Седой Кавказ - Канта Ибрагимов

– Успокойся, успокойся, – обнял он ее.

– Если бы тебя не было рядом, я бы под машину бросилась… так мне стыдно, так ты опозорил меня, – плакалась она в его плечо. – Дай мне платок. Мне бы глоток воды – лекарство запить. Мне так плохо. Пошли вон в то заведение, посидим чуть-чуть. Я хоть приду в себя.

«То заведение» оказалось шикарным рестораном «Метрополь» с входом не для всех. По подсказке Марины, Арзо сунул человеку «на дверях» четвертную купюру, и они очутились в мерцающем по-лумраке музыкального шума. Здесь тоже танцевали обнаженные де-вицы, однако в отличие от плоскотелых балерин здесь откровенно демонстрировались пышные достоинства, стриптизерши кривляясь обходили столы. Из-за бешеных цен Арзо заказал только водку, а Марина – кофе, десерт, воду без газа и какой-то коктейль.

Выпив Арзо разгорелся, его взгляд похотливо блуждал по стриптизершам. Букаева этого не вынесла и попросила счет. В сумме значились деньги за вход, еще какие-то непонятные для хмельного Арзо статьи, и в итоге он не смог рассчитаться – не хватало денег. С важностью царицы Букаева отсчитала новенькие бумажки, выслан-ные ей из дому, по-купечески, с лихвой, бросила их на стол и твердой походкой, в такт музыкального ритма, с большой амплитудой виляя пышными бедрами, тронулась к выходу. Полностью укрощенный Ар-зо плелся сзади, теперь восхищаясь ее габаритами.

На улице Букаева сама договорилась с таксистом «за два счет-чика» и надменно бросила Самбиеву:

– Ты хоть проводишь меня?

В машине сидели рядом, молчали. От быстрой езды пьяному Арзо было не по себе, он мечтал побыстрее дойти до дежурной по этажу в гостинице, которая неоднократно накануне предлагала ему лечебный массаж юных жриц. Он знал, что Букаева живет под кон-тролем какой-то старушки – хозяйки квартиры, и теперь на ходу счи-тал минуты, когда вручит свою землячку в опекунские руки.

Когда доехали, Самбиев попросил Марину не рассчитываться, ибо он должен был ехать в гостиницу. Однако Букаева заплатила, от-пустила такси и попросила проводить ее. Она в безмолвии решитель-но отворила дверь квартиры, обернулась и, по-прежнему ничего не говоря, едва уловимым жестом поманила его. С самого балета сдер-живавший порыв яростного вожделения, Самбиев Арзо кинулся к ней, в эту минуту он готов был надеть на шею любое ярмо, лишь бы избавиться от переизбытка энергии.

– Моя старушка в больнице, я одна, – с жаром произнесла Ма-рина над его ухом.

Арзо от радости попытался взять ее на руки, но то ли она была тяжела, то ли он пьян, то ли места мало – покачнувшись, он потерял равновесие, сильно ударился, роняя ее. Марина в темноте ехидно за-смеялась.

Соблазнительный аромат кофе, спокойная, негромкая мелодия, тонкий запах женской косметики и накрахмаленного белья на про-сторной кровати ощутил Арзо лениво пробуждаясь. Еще не раскры-вая глаз, он в блаженной истоме сладко потянулся, повернулся на бок и только тогда понял, что совершенно гол. Раскрыл глаза, от удивле-ния часто заморгал. Со вкусом меблированная спальная комната, сквозь задернутые гардины просачивается солнечный свет, и кругом в беспорядке валяются его вещи. Он хотел встать, но шуршание оде-жды и мягкие шаги заставили его поплотнее натянуть легкое одеяло. В дверях показалась Марина. Неухоженная, помятая, с растрепанны-ми волосами, но очень счастливая.

На ней был расшитый узорами прозрачный халат, который был узковат в ее сильных плечах и оттого широко расходился на груди, почти что полностью ее оголяя.

– Арзо! Милый! – с хрипотцой звучит контральто Букаевой, она садится рядом с ним, гладит его руки. – Как ты красив, как ты пре-красен! – склоняется, ее короткие, жесткие волосы неприятно щеко-чут его щеки, толстые губы слюнявят все лицо, несвежий, ночной за-пах рта претит дыхание. – Какой ты ласковый, сильный! – шепот меж поцелуев: – мой… Я так этого боялась, а все оказалось просто.

Последние слова кольнули сознание Арзо, он зажмурил глаза от страха и все, как наяву, восстановил…

Накануне, зайдя в квартиру, они попали в зал, где Арзо принял-ся раздевать Марину. Она предложила перейти в другую комнату – для удобства, и как бы нечаянно посетовала, что он-то еще одет… Он хорошо помнит, как хотел ограничиться прежним «пионерством», но Букаева скорректировала траекторию проникновения в западню…

– Я эту простынь сохраню на всю жизнь, – грубым, низким го-лосом шептала она, продолжая слюнявить его лицо, шею.

С некоторым запозданием Арзо понял все. Оттолкнув Букаеву, он вскочил: так оно и есть – кровавое клеймо на простыне, на его судьбе.

– Сука! – крикнул он, с силой грубо схватил ее, кинул в кровать и начал подминать, сжимать, пытаясь сделать ей больно, желая изму-чить.

А она, вообразив, что это новый акт любви, стала торопливо избавляться от халата, и чем жестче действовал он, тем сладостнее стонала она, неосознанно превращая процесс насилия в процесс сои-тия.

– Вот так! Вот так! – взбадривала она его гнев. – Давай! Давай! Ведь я мазохистка.

Что такое мазохизм Самбиев не знал, только окончательно убе-дился, что Букаева – змея подколодная, а он – конченый дурак и про-сто идиот. Иссякнув физически, а главное морально, он ткнулся в по-душку, и теперь ему стали противны вонь белья из химчистки и запах духов – едкий, отвращающий. В висках колотила барабанная дробь, затылок ныл от тяжести, боли, и он реально ощутил бремя охомутав-шего его ярма.

… После ванной пили кофе. Марина села рядом, их колени со-прикасались. Самбиев пытался от нее отстраниться, но она принима-ла это за игру.

– Ну, что ты такой грустный? – печалилась она, по-детски хоте-ла капризничать, это у нее не получалось и, видя насупленность Ар-зо, она гладила его курчавые, взбалмошные волосы.

– У тебя знакомые врачи есть? – впервые за утро заговорил Ар-зо.

– Конечно есть! А что тебя беспокоит?

Долгая пауза. Самбиев неоднократно глотает кофе, глядя в упор строго спрашивает:

– Может, зашьем?

– Скотина! Сволочь! Мерзавец! – громыхает падающий стул, в Самбиева летит кружка, все звенит. Он без носков, с туфлями в руках выскакивает в подъезд, бежит вниз по лестнице, в ушах свист ветра, перехлестный чеченско-русский мат вдогонку…

У входа в гостиницу встретился с Сергеем.

– Самбиев, ты где пропадаешь? Борис Маркович тебя обыскал-ся!

Вскоре в номер явился сам Баскин: бледный, нервный, задер-ганный. В другое время Арзо что-нибудь заподозрил бы, но не сей-час. Ныне он мечтал бежать из Москвы, бежать от Букаевой, бежать от самого себя. И ему надо было хоть немного денег, хотя бы на би-лет до Грозного.

А Баскин все ходил по маленькому номеру, мучил нервные пальцы ужимками, нес всякую ерунду о ранней весне и тяжелой ра-боте. Потом без перехода раскрыл дипломат, кинул на стол десять красненьких пачек.

– Десять тысяч… Твои, – процедил он, и чуть погодя добавил. – Вот только для формальности распишись здесь. Это ведомость… И еще здесь, – он подсунул чистый лист. – Это на всякий случай.

До этого мечтавший попросить в долг сто рублей на дорогу, Самбиев не задумываясь все подписал, даже предложил – «может, еще где?»

После этого будто бы скинули груз с плеч – оба заулыбались. Баскин рассказал пару новых столичных анекдотов. Самбиев облег-ченно вздохнул.

– Можно я поеду домой? – взмолился он.

– Конечно, конечно, – не возражал Баскин. – Сергей отвезет те-бя в аэропорт, – и уже прощаясь. – Ты Самбиев – просто молодец! Импонируешь ты мне здорово! Только впредь будь осторожен с мос-ковскими шлюхами – до греха довести могут. Это мой дружеский со-вет, как молодому! Ну, давай! Прохору привет! Я вам позвоню. И смотри – никому ни слова об этих деньгах, даже Цыбулько.

На Кавказе весна буйная, стремительная, красочная. Зацвели грозненские парки, зазеленели широкие улицы, птичьим хором на-полнились скверы. Дни стали длинные, теплые, солнечные. В воздухе витал насыщенный аромат цветения, молодого возрождения. Заворо-женные весной горожане по вечерам гуляли по проспекту Революции от старого фонтана на набережной Сунжи до новых музыкальных фонтанов у драматического театра и шли обратно под сводами могу-чих кленов по параллельному проспекту Победы.

Жизнь благоухала!

По возвращении из Москвы Арзо до ужаса боялся встретиться с кем-либо из Букаевых, особенно страшился матери Марины – Мархи. Поэтому, избегая случайного столкновения, как можно раньше ухо-дил от Россошанских и как можно позже возвращался.

Так прошло два-три дня, и не видя никаких признаков для бес-покойства, поддавшись всеобщему весеннему ликованию, он зажил размеренной жизнью молодого обеспеченного мужчины.

Крупная сумма хранилась у матери в Ники-Хита. Арзо сидя в безделье целыми днями на работе, думал сберечь этот аванс до полу-чения основного гонорара и, когда вся сумма будет на руках, присту-пить к проекту переустройства всего уклада своей жизни.