Истории, рассказанные у камина (сборник) - Артур Дойл

– Но вы являетесь наследником нашего родственника, лорда Саутертона, не так ли? – спросил он, когда я закончил.

– Вообще-то да, но я не сомневаюсь, что он не возьмет меня на содержание.

– Да, да, я слышал о его прижимистости. Бедный мой Маршалл, вы попали в очень трудное положение. Кстати, а вы не слышали о состоянии здоровья лорда Саутертона в последнее время?

– Сколько себя помню, он всегда был в критическом состоянии.

– Вот именно! Старая развалина, а сколько еще простоит, одному Богу известно. Так вы свое наследство можете еще очень нескоро получить! Мда, ну и положение…

– Сэр, я надеялся, что вы, узнав о моих затруднениях, не откажетесь…

– Ни слова больше, мой мальчик! – голосом, полным понимания и сочувствия, воскликнул он. – Поговорим об этом вечером и даю вам слово: все, что в моих силах, будет сделано.

Я не жалел, что мое пребывание в Грейлендс подходило к концу, поскольку, надо сказать, довольно неприятно постоянно чувствовать рядом с собой присутствие человека, который ждет не дождется, когда ты наконец уедешь. Желтоватое лицо и пугающие черные глаза миссис Кинг с каждым днем становились все более и более ненавистны мне. Прямых оскорблений она себе больше не позволяла – наверное, боялась мужа, – но безумная ревность ее приняла иную форму: она просто перестала замечать меня, никогда не разговаривала со мной и делала все, чтобы сделать мою жизнь в этом доме как можно менее приятной. В последний день она вела себя уже до того вызывающе, что я непременно уехал бы ближайшим поездом, если бы не намеченный на вечер разговор с хозяином, который, как я надеялся, спасет меня от долговой тюрьмы.

Разговор состоялся очень поздно, поскольку родственник мой, который в тот день получил даже больше телеграмм, чем обычно, после ужина удалился в свой кабинет и вышел оттуда, только когда слуги уже легли спать. Мне было слышно, как он прошелся по дому, закрывая двери (он всегда на ночь запирал их на ключ), после этого присоединился ко мне в бильярдной. Его плотная фигура была укутана в халат, а на ногах у него красовались красные турецкие тапочки без каблуков. Усевшись в кресло, он смешал себе виски с водой (я не мог не заметить, что виски он налил значительно больше, чем воды).

– Надо же! – произнес он. – Ну и ночка!

И действительно. На улице завывал ветер, и стекла в решетчатых окнах гремели так, будто вот-вот готовы были разлететься вдребезги. Из-за разыгравшейся непогоды желтый свет ламп в уютной бильярдной казался ярче, а аромат сигар насыщенней.

– Итак, мой мальчик, – сказал мой хозяин, – дом и вся предстоящая ночь в нашем распоряжении. Рассказывайте, как живете, и я подумаю, чем смогу вам помочь. Я хочу знать все в подробностях.

Воодушевленный приглашением к откровенности, я пустился в долгий и обстоятельный рассказ, в котором по очереди были упомянуты все мои кредиторы, от хозяина пансиона до лакея. В кармане у меня лежали сделанные заранее записи и калькуляции, так что я не был голословен и, надеюсь, очень обстоятельно и по-деловому описал свое плачевное финансовое состояние. Однако я с некоторой тревогой заметил, что собеседник мой слушает меня вполуха, и, кажется, думает о чем-то своем. Время от времени он все же вставлял слово, но замечания его были столь поверхностны и настолько не к месту, что я в конце концов уже перестал сомневаться, что он совершенно не следит за моим повествованием. Иногда он словно приходил в себя, пытался вникнуть в суть, просил повторить или рассказать поподробнее, но вскоре снова уходил в себя. Наконец он встал и бросил окурок сигары в камин.

– Вот что я вам скажу, мальчик мой, – произнес он. – Я никогда в цифрах особенно не разбирался, так что тут уж вы меня простите. Вам придется все это написать на бумаге и указать общую сумму. Я все пойму, когда увижу это глазами.

Это звучало обнадеживающе. Я пообещал, что сделаю это.

– Ну а теперь пора по кроватям. Господи, уже час ночи!

Сквозь шум ветра послышался мелодичный звон часов в холле. Буря гудела так, будто за окном протекала огромная быстроходная река.

– Схожу-ка я посмотрю, как там моя киска. Как же волнует такой сильный ветер! Не хотите со мной?

– Конечно! – с готовностью согласился я.

– Тогда ступайте как можно тише и не разговаривайте. Все уже спят.

Тихонько пройдя по освещенному лампами холлу с персидским ковром, мы вошли в проход, ведущий в самый дальний конец здания. В каменном коридоре было совершенно темно, но на стене висел фонарь, мой хозяин снял его и зажег. Решетки рядом с дверью видно не было, значит, зверь в клетке.

– Входите! – негромко сказал мой родственник и открыл дверь.

Глухое ворчание, послышавшееся, как только мы переступили порог комнаты, свидетельствовало о том, что буря растревожила животное. В дрожащем свете фонаря мы увидели его: прижавшаяся к полу в углу своего логова огромная черная масса, от которой на выбеленную стену падала бесформенная черная тень. Кончик хвоста кошки беспокойно дергался из стороны в сторону на покрытом соломой полу.

– Бедный Томми не в духе, – сказал Эверард Кинг, поднимая повыше фонарь, чтобы лучше рассмотреть зверя. – Настоящий черный дьявол, вы не находите? Нужно его накормить, настроение у него сразу поднимется. Вы не подержите фонарь?

Я принял у него фонарь, и он отошел к двери.

– Запасы для него мы храним здесь, прямо за дверью, – сказал он. – Вы не против, если я на секунду выйду?

Он сделал шаг вперед, и дверь с резким металлическим щелчком захлопнулась у него за спиной.

От этого короткого громкого звука сердце застыло у меня в груди, и по коже пробежали мурашки. От смутной догадки о каком-то жутком вероломстве меня обдало морозом. Я бросился к двери, но с внутренней стороны ручки на ней не оказалось.

– Эй! – крикнул я. – Выпустите меня.

– Да тише вы! Не кричите, – донеслось из коридора. – Свет же у вас есть.

– Да, но я не хочу здесь оставаться сам и взаперти.

– В самом деле? – я услышал довольный смешок. – Долго вам одному оставаться не придется.

– Выпустите меня, сэр! – повторил я, начиная злиться. – Я не позволю! Что за дикие шутки!

– Вот-вот, «дикие» – подходящее слово, – сказал он, снова мерзко хохотнув. И вдруг сквозь рев бури я услышал скрип пришедшей в движение ручки ворота и дребезжание тронувшейся с места решетки, которая начала въезжать в стену. Боже правый, он выпускал бразильскую кошку!

В свете фонаря я увидел, как медленно поползли в сторону железные прутья. С дальней стороны уже открылся проход в фут шириной. Вскрикнув, я схватился за последние прутья решетки и стал как сумасшедший тянуть их на себя. От злости и страха я действительно потерял рассудок. Около минуты мне удавалось удерживать решетку на месте. Я знал, что за дверью в это время он изо всех сил налегает на ручку и что сила блока в конце концов переборет мою. Дюйм за дюймом решетка отползала, ноги мои скользили по полу, и все это время я умолял это чудовище пощадить меня, не дать умереть такой ужасной смертью. Я заклинал его нашим родством. Я напоминал ему, что я – его гость. Я умолял сказать, что плохого я ему сделал. Но в ответ он только еще сильнее дергал ручку, и с каждым его рывком, несмотря на все мои усилия, решетка уходила в стену все глубже и глубже. Меня протащило вдоль всей передней стороны клетки. Наконец, когда боль в запястьях стала невыносимой, а все пальцы были изодраны в кровь, я прекратил безнадежную борьбу. Последний сегмент решетки с лязгом ушел в щель на стене, и в следующую секунду я услышал шуршание турецких тапочек по каменным плитам, в противоположном конце коридора хлопнула дверь, и наступила тишина.