Дипломатия в годы войны (1941–1945) - Виктор Исраэлян

Особое беспокойство выразил глава Советского правительства по поводу формы приостановки поставок по ленд-лизу: «Та манера, в которой это было сделано, очень неловка и груба. Если решение было сделано для того, чтобы оказать давление на Россию, то это было коренной ошибкой… Я должен сказать господину Гопкинсу откровенно, – продолжал Сталин, – что если к русским будут относиться искренне, на дружеской основе, то очень многое может быть сделано, но репрессии в любой форме приведут лишь к прямо противоположному результату»[797]. Он отметил, что если бы Советское правительство было должным образом предупреждено о предстоящем решении Вашингтона по этому вопросу, то не возникло бы такого недовольства. Соответствующее предупреждение представляло бы для Советского Союза важность в силу того, что советская экономика строится на планах, указал собеседнику Сталин.

Гопкинс назвал «технической ошибкой» случаи разгрузки и приостановки направления судов с ленд-лизовскими материалами в СССР в мае 1945 года. Он заявил, что, по его мнению, было бы «большой трагедией, если бы величайшее достижение в области сотрудничества между Советским Союзом и Соединенными Штатами, которого они добивались совместно на основе ленд-лиза, имело бы такой неприятный конец». Гопкинс добавил, что в США никогда не считали, что американская «помощь по ленд-лизу является главным фактором в советской победе над Гитлером на восточном фронте. Она была достигнута героизмом и кровью русской армии»[798].

Особенно много времени, как и на многих других дипломатических переговорах периода второй мировой войны, занял обмен мнениями по польскому вопросу. Советская сторона вновь подтвердила свою точку зрения по этому вопросу, заявив: «Советский Союз хочет лишь одного – сильной и демократической Польши». Было высказано решительное возражение против намерений некоторых кругов Запада использовать Польшу в качестве звена нового антисоветского «санитарного кордона». Гопкинс согласился с тем, что в «новом польском правительстве большинство должно принадлежать варшавским полякам». Советские руководители сочли такое заявление «обнадеживающим»[799].

В ходе переговоров с Гопкинсом глава Советского правительства выразил готовность к новому совещанию в верхах, предложив провести его в Берлине в середине июля; сообщил Гопкинсу о том, что Советское правительство стоит за скорейшее создание Контрольного совета по Германии и назначило маршала Г.К. Жукова своим представителем в этот совет; подтвердил готовность Советского Союза выполнить свои обязательства, взятые в Ялте в отношении участия СССР в войне против Японии, и пояснил американскому представителю политику Советского Союза в Китае, которая основывалась на полном уважении суверенитета и независимости этой страны.

Не вдаваясь в подробности переговоров Гопкинса в Москве, хочется отметить следующее. Ход и результаты переговоров свидетельствовали о том, что те конкретные вопросы, которые были выдвинуты американцами и которые, по их мнению, представляли особые затруднения в советско-американских отношениях, были быстро и сравнительно легко разрешены. Значит, не в этих вопросах было дело. Советское правительство вновь продемонстрировало, что оно готово искать приемлемые компромиссы и заинтересовано в сотрудничестве с США. Дело было в другом. Правительство Трумэна отходило от союзнической политики, основанной на доверии и стремлении взаимно договориться. Поэтому каждый, даже малый вопрос начинал приобретать характер конфликта.

Миссия Гопкинса ободрила всех сторонников советско-американской дружбы; вновь появились надежды, что два крупнейших государства земного шара – СССР и США – будут в послевоенное время жить в мире и дружбе. Простые американцы были настолько заинтересованы в улучшении советско-американских отношений, что весть об успехе миссии Гопкинса была воспринята с ликованием, а сам Гопкинс превратился, как свидетельствует Р. Шервуд, чуть ли не в национального героя[800].

Одним из важнейших результатов переговоров Гопкинса в Москве являлась договоренность о проведении летом 1945 года новой конференции глав правительств СССР, США и Англии. «Визит Гарри стал более успешным, – писал Гарриман президенту Трумэну, – чем я надеялся. Хотя в отношениях с Советским правительством существуют и будут существовать множество нерешенных проблем, я думаю, что его визит создал гораздо более благоприятную атмосферу для вашей встречи со Сталиным»[801].

Последняя карта японской дипломатии

Военное поражение гитлеровской Германии усугубило тяжелое международное положение Японии. Незадолго до подписания акта о безоговорочной капитуляции Германии 5 апреля 1945 г. Советское правительство денонсировало советско-японский пакт о нейтралитете от 13 апреля 1941 г. «Германия напала на СССР, а Япония, союзница Германии, – говорилось в заявлении Советского правительства, – помогает последней в ее войне против СССР. Кроме того, Япония воюет с США и Англией, которые являются союзниками Советского Союза». В этих условиях, подчеркивалось в заявлении, пакт о нейтралитете между Японией и СССР потерял смысл[802]. Этот шаг Советского правительства являлся закономерным следствием многочисленных нарушений указанного пакта со стороны Японии, вынуждавших Советское правительство в ходе войны неоднократно заявлять протест японскому правительству по поводу этих нарушений.

Несмотря, однако, на резко ухудшившееся международное положение Японии, ее правящие круги продолжали весной и летом 1945 года маневрирование, целью которого было добиться такого мира, который обеспечивал бы сохранение за Японией хотя бы части захваченных ею территорий. Причем, как и другие участники фашистского блока, Япония основную ставку в осуществлении своих планов делала на использовании разногласий в антигитлеровской коалиции.

Активный зондаж на предмет заключения выгодного мира с западными державами японцы вели уже с конца 1944 года. В самой японской столице с этой целью завязались переговоры с шведским посланником в Японии, который передал послу США в Стокгольме японские предложения о мире; в швейцарской столице различные японские представители установили контакт с руководителем американской разведки в Европе А. Даллесом; наконец, шли переговоры в Лиссабоне между сотрудниками японской и американской миссий в Португалии[803].

Во время переговоров Сталина с Гопкинсом в Москве последний информировал об имеющихся у американцев сведениях о желании японских промышленных кругов сохранить свои позиции и спасти Японию от поражения.

Один из наиболее активных сторонников скорейшего прекращения войны, бывший премьер-министр Японии Коноэ, больше всего опасался свержения обанкротившегося режима в Японии, «Чего мы должны бояться, – говорил он императору Хирохито в феврале 1945 года, – это не столько поражения, сколько коммунистической революции, которая может иметь место в случае поражения». Он указывал на резкое ухудшение условий жизни японского населения и растущие «симпатии к коммунизму» среди части молодежи. «Мы будем играть на руку коммунистам, – устрашал Коноэ императора, – если мы изберем продолжение войны в условиях, когда нет шансов на победу»[804].

Несмотря на наличие в Токио различных подходов к поиску выхода Японии из войны, в японской правящей верхушке существовало единство по поводу того, что любые условия прекращения войны должны обеспечить сохранение социального, экономического и политического строя в стране.

Такое стремление правителей Токио находило полное понимание Вашингтона, где к концу войны вопросами мирного урегулирования с Японией стали заниматься особенно активно. Если и в отношении Японии признавалась действенность формулы «безоговорочная капитуляция» как непременного условия прекращения военных действий с ней, то, в отличие от Германии, американцы здесь не предусматривали ни выплату японцами репараций, ни совместную с другими союзниками оккупацию Японии, ни ликвидацию императорской власти, ни глубоких демократических реформ. Имелась в виду некая «либерализация» политической жизни, иными словами, всесторонняя поддержка тех кругов в Японии, которые были известны своими проамериканскими взглядами. Созданный в Вашингтоне межведомственный комитет из представителей государственного департамента, военного и военно-морского министерств, хотя в принципе и допускал участие в оккупации Японии других союзных государств – Англии, Китая и Советского Союза (в случае его вступления в войну на Дальнем Востоке), исходил прежде всего из приоритетной роли США в этом деле. «Основная доля ответственности в военном правительстве, – говорилось в политической директиве, подготовленной упомянутым комитетом летом 1945 года, – и преобладание сил, которые будут использованы при оккупации, должны быть американскими, и назначенный командующий всеми оккупационными силами…, и основные его подчиненные должны быть американскими»[805]. Трумэн утвердил эту директиву.