Слишком большие, чтобы рухнуть. Инсайдерская история о том, как Уолл-стрит и Вашингтон боролись, чтобы спасти финансовую систему от кризиса и от самих себя - Эндрю Соркин

* * *

Ко второй половине среды акции Morgan Stanley упали на 42 %. Слухи роились. Например, говорили, что компания была торговым партнером AIG с более чем 200 млрд долларов «под огнем». Слух был неточным, но это не имело значения; хедж-фонды продолжали искать 50 млрд для погашений. Надеясь переманить хедж-фонды, бывшие клиентами Morgan Stanley, Deutsche Bank рассылал листовки «DB – надежный контрагент».[636]

У Джона Мака шло совещание с его мозговым центром, который предвидел мрачный конец дня. В 14:45 хедж-фонды начнут выводить деньги со своих основных брокерских счетов, запрашивая весь кредит и маржинальные балансы. В 15:00 будет закрыто окно Федрезерва, оставляя фирму без доступа к дополнительному капиталу до следующего утра. Затем, в 15:02, спрэд на кредитно-дефолтные свопы Morgan Stanley – стоимость страховки от дефолта фирмы – начнет быстро расти. Наконец, позвонят из JP Morgan, его клирингового банка, и попросят больше залога для защиты.

– То, что происходит, возмутительно, – почти кричал Мак, утверждая, что налет на акции Morgan Stanley был «аморальным, если не незаконным». Умом он понимал выгоды, которые обеспечивают короткие позиции на рынке, – в конце концов, многие были его собственными клиентами, – но на карте теперь стояло его собственное выживание.

Колм Келлехер, финансовый директор Morgan Stanley, был почти фаталистом – он верил, что шортистов нельзя остановить, и даже не винил их. Они были существами, живущими рынком, и делали все, чтобы выжить. «Они хладнокровные рептилии, – сказал он Маку. – Они едят то, что видят».

Мак только что закончил говорить по телефону с одним из своих ближайших товарищей Артуром Дж. Сэмбергом, основателем Pequot Capital Management, который звонил, чтобы снять немного денег.

– Если хотите снять деньги, снимайте, – разочарованно сказал ему Мак.

– Джон, я действительно не хочу это делать, но мои счета говорят мне, что у меня слишком большая экспозиция к Morgan Stanley, – ответил тот, ссылаясь на слухи о состоянии компании.

– Возьмите свои деньги, – сказал Мак, – и можете сказать своим, чтобы выводили кредитные балансы.

Мак был уверен, что негативные слухи намеренно распространялись его соперниками и без комментариев повторялись CNBC. Он был в такой ярости от «говенного освещения», что позвонил Джеффу Иммельту, гендиректору GE, которой принадлежала CNBC как часть NBC Universal.

– С этим мы ничего поделать не можем, – сказал Иммельт извиняющимся тоном.

Том Нидес, главное административное должностное лицо Мака, думал, что нужно идти в наступление. Нидес, бывший гендиректор Burson-Marsteller, гиганта пиара, был одним из ближайших советников Мака в течение нескольких лет. Его влияние было настолько велико, что он убедил убежденного республиканца поддержать Хиллари Клинтон. Теперь он призывал Мака обзванивать Вашингтон и внушать необходимость ввести запрет на продажи вкороткую. «Мы должны остановить этих придурков!» – сказал он Маку.

Гарри Линч, главный юрист Morgan Stanley и бывший глава органов правоприменения Комиссии по ценным бумагам и биржам, вызвался позвонить Ричарду Кетчаму, главе регулирования Нью-Йоркской фондовой биржи, и рассказать ему о подозрительной торговле. «Я сторонник свободного рынка и свободных улиц, но, когда по улице идут люди с битами, возможно, настанет пора комендантского часа», – сказал он.

Нидес организовал несколько телефонных разговоров для Мака, тот в свою очередь связался с Чаком Шумером и Хиллари Клинтон[637], умоляя их позвонить в SEC и поднажать от его имени. «Речь идет о рабочих местах, о реальных людях», – сказал он.

Но после разговора с Кристофером Коксом, главой Комиссии по ценным бумагам и биржам, настроение его ухудшилось. Маку казалось, что Кокс, фанатик свободного рынка, был намеренно неэффективным, будто это было делом государственных регулирующих органов. Он ничего не собирался предпринимать в отношение шортов – или чего-либо вообще, если уж на то пошло.

Полсону, который был следующим в списке, явно нравилась цель Мака запретить продажи вкороткую, но не было ясно, может ли он как-то помочь. «Я знаю, Джон, знаю, – он попытался успокоить Мака, – но это решать Коксу. Я посмотрю, что могу сделать».

Затем, отчаянно нуждаясь в союзнике, Мак связался с самым серьезным соперником, Ллойдом Бланкфейном из Goldman. «Эти ребята пытаются заняться моими акциями, они задирают мои CDS, – сказал Мак. – Ллойд, мы же в одной лодке». Затем он обратился с просьбой к Бланкфейну появиться на CNBC с ним в качестве демонстрации поддержки.

Хотя у Бланкфейна в кабинете и стоял телевизор, ему было настолько отвратительно распространение слухов Чарли Гаспарино, что не он включал его в знак протеста. «Это не мое, – он сказал Маку. – Я не появляюсь в телевизоре».

Поскольку Goldman не был в состоянии полного кризиса, Бланкфейн объяснил, что не склонен присоединяться к Маку в войне с шортистами, пока нет необходимости.

Нидес добился немногого и придумал разыграть другой, более тонкий сценарий. Он мог позвонить Эндрю Куомо, генеральному прокурору штата Нью-Йорк, которому был крайне необходим повод воскресить политическую карьеру. Нидес считал, что тот готов напугать шортистов. А укрыться можно было за простым популистским сообщением: богатые менеджеры хедж-фондов играли против балансирующих на грани банков в разгар финансового кризиса. Все помнили, что удалось сделать Элиоту Спитцеру с Уолл-стрит в схожей ситуации.

Нидес нашел Куомо и призывал его объявить о начале расследования в отношении продаж вкороткую. Куомо и раньше выказывал озабоченность по поводу таких продаж, но сейчас это должно было прозвучать как предупреждение. «Если вы это сделаете, – сказал Нидес, – мы воздадим вам хвалу». Нидес знал, что Мак не хотел бы этого – получилось бы, что он нападает на своих клиентов, – но речь шла о выживании.

Перед закрытием рынка Мак разослал и-мейл всем сотрудникам:

Кому: Всем

От: Джона Мака

Я знаю, что сегодня все вы следили за ценой наших акций[638], как и я. После обнародованного вчера мощного отчета о доходах и объявленных 179 млрд ликвидных средств, что отметил практически каждый инвестиционный аналитик в своих утренних отчетах, нет никакой рациональной причины для наблюдаемого движения цены наших акций или кредитно-дефолтных спрэдов.

Что происходит? Мне совершенно ясно – мы в эпицентре рынка, контролируемого страхом и слухами, и продавцы вкороткую топят наши акции. Вы должны знать, что управляющий комитет и я предпринимаем все возможные шаги, чтобы остановить эти безответственные действия на рынке. Мы говорили с секретарем Полсоном и казначейством. Мы говорили с председателем Коксом и Комиссией по ценным бумагам и биржам. Мы также активно общаемся с нашими долгосрочными акционерами, контрагентами и клиентами. Я хотел бы призвать всех вас тоже общаться с клиентами и убедиться, что они знают о наших результатах и достаточности основных средств.

* * *

– Это смешно, что я не могу иметь дело с Goldman именно сейчас! – пожаловался Полсон главному юрисконсульту Бобу Хойту В 15:00 он должен был принять участие в разговоре с Бернанке, Гайтнером и Коксом для обсуждения Goldman Sachs и Morgan Stanley, но, если он не сможет получить разрешение, он не сможет и участвовать.

Morgan Stanley находился в таком неустойчивом положении, что Полсон все сильнее беспокоился о Goldman: если Goldman рухнет, то это, по мнению Полсона, повлечет полное разрушение системы. Ему надоело отказываться от участия в судьбе Goldman. Часть его сожалела по поводу подписания письма, в которым он согласился не вмешиваться в связанные с Goldman вопросы в течение пребывания в должности. Тогда это казалось жестом доброй воли – пойти дальше типичного однолетнего моратория на отношения с бывшими работодателями. Теперь он думал, что за это придется расплачиваться.

Гайтнер поднимал этот вопрос еще в марте, после сделки Bear Stearns. «Вы знаете, Хэнк, если еще один из банков упадет, – сказал он, – я не знаю, у кого останется возможность выкупа, кроме Goldman. Так что нам надо что-то делать с вашим отказом от контактов. Не знаю, как мы сможем сделать это без вас».

Учитывая экстремальную ситуацию на рынке, Хойт сказал Полсону, что, по его мнению, было бы справедливо попытаться получить разрешение. Хойт даже подготовил необходимый материал. Поскольку Полсон продал все свои акции Goldman прежде, чем вступил в должность, Хойт думал, что сможет легко убедить Управление по государственной этике, что у Полсона нет конфликта интересов помимо оставшейся доли в пенсионном плане Goldman, которая составляет малую часть его состояния. После того как ему исполнится 65 лет, Goldman будет платить ему 10 533 доллара в год.