Позови меня трижды… - Ирина Дедюхова

Катя во сне два раза принималась пинаться ногами, сбрасывая с них одеяло. Когда она чуть не свернула ему пяткой скулу, он осторожно перевернулся и лег рядом, как все нормальные люди, закутав ее одеялом. Райка с Татьяной устроились на диване, к ним он выходить не хотел. Они точно не спят, Райка с вечера допила всю водку и могла брякнуть такого, чего ему уже не вынести. Не хотел он сейчас бить Райку, короче.

Волосы у Катьки пахли точно также как в детстве. Интересно, а они у нее подросли бы после репейного масла, если бы ее мамка их тогда почти наголо не остригла? Терех просунул под Катькину голову руку, сонная Катька вдруг заворочалась, повернулась к нему лицом, уткнувшись в грудь, обхватила за шею и всхлипнула. Она спала. А у Тереха в ушах гулко стучало сердце. Перед глазами расплывался огонек ночника и багрово-коричневые узоры маленького настенного коврика, который он помнил столько, сколько помнил Катьку…

Утром Танька всех позвала завтракать. Райка сидела на телефоне, уговаривая своего Бобика не плакать, а ехать сразу к отцу. Она, мол, сегодня на стрелку не пойдет, раз все вчера удачно получилось, поэтому тоже сразу рванет от Катьки к родителям. Танька резко надавила на рычаг телефона и зло ее оборвала: "Ты вообще дура или как, подруга дорогая? Кто такие вещи по телефону сообщает? Идиотка!"

За завтраком Татьяна сказала, что ни на какие стрелки нынче вообще никому ездить не надо. Печать у Валерки, пускать подавится. А о паспортных данных и отписках надо не на стрелках договариваться, а хотя бы в бане, как это делают все приличные люди у них в городе. Пускай теперь Валерик за ними побегает, раз так подло с ними поступил. В этой связи она заявила, что Райке с Бобкой надо пересидеть у родителей, которые должны им обеспечить алиби, а всем прочим надо немедленно выметаться в деревню. Но внимания к себе привлекать не стоит, поэтому расходиться все будут по одному. После этого все, не сговариваясь, выразительно посмотрели на Райку. Та, отложив яичницу, обиженно сказала, что ей вечно даже пожрать не дают, но Татьяна нетерпеливо постучала ложкой по столу. Рая быстро собралась и, сумрачно попрощавшись с компанией, вышла, тихонько, без скрипа притворив за собой дверь.

— Теперь я уйду, так разумнее всего будет, — сказала Татьяна. — Но вы, голубчики, смотрите! Тоже не засиживайтесь! Ты, Саш, где машину бросил?

— Так у дома… В гараж поставить не успел… С вечера ноги не несли, а утром — вы притащились, — растерянно ответил Терех.

— Вот и забери ее тихонько. А то никто ведь не поверит, что ты в деревню на автобусе уехал, когда у тебя машина под домом стояла, — встревожено сказала Таня. — В Пыжовке Катьку подождешь, чтобы ей три километра по грязи не тащиться. Пересидим у отца недельку, а через неделю никто ничего и не вспомнит. Еще кого-нибудь шлепнут. У нас это запросто! Ладно, я тоже пошла. И смотрите у меня, пацанва! — зло погрозила им напоследок Татьяна.

Закрыв за Татьяной дверь, Терех повернулся и столкнулся нос к носу с подкравшейся Катькой. Страх полностью изменил ее осунувшееся личико, на него глядела прежняя Катька, которую он больше не хотел отдавать никому. Он обнял ее, потом взял это лицо в руки, по нему тут же горошинами закапали слезы, сердце его опять куда-то покатилось, и подхватив на руки бесчувственную Катю, он понес ее к кровати, еще хранившей их тепло.

— Катенька, я не могу сейчас, не могу, но все будет, только не реви — шептал он ей, целуя волосы, нос, щеки. — Ты сейчас уедешь, правда, ведь? Уедешь? Я приеду потом…завтра. Обещаю!

И с силой прижимая ее к себе так, что у Катьки перехватило дыхание, он прошептал ей то, что, оказывается, давно растеряв все надежды, она ждала всю жизнь: "Я больше никому тебя не отдам!.."

Терех ушел, а Катя безутешно плакала на своей кровати, видевшей много ее слез. Но разве те слезы сравнить с нынешними? О чем только не плакала она на этой кровати… О чем?.. Никогда она еще не плакала над своими исполнившимися желаниями. Да, все ее желания исполнились именно так, как она их загадала, только вот сердце ее почему-то отказывалось принять такой расклад…

СЕМЕРКА ПИК

Семерка пик — это обман, неожиданность, касатка. И раз выпал острием вверх, так будут тебе и слезы, и ссора, а еще потеря друга… А глянь-ка, линия идет по валету треф! С валетом треф — несчастье от врагов. Да переживете! Тут видишь, дама бубен почему-то рожки кажет. С нею неприятности в доме, горе в родне. Но король пик уже приобретает иное значение. Здесь он показывает богатого человека со связями. От него приходит по этому раскладу через десятку пик неожиданное известие о перемене обстоятельств. Поняла, значит? Как только через треф тебя пики и буби долбить начнут, ты сразу к главному копейщику беги, запомнила?

Наина сказа, что стрелка назначена, "где обычно". Обычно у них в городе столбили стрелку на поляне в перелеске на восьмом километре от города. Это для всех было удобно. Победители успевали смотать удочки по кольцевой трассе, а к поверженным в прах еще до критической потери крови с воем сирен доезжали городские машины скорой помощи. Ну, конечно, в том случае, если у сторон не было более серьезных резонов для встречи.

Катя знала, что и Терех частенько выезжал на эту полянку. Обычно он возил туда зарвавшихся дальнобойщиков выколачивать наличку, которую у них, по их утверждениям, воровали из кабин на бензоколонках. В дальнобойщики брали только семейных и, желательно, детных мужиков. Но все равно проблемы возникали постоянно. Иногда эти засранцы задерживались в пути, делая на бензине фирмы левые ходки аж в соседние области. Пропажа двух-трех коробок с товаром считалась обычным делом. Когда пропадало больше, на полянку ехали однозначно. Поэтому поляна перед хилым сосняком была плотно утрамбована.

Она почувствовала это, садясь в рейсовый автобус нефтянников. До полянки доехать можно было только этим автобусом. Машину ей брать не хотелось. Кожей она ощущала чей-то внимательный взгляд, будто кто-то шел по ее следу, пытаясь увидеть ее незрячими, пустыми глазницами.

Взявшись за поручень у грязной двери автобуса, Катя поняла, что уже видела это не однажды, что она хорошо знает, что будет дальше. Ей вдруг захотелось убежать, скрыться, но в спину ее с хохотом пихали веселые мужики в промасленных робах, и она вошла в салон.

Ее она заметила сразу. Она сидела на первом сидении, не оборачиваясь, неотрывно глядя в ветровое стекло, и место рядом с нею не занимал никто.

Катя остановилась в середине салона, ее настойчиво толкали, но проходить дальше она не могла. Рядом тряслись громогласные небритые мужики, и Катю всю трясло от дорожных ухабов и холода. Она смотрела прямо перед собой, на свое отражение в темном стекле и думала, что стрелки, никакой, скоре всего, и не будет, раз смешной мальчик Вова Карташов, который хотел только одного — что-то значить в своей и ее жизни, уже мертв. Еще вчера, когда она собиралась на войну с Вовой, он казался ей таким большим и страшным. И, конечно, не стоило вспоминать его внезапно помолодевшее, удивленное лицо, будто он вдруг что-то вспомнил и изо всех сил пытается ей это сказать. Не стоит вспоминать и многое другое, которое было, да вот ушло, и как же быть с тем, что оно все-таки было…