Истории, рассказанные у камина (сборник) - Артур Дойл

Вот что терзало его больше всего. Лучший в Лондоне врач сказал ему, что сердце его жены не выдержит даже малейшего потрясения. Мистер Стэннифорд страшно боялся приблизить ее кончину, и в то же время его собственная жизнь стала для него невыносимой. Как он мог покончить с собой и не ранить ее?

Вы уже знаете, какой путь он избрал. Он написал ей письмо, и в нем не было ни слова лжи. Когда он говорил, что они скоро встретятся, он имел в виду ее собственную близкую смерть. Врачи заставили его поверить, что ей не прожить больше нескольких месяцев, и он был настолько в этом уверен, что оставил всего два письма, которые мне надлежало послать ей после его смерти. Она прожила пять лет, и мне просто больше нечего было ей посылать.

Он оставил еще лишь одно письмо, которое я должен был прислать вам, сэр, в случае смерти вашей матери. Все его письма я посылал из Парижа, чтобы ни у кого не возникало сомнения, что он находится за границей. Я хранил молчание, потому что таково было его желание. Я был преданным слугой. Ваш отец был уверен, что спустя семь лет тем его друзьям и близким, которые еще о нем не забудут, будет не так больно узнать о его смерти. Он всегда больше думал о других, чем о себе.

Персеваль замолчал, и воцарилась долгая тишина. Первым заговорил юный Стэннифорд.

– Я не могу винить вас, Персеваль. Вы оградили мою мать от потрясения, которое наверняка разбило бы ей сердце. Что это у вас за бумага?

– Это написано вашим батюшкой. Прочитать?

– Да, пожалуйста.

– «Я принял яд и уже чувствую в венах его действие. Ощущения странные, но не болезненные. Когда эти строки будут прочитаны, я, если все мои пожелания исполнят в точности, буду мертвым уже много лет. Наверняка к этому времени у всех, кто из-за меня потерял деньги, уже не останется ко мне враждебных чувств. А ты, Феликс, простишь меня за то, что я опозорил наше имя. Да упокоит Господь мою истерзанную душу!»

– Аминь! – в один голос воскликнули мы все вместе.

Бразильская кошка

Никто не позавидует молодому человеку с изысканными вкусами, большими надеждами и связями в аристократической среде, у которого в карманах пусто и который даже не обучен какой-либо профессии, чтобы хоть что-то зарабатывать. Все дело в том, что мой отец, добряк и жизнерадостный оптимист, настолько уверовал в богатство и щедрость своего старшего брата холостяка, лорда Саутертона, что считал само собой разумеющимся, что мне, его единственному сыну, никогда не придется самому зарабатывать на жизнь. Он вообразил себе, что, если даже по какой-то причине дядя мой не возьмет меня к себе в свое огромное поместье Саутертон, для меня всегда сыщется какое-нибудь уютное местечко на дипломатической службе, которая у нас в стране все еще остается привилегией, доступной исключительно высшему сословию. Умер он слишком рано, чтобы понять, насколько ложными оказались его прогнозы. Ни дядя, ни правительство не обратили ни малейшего внимания ни на меня, ни на мою карьеру. Лишь связка фазанов или корзина зайцев, которые мне изредка присылали, напоминали мне о том, что я являюсь наследником Отвелл-хауса, одного из богатейших поместий страны. Пока же я вел холостяцкую жизнь прожигателя жизни, снимал квартиру в пансионе «Гроувнор», и других занятий, кроме как охоты на голубей и игры в поло в «Херлингеме», не имел. Я видел, что брокеры с каждым месяцем все неохотнее возобновляют мои векселя и выдают кредиты под залог еще не полученного наследства. Очень скоро меня ждал полный крах, и с каждым новым днем он становился ближе, отчетливее и неизбежнее.

Сильнее всего я ощущал свою бедность из-за того, что, помимо огромного богатства лорда Саутертона, все остальные мои родственники тоже были людьми весьма состоятельными. Ближайший из них – Эверард Кинг, племянник моего отца и мой двоюродный брат, прожив полную приключений жизнь в Бразилии, вернулся в Англию с недурным капиталом. Мы не знали, как он заработал свои деньги, но их у него было, похоже, в достатке, о чем говорит хотя бы то, что он мог позволить себе купить поместье Грейлендс невдалеке от города Клиптон-он-зе-Марш в Суффолке. В первый год жизни в Англии он вспоминал обо мне не чаще моего дядюшки-скупердяя, но одним летним утром, к своей несказанной радости и облегчению, я получил послание с просьбой в тот же день нанести короткий визит в Грейлендс. В то время я ожидал приглашения на гораздо более продолжительный визит в суд по делам банкротства, поэтому воспринял это послание как шанс, посланный мне самим провидением. Если бы мне только удалось сойтись с этим родственником, которого я ни разу в жизни не видел, может быть, я бы смог как-то выкарабкаться. В конце концов, вряд ли он захочет предать широкой известности тот факт, что кто-то из его родственников оказался в долговой тюрьме. Я приказал своему лакею собрать чемодан и в тот же вечер выехал в Клиптон-он-зе-Марш.

После пересадки в Ипсвиче{367} маленький местный поезд довез меня до небольшого, пустынного полустанка, затерянного посреди огромных зеленых полей с неторопливой извилистой речкой, высокие илистые берега которой указывали на близость моря. Меня никто не встречал (позже я узнал, что телеграмма была доставлена мне с опозданием), поэтому я на местном постоялом дворе нанял шарабан{368}. Кучер, веселый парень, всю дорогу расхваливал моего родственника, и от него я узнал, что мистер Эверард Кинг уже заслужил почет и уважение в этих краях. Он развлекал детишек в школах, позволял заходить на свои земли посторонним, являлся участником всех благотворительных обществ… Короче говоря, доброта и щедрость его были столь необъятны, что мой возница мог объяснить это только тем, что мой родственник надеется получить место в парламенте.

От источаемых кучером дифирамбов{369} мое внимание отвлекло появление удивительно красивой птицы, которая умостилась на телеграфном столбе у дороги. Сначала я подумал, что это сойка, но она была крупнее и ярче. Спутник мой тут же с готовностью пояснил, что птица эта принадлежит тому самому человеку, к которому мы направляемся. Выяснилось, что акклиматизация экзотических животных – одно из его любимых увлечений. Он привез с собой из Бразилии множество птиц и животных, которых собирался расселить в Англии. Проехав через ворота Грейлендса, за которыми начинался парк, мы получили возможность убедиться в этом наглядно. Какой-то маленький пятнистый олень, смешного вида дикая свинья, кажется, она называется пекари, иволга с роскошным оперением, нечто вроде броненосца и поразительное неуклюжее косолапое существо, больше всего смахивающее на разжиревшего барсука, – вот лишь некоторые из тех животных, которые мне попались на глаза, пока мы по извилистой дорожке подъезжали к дому.