Домой - Тони Моррисон

В тот день, когда Фрэнк расстался с ней, Лили подошла к фасадному окну и с удивлением увидела, что снег тяжелыми хлопьями засыпает улицу. Она решила сразу идти в магазин, пока не очень мешает погода. Выйдя, она заметила на тротуаре кожаный кошелек. Он был полон монет — по большей части двадцати пяти- и пятидесятицентовых. Огляделась — не увидел ли кто. Не шевельнулась ли занавеска на той стороне улицы? Пассажиры в проехавшей машине — не увидели? Лили закрыла кошелек и положила на крыльцо. Когда вернулась из магазина с полным пакетом аварийных припасов, кошелек лежал там же, припорошенный снегом. Мимоходом она подобрала его и бросила в пакет с продуктами. После, разложенные на той стороне кровати, где спал Фрэнк, холодные ясные монеты представились ей вполне удачной заменой. На опустевшем месте Фрэнка блестели живые деньги. Кто усомнился бы в таком очевидном знаке? Только не Лиллиан Флоренс Джонс.

Лотус, Джорджия, — самое плохое место на свете, хуже любого фронта. На поле боя, по крайней мере, есть цель, волнение, риск, какие-то шансы выиграть и много шансов сильно проиграть. Смерть — верная штука, но и жизнь — такая же несомненная. Вот только не знаешь заранее.

В Лотусе ты знал заранее, потому что будущего нет, и только день за днем убиваешь время. Цели нет другой, чем дышать, выиграть нечего, и не для чего и незачем в живых остаться — разве чтобы пережить чью-то тихую смерть. Если бы не два моих друга, я бы задохнулся к двенадцати годам. Благодаря им да сестренке равнодушие родителей и противность бабки с дедом не так сильно чувствовались. В Лотусе никто ничего не знал и узнавать ничего не хотел. Место такое, что ты в нем точно не мечтал бы жить. Человек сто населения и полсотни разбросанных хлипких домов. Дел никаких, кроме тупой работы в поле, которым ты не владеешь, и не можешь владеть, и не захотел бы владеть, если бы у тебя был выбор. Мои родители довольствовались такой жизнью или просто жили без надежды. Я понимаю. Когда тебя выгнали из дому, любое другое место, которое подарило тебе безопасность, возможность мирно проспать ночь и проснуться не оттого, что к твоему лицу приставлено дуло, — такое место покажется счастливой пристанью. Но мне не казалось. Ты никогда в таком не жила и не знаешь, каково это. Всякий парень с мозгами сбежал бы оттуда. Изредка секс по-быстрому и без любви — этим я должен быть счастлив? Какой-нибудь проделкой, случайной или обдуманной? Игра в шарики, рыбалка, бейсбол, стрельба по кроликам — ради этого стоит вставать по утрам с кровати? Ты же понимаешь, что нет.

Майк, Стафф и я не могли дождаться, когда окажемся подальше оттуда.

Спасибо Господу за армию.

Ни по чему тамошнему я не скучаю, кроме звезд.

Если бы не беда с сестрой, не подумал бы и ехать в ту сторону.

Не изображай меня героем энтузиастом.

Я должен был поехать, но ехал с ужасом.

Гладила Джеки безупречно. Пол мыла не так хорошо, но Ленора держала ее за мастерское обращение с карманчиками, манжетами, воротничками и кокетками. Одно удовольствие было смотреть, как управляются с утюгом ее маленькие ручки, как ловко она поддерживает огонь в дровяной печи. Как хорошо чувствует, не перекалился ли утюг, чтобы не подпалил, но хорошо разгладил. Ей было двенадцать лет, и лихие детские игры она совмещала со взрослым отношением к работе. Можно было видеть, как она на дороге выдувает пузыри из жвачки и одновременно играет мячом или висит вниз головой на дубовом суку. А через десять минут чистит рыбу или профессионально ощипывает курицу. Что она неважно моет пол — в этом Ленора винила себя. Швабра была сделана из тряпок, а не из впитывающих веревок, как должно быть у хорошей швабры. Ленора подумывала, не сказать ли ей, чтобы мыла пол на коленях, но ей не хотелось видеть детское тельце согнутым на четвереньках. Салема не раз просила купить новую швабру, съездить с мистером Хейвудом в Джеффри за продуктами. Он отвечал: «Ты умеешь водить. Съезди сама», — это была одна из отговорок.

Ленора вздыхала и старалась не сравнивать Салема с первым мужем. Ох, какой же милый был человек, думала она. Не только заботливый, энергичный и хороший христианин, но и деньги умел зарабатывать. У него была заправочная станция на развилке, где от главной дороги ответвлялся проселок, — самое подходящее место, чтобы заправить машину. Милый человек. Ужасно, ужасно — застрелили его. Кто-то завидовал или хотел заполучить его заправочную станцию. Записку оставили у него на груди: «Убирайтесь к черту. Немедленно». Это случилось в разгар Депрессии, и у шерифа были заботы поважнее, чем разыскивать какого-то обыкновенного убийцу. Он взял записку и сказал, что займется расследованием. Если и занялся, то о результатах ничего не сказал. К счастью, у мужа были сбережения, страховка и в Лотусе, Джорджия, пустующий дом его двоюродного брата. Она боялась, что те, кто убил ее мужа, явятся и к ней, поэтому продала свой дом, погрузила в машину все, что могло влезть, и переехала из Хартвилла, Алабама, в Лотус. Страх постепенно отступил, но не настолько, чтобы чувствовать себя спокойно, живя в одиночестве. Так что замужество со здешним вдовцом, Салемом Мани, эту проблему решило — на время, во всяком случае. Ленора стала подыскивать человека, чтобы отремонтировал дом, и поговорила с пастором церкви Конгрегации Божией. Пастор назвал несколько имен, но намекнул, что у Салема Мани найдется для этого и время и хватит умения. Это было верно, а поскольку Салем был одним из немногих неженатых мужчин в окрестности, ничто не мешало им объединить силы. Ленора села за руль, и они поехали в Маунт-Хейвен за брачным свидетельством, но чиновница отказалась его выдать, потому что у них не было свидетельств о рождении. Так она, по крайней мере, объяснила. Этот чиновный произвол их, однако, не остановил. Они обвенчались в Конгрегации Божией.

Едва она обосновалась здесь и почувствовала себя в безопасности после Алабамы, как нагрянула ватага родственников Салема — обтрепанных и выгнанных из дому: его сын Лютер с женой Идой, другой сын Фрэнк, внук, тоже Фрэнк, и горластая новорожденная девочка.

Это было невыносимо. Все их с Салемом старания привести в порядок дом пошли прахом. Побыть одной невозможно — она уже подумывала перебраться в домик во дворе. Проснувшись пораньше, чтобы не спеша позавтракать по своему обыкновению, она вынуждена была переступать через спящие, кормящие грудью, храпящие тела, разлегшиеся по всему ее дому. Она приспособилась: завтракала, когда уйдут мужчины и Ида заберет с собой младенца в поле. Но больше всего бесил ее детский крик по ночам. Когда Ида спросила, не присмотрит ли она за девочкой, потому что уже не может за ней уследить в поле, Ленора думала, что сойдет с ума. Отказаться она не могла и согласилась, главным образом потому, что настоящей матерью малыша явно был ее четырехлетний брат.

Эти три года дались тяжело, хотя бездомная семья была благодарна, исполняла все, чего она хотела, и никогда не жаловалась. Из их заработков она ничего не брала — пусть накопят денег, арендуют дом и съедут. Теснота, неудобства, лишняя работа, равнодушие мужа — ее тихая пристань была разрушена. Так обманула жизнь. Туча ее недовольства нашла, куда плыть: она повисла над головами мальчика и девочки. Расплачивались они, хотя Ленора считала себя всего лишь строгой приемной бабушкой, а не злой.

Девочка была безнадежна, поправлять ее приходилось каждую минуту. Обстоятельства ее рождения не предвещали ничего хорошего. Было, наверное, какое-то медицинское название для ее неуклюжести и короткой памяти, такой короткой, что, стегай ее не стегай, все равно забывает закрывать курятник на ночь и каждый день роняет еду на платье. «У тебя два платья. Два! Я что, должна стирать их после каждой еды?» Только ненависть в глазах ее брата мешала Леноре закатить девчонке оплеуху. Он все время защищал ее, утешал, словно любимого котенка.

Наконец, семья перебралась в свой дом. Воцарился покой и порядок. Шли годы, дети выросли и уехали, родители поболели и умерли, урожаи падали, ураганы ломали дома и церкви, но Лотус держался. Ленора — тоже, пока не участились головокружения. Тогда она и уговорила мать Джеки, чтобы девочка помогла ей кое в чем по хозяйству. Смущала только собака девочки, ее верная нянька. Черный с коричневым доберман не оставлял ее ни на минуту. Даже когда девочка спала или находилась в чьем-то доме, собака ложилась у дверей и клала морду на лапы. Не страшно, думала Ленора, лишь бы собака оставалась на дворе или на веранде. Кто-то должен был делать такие работы по дому, когда надо долго стоять на ногах. Кроме того, она могла выпытать у Джеки кое-какие новости о жизни поселка.

Ленора узнала, что городской парень, с которым сбежала Си, украл автомобиль и меньше чем через месяц бросил девушку. Что от стыда она не может показаться дома. Понятно, думала Ленора. Все, как она и предполагала. Даже законно выйти замуж не сумела. Надо было настоять Леноре хоть на какой-нибудь официальности, какой-нибудь записи. А так — какое-то непонятное «совместное проживание». Никаких обязательств: один может свободно украсть «форд», с другой — взятки гладки.