, деревянные щиты разлетались в щепы, поражая прислугу. Щепы, осколки бомб, перебитые ружья представляли груду мусора; даже в нижней батарее осколками гранат был усыпан весь пол. Впрочем, ни одно орудие не было повреждено.

Комендор одного из бомбических орудий усердствовал, выпуская бомбу за бомбою, наконец устал и приостановился.

— Валяй еще одну, последнюю! — скомандовал командир батареи.

Комендор навел орудие наугад: целить было невозможно по причине густого дыма. Раздался выстрел, и вскоре с неприятельской стороны сверкнул столб красноватого пламени, затем послышался своеобразный звук, не похожий на пушечные выстрелы, более глухой, но тем не менее пересиливший на минуту звуки адской канонады.

Дым от нашего залпа в это время несколько рассеялся, и над неприятельской траншеей можно было видеть огромный столб густого черного дыма. Наши артиллеристы и моряки инстинктивно угадали, в чем дело, и дружно крикнули: "Ура!"

У французов взлетел на воздух пороховой погреб.

С четвертого бастиона Корнилов поехал на левый фланг к третьему бастиону.

— Владимир Алексеевич, — сказал адъютант Корнилова Жандр, ехавший рядом с ним, — кажется, пора возвратиться домой. Вы ведь видели с террасы все, что делается на левом фланге.

— А как вы думаете, что скажут солдаты, если я в такой день спрячусь дома? — сказал Корнилов. Жандр не смел более спорить.