Девятый император - Андрей Львович Астахов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Но как с ним бороться? – спросил Субэдей, дождавшись, когда смолкнут испуганные вздохи ханских жен.
- Борьба с порождениями темных сил всегда затруднительна. Победить их может только герой, который добровольно взялся за опасное дело по борьбе с чудовищами. И такому герою необходимо волшебное оружие. Так говорят книги.
В шатре Покорителя вселенной стало тихо. Ханы опустили глаза и сомкнули вместе кончики пальчики в знак внимания. На деле это означало, что никто не хочет высказаться и предложить свои услуги по уничтожению зверя. Субэдей улыбался. Бату-хан был непроницаем. Наконец, хозяин шатра нарушил молчание.
- Благодарим тебя, мудрый Чжоу-ли. И разрешаем удалиться!
- Повелитель, - сказал Тенгиз-нойон, как только китаец со слугой покинули шатер, - позволь мне пойти и убить зверя. Дай мне воинов, чтобы я мог покончить с урусским чудовищем, погубившим моих огланов.
- Удалец! Какой удалец! – оживились ханы.
- Лучше расскажи нам, что произошло потом, - велел Бату-хан, оскалившись в свирепой улыбке.
- О великий, как описать отвагу и силу твоих несравненных воинов! Тургауды дрались как львы. Несколько раз им почти удавалось поразить мерзкое чудовище своими стрелами и копьями, но злые урусские онгоны застилали нам глаза, и наши стрелы летели мимо цели. Вечное синее небо свидетель моим словам – воины моего отряда дрались храбро. Ни один из них не бежал с поля боя…
Бегство было повальным и постыдным. Монгольские всадники с дикими воплями, в одиночку и целыми толпами, удирали по тракту, не думая ни о чем, кроме спасения. А Зарята все продолжал свои атаки.
Сам Тенгиз-нойон безумными глазами смотрел на то, как улепетывают его непобедимые тургауды, как отборная монгольская конница, закованная в железные латы, тонет в болоте, в которое в одночасье превратилась вся равнина. Струи пламени, извергаемые драконом, растопили снег и лед, покрывавший равнину. Там, где раньше были только полыньи, теперь была сплошная хлябь. Копыта лошадей увязали в раскисшей черной грязи и в ледяной каше, и напрасно всадники хлестали плетьми несчастных животных – монголы напоминали мух, прилипших к клейкой бумаге. Огонь и вода делали свое дело; войско Тенгиз - нойона таяло на глазах.
- Ойе, спасайтесь! – вопили монголы. – Пришел наш последний час! Все мы умрем! Бежим!
Около сотни тургаудов, окруживших железным кольцом Тенгиз - нойона, еще сохраняли воинский строй, когда на них обрушился катившийся по дороге вал беглецов. Ничего страшнее Тенгиз-нойон даже вообразить себе не мог. На него и его тургаудов неслись нестройные толпы живых мертвецов – полусожженых, со сползающей обугленной кожей и выжженными глазами, умирающих, вопящих так, что в глубинах ада не услышишь такого вопля. Сердце Тенгиз - нойона едва не остановилось от ужаса. Кони под этими призраками были им под стать – на многих дымилась тлеющая упряжь, на других сгорела шерсть. Чтобы хоть как-то облегчить страдания от ожогов, страдальцы прыгали с лошадей прямо в трясину, где мгновенно тонули. Другие просто направляли своих коней в жидкое ледяное месиво – их судьба была такой же. Чтобы удержать строй и не погибнуть под копытами коней, тургауды принялись безжалостно рубить бегущих. Однако удержать поток обезумевших от боли и ужаса людей и коней им не удалось. Тургауды были смяты и растоптаны, и последняя надежда Тенгиз - нойона сохранить хотя бы малую часть войска рухнула.
Он еще попытался, размахивая бунчуком, собрать вокруг себя хотя бы несколько десятков человек из тех, кто пока еще не потерял голову, и пробиться их кошмарного людского месива, в котором он оказался. Потом на него упала огромная крылатая тень. Последнее, что увидел Тенгиз-нойон перед тем, как его опалил адский огонь – планирующего прямо нанего дракона, его немигающие зеленые глаза и страшную пасть, полную острых белоснежных зубов. Мир превратился в облако огня, и Тенгиз-нойон услышал душераздирающий вопль – свой собственный крик. Пламя охватило его одежду, и монгольский военачальник больше ничего не видел и не слышал.
Он очнулся от страшной боли в юрте шамана Баина. Ученики шамана мазали его ожоги целебным маслом, но от этой процедуры нестерпимая боль становилась еще мучительнее, и Тенгиз-нойон кричал в голос. Старый Баин смотрел на него, пил кумыс и приговаривал:
- Поблагодари онгонов, что они надоумили тебя надеть амулет, подарок старой Ринчин. Только благодаря амулету ты сохранил свою жизнь и не погиб в огне и воде. Видишь, онгоны не зря предупреждали меня об опасности.
Всю дорогу до лагеря Бату - хана близ Твери Тенгиз - нойона везли в носилках – он не мог ехать на коне, потому что от боли поминутно терял сознание. Израненного полководца сопровождали тридцать семь оборванных, грязных, покрытых ожогами людей – тридцать семь из двух тысяч, с которыми Тенгиз-нойон отправился завоевывать Новгород. Остальные нашли свою смерть у села Чудов Бор недалеко от Игнач-креста.
Воспоминания о пережитом ужасе и жестокая боль от ожогов лишили Тенгиз - нойона последних сил, и когда-то непобедимый тысячник закачался и упал у ног Бату - хана. Немедленно несколько слуг подняли бесчувственного воина и вынесли его под жалостливые вздохи жен Бату - хана. Сам Покоритель вселенной сохранял непроницаемое лицо, хотя рассказ несчастного Тенгиз - нойона произвел на владыку монголов сильное впечатление.
- Пусть мои жены уйдут, - велел Бату-хан. – Время сказок окончилось. А военачальники пусть останутся.
Когда женщины ушли, слуги подали еще кумысу и хорзы, и монголы в молчании выпили по чаше. Все ждали, что скажет Бату-хан.
- Мы выслушали Тенгиз - нойона, - нарушил молчание Покоритель вселенной. – Что скажет доблестный Субэдей?
- Еще вчера, о повелитель, мои тургауды допросили каждого из вернувшихся с Тенгиз - нойоном воинов в отдельности - так, чтобы другие ничего не слышали. Все говорят одно и то же, даже незначительные мелочи
