Белый мерседес - Анатолий Рубин

«Доброхот» глубоко вздохнул и вместо того, чтобы раствориться в толпе стал оправдываться:

– Я же никого не граблю, а учу халявщиков. В это время к ним вернулся обронивший кошелек парень, и строго глядя на них, спросил:

– Доллары не находили?

Его попутчик дернул того за рукав:

– Успокойся, фальстарт…

И до метро они уже шли втроем, рассуждая, что не все в их работе всегда складывается так, как оно хотелось, что тяжек их хлеб насущный…

Вечером после этого у Крестовского была намечена деловая встреча с одним интересным человеком. Когда его впервые увидел Родион, то вначале показалось, что перед ним чокнутый. Небольшого роста, всего чуть более полутора метров. Большой лоб сразу переходил в обширную лысину, кроме того, он был еще и кривоват с детства. Поэтому когда читал или писал, то близко наклонялся к листу или книге правым глазом, именно этот глаз его видел в несколько раз лучше левого. Но во взгляде его было столько огня и удали, столько интереса к собеседнику, что это сразу к нему располагало дружеской симпатией.

Говорят, что люди делятся на две группы: на живущих и думающих. Бывает, конечно, когда и то, и другое смешивается в человеке, как шампунь с кондиционером в одном флаконе. Именно таким замечательным человеком был Кузьмин Валерий Иванович.

Кроме всего прочего, Валера присвоил себе титул основателя КПСС – партии, которая называлась в развернутом виде «Кузьмин: помоги себе сам».

С ним постоянно происходили всякие удивительные истории. Еще служа в советские времена лейтенантом в армии, в одном прибалтийском городе ему пришлось строить небольшое здание. А рядом в нескольких метрах за забором с колючей проволокой располагалась территория военно-морской базы подводных лодок с хорошей офицерской столовой. Но ходить туда в обход ему было далеко. Более километра. А тут столовая в ста шагах. Сделал он дырку в заборе. Только матрос – постовой исчезал из вида, как он быстро пролезал через дырку. Потом, пообедав, возвращался обратно тем же путем. В тот день Кузьмин был вызван к адмиралу. Тот, выслушав рапорт, распек за долгострой. Расстроившись, он пошел в столовую, и по привычке прошел через дырку на свой строительный объект. Но, видно, этот день был не его. Он может быть, еще и вспомнил бы о выписанном пропуске, и оставленном удостоверении на проходной, но ему заморочил голову, приехавший на стройплощадку с проверкой непосредственный вышестоящий начальник – полковник, который тоже прочитал ему нравоучение. Вечером он сразу поехал к знакомой девушке и остался у нее до утра. Между тем в конце дня на КПП всполошились. Пропал человек. Пришел и не вернулся с территории базы подводных лодок. На всем этом участке берега флот был поднят по тревоге. Послали в гостиницу, не прошел ли он случайно обратно. Но комендант показал, что Валера в гостиницу не возвращался. Стали искать, обыскивать каждый метр берега и прилегающую территорию.

Всплывали подлодки, крейсеры и сторожевики бороздили прибрежную акваторию. Сотни человек после объявления тревоги искали Валеру или хотя бы его тело. А утром, он как ни в чем не бывало, пришел на свой строящийся объект. Его тут же доставили к адмиралу, где он чистосердечно во всем признался.

Адмирал пожалел молодого лейтенанта.

– Ну что мне с тобой делать? Уволить? Ты только начинаешь служить. Не хочу ломать тебе жизнь, – махнул он рукой. – Хорошо, будем считать, что это была учебная тревога.

Валера Кузьмин приехал в столицу с Байкало-Амурской магистрали или сокращенно БАМ, а точнее из Тынды, где оказался по комсомольской путевке с одним простым желанием – испытать трудности и проверить себя на прочность. Комсомол ему не обещал легкой жизни и это был тот редкий случай, когда советская пропаганда не обманула. Там, он завел семью, детей.

Тот, на ком лежит печать призвания, увлеченности, счастлив и несчастлив одновременно. Несчастлив потому, что несвободен, не может избавиться от своей ноши и вынужден идти с ней на свою голгофу. А счастлив потому, что в его жизни есть осмысленность, он знает, чего хочет, что и зачем делает, в то время как большинство людей гоняется за химерическими, бессмысленными миражами, придумывают никчемные цели: накопление денег, собирание марок или коллекционирование автографов. Человек призвания избавлен от мучительных, пустых времяпрепровождений, когда не знаешь, куда себя девать.

Его первые шаги начались с того, что на заре перестройки Валера написал объявление, и отправил в ряд городов Сибири, где сей документ охотно обнародовали местные газеты.

А объявление сие гласило: «Кооператив «Крокус» берется перепечатывать и отсылать подписчикам номера популярного журнала «Бурда». Требовалось только выслать по указанному адресу некоторую сумму денег. Доверчивых поклонниц европейской моды оказалось предостаточно. Из сибирских городов стали поступать сотни переводов, подписку на престижное издание желали заполучить красные уголки, бригады ударниц коммунистического труда в полном составе, отдельные труженицы.

Женщины… Они любили непутевого и беззаботного Валеру, который всегда свято верил, что стал жертвой обстоятельств.

Валере было, что рассказать о себе интересного. Он был руководителем вокально-инструментального ансамбля, потом поехал на БАМ, был бетонщиком, настройщиком роялей, фермером, фотографом, руководил домом культуры, экологическим центром… В его трудовой книжке было столько записей, что кадровикам пришлось вклеить в нее несколько вкладышей, и они разорились бы на клее, если бы в один прекрасный день его «трудовая» не сгорела вместе со строительной конторой, в которой в ту пору работал Валера.

У него было одно качество, отовсюду уходил со скандалом. Он умудрялся подвести или обвести вокруг пальца всех, с кем работал или общался. Однажды Валера решил стать фотографом и приехал в один из БАМовcких поселков под названием Лабра обвешанный фотоаппаратами. Классного специалиста всегда видно за версту, смекнули местные герои трудового фронта и покорители сибирских просторов. Кузьмин щелкал затвором, собирал деньги с доверчивых граждан.

Когда прошло несколько месяцев, то лабровцы устали писать во все инстанции жалобы на Валеру, в том числе в дом быта «Магистраль», от чьего лица он выступал. В поселок даже прибыл парламентер, который сказал примерно следующее: «Хрен с ними, с деньгами. Но больше его к нам не присылайте».

Потом он работал в одном подсобном хозяйстве. А вылетел Валера оттуда, потому что продал племенного быка на шашлыки местным кооператорам. Тяга к земле у него была одно время настолько велика, что он уговорил три семьи взять в аренду двести га земли, открыл кооператив и посадил картошку. Но у него не получилось с техникой, которую ему обещали и все 190 га небывалого для тех мест урожая, остались под снегом неубранными.

Другой странной чертой Валеры была любовь к высоким девушкам. А среди спортсменок он особенно любил волейболисток. Ему хотелось даже баскетболисток, у которых самые длинные в мире ноги. Но однажды, достигнув определенного Эвереста в этом плане, к ним охладел.

Своей щедростью Валера легко сбивал с толку особ противоположного пола. «Сколько ты здесь получаешь в переводе на баксы? Всего сто?! Ты, которая света не видит из-за работы? Я тебе буду платить триста». Характерно, что когда Валера прогорал в очередной раз, в банкротстве дамы обвиняли кого угодно, только не Валеру. Это могло показаться странным: при его росте, возрасте и внешности – покорить столько женских сердец? А все объяснялось просто – для него была только одна проблема, которая к его малому росту никакого отношения не имела: «Главное – понять интеллектуальные запросы женщины, чтобы знать, на сколько ступенек вниз надо опуститься».

Вообще, Кузьмин был щедрой душой. В доме не было куска хлеба, а он подбирал на вокзале бездомного, кормил и одевал.

При всем этом Валера успел издать две книжки стихов. Свою первую книжку он выпустил с таким посвящением: «Моей жене, без отсутствия которой, я не смог бы ничего написать». С его подачи на БАМе развернулось экологическое движение.

Вот с таким человеком познакомился Крестовский, и, спустя всего полтора часа, сидел с ним за одним столиком в кафе. Родион был готов поспорить с кем угодно, на какую угодно сумму, что удостоился беседы с одним из самых интереснейших людей нашего времени.

– Интеллигент, не уважающий рабочего или земледельца, не видя в нем личность, – это не интеллигент, – говорил он. – Но где, скажите, справедливое отношение к самим интеллигентам? Где признание выдающейся роли этих трудяг и подвижников в сотворении всех благ нашего мира?

Другая мысль, которую он развивал была о денежном вознаграждении за работу: