Попаданка ректора-архивампира в Академии драконов. Книга 2 (СИ) - Свадьбина Любовь

А так как он шепчет в моё ухо, его ухо оказывается очень близко к моим зубам. Интересно, если я его сейчас укушу, в вампира превращусь или нет?

– И если вдруг ты решила проявить честность и отказаться от нашего контракта, – рокочет Танарэс, – то это очень плохая идея. Даже если Санаду покрывает Мару, тебе лучше её сдать. Пока Санаду не помог Неспящим хотя бы в её лице, ему ничего не угрожает.

Вообще в вампира я превратиться не стремлюсь, хотя у них привлекательные условия жизни, но это держание за шею – у меня внутри бурлит от нарастающей злости: что, нельзя нормально сказать, без таких запугиваний?

– Хотела вам сказать, – едва слышно шепчу я, и Танарэс чуть поворачивается, чтобы его ухо оказалось ближе к моим губам. – Я…

Терпеть не могу, когда меня так хватают, поэтому вместо продолжения чуть подаюсь вперёд и впиваюсь зубами в мочку уха Танарэса.

Стискиваю со всей силы.

Но не появляется солоноватого привкуса крови. Танарэс не вопит от боли, хотя его скула под моей щекой напрягается, и всё тело каменеет. Особенно когда я перетираю мочку между зубами.

Кажется, кусать его бесполезно. Санаду что, пошутил?

Разжав зубы, я поясняю:

– Не люблю, когда меня хватают.

Большой палец Танарэса соскальзывает мне под подбородок, хватка остальных пальцев смягчается.

– Любишь кусаться? – Танарэс медленно поворачивается ко мне и нацеливается на мои губы. – Что ж, это идёт тебе в плюс.

И вот тут я… я просто кричу. Отчаянно и громко, попутно нащупывая вилку, но вместо неё хватая бутылку. Танарэс прикрывается от её удара рукой. У меня почти нет размаха, бутылка просто соскальзывает, и Танарэс зажимает мой рот ладонью.

– Тихо! Я хочу обсудить твой последний отчёт о Маре!

Несколько мгновений я ещё пытаюсь кричать, но его слова пробиваются сквозь панику.

А, значит, он заподозрил, что я недоговариваю, и решил это так обсудить?

Обдумать догадку не успеваю: Танарэса от меня отшвыривает. Он пробивает перегородку и в коридоре врезается в стену, обрушивается на пол. Едва он приподнимается – со стены срывается обширная композиция из сцепленных двуручных мечей и почти прибивает его к полу. Танарэс рычит, на его пальцах растут когти.

В коридор вбегает Дарион с двумя бутылками.

А под уцелевшей половиной дверного проёма стоит Санаду. И хотя мертвенная бледность для него естественна, сейчас белёсое застывшее лицо с тёмными провалами глаз действительно пугает. До дрожи в коленках, до колючих ледяных мурашек.

Надеюсь, про отчёт он не слышал.

Бутылки выскальзывают из рук Дариона и разлетаются вдребезги, с одной стороной окутывая пол пламенем, а с другой заляпывая красным. Он разворачивается.

– Все вон! – медведем ревёт Дарион.

Теперь замечаю за столиками оторопевших, с проступившей на лицах шерстью посетителей, вжавшихся в стену официанток, у одной из которых из волос торчат волчьи уши.

Никто и не думает шевелиться, хотя от вопля Дариона лично у меня желание выпрыгнуть в окно – и плевать, что этаж второй.

Нервно трепещет пламя факелов и свечей.

Отшвырнув монолит из мечей, Танарэс поднимает на Санаду бешеный взгляд. У Санаду подёргивается губа, то и дело обнажая клык.

– Вон! – рявкает Санаду.

Не слишком громко в сравнении с Дарионом. И глядя только на Танарэса. Но посетители срываются с мест. Вдребезги разлетаются витражи: некоторые пользуются окнами для скорейшего выхода. С улицы доносится тревожный вой, заглушает последние отголоски топота многочисленных ног.

Сквозняк проносится по этажу.

У меня всё внутри сжимается, руки подрагивают. И на помещение будто надвигается тьма, хотя огоньки свечей и факелы горят, даже вытягиваются выше. Краем глаза замечаю светлое пятно – это лицо Эдмунда. Вжимаясь в стену, он дрожит всем телом, по вискам стекают капельки пота.

– Танарэс, – Санаду говорит через силу, будто через титаническое напряжение. – Ты что творишь?

Танарэс дёргается, словно хочет, но не может подняться.

И тут до меня доходит: Санаду может держать его телекинезом. Он сам напряжён неимоверно, желваки ходят на лице. И если Танарэс равен ему по физической силе, страшно представить, сколько усилий вынужден прикладывать Санаду.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– А ты что творишь? – шипит Танарэс, прорезая когтями тёмный камень пола. – Как смеешь развлекаться, пока Мара на свободе!

Каменные плиты под ногами Санаду вдруг трескаются, разлетаются осколками. И он тут же оказывается передо мной, закрывая от каменных брызг собой. Осколки прорезают рукав его сюртука, но отскакивают от кожи.

И опять я прячусь за спиной Санаду.

Воздух сгущается, тяжелеет. Громко трещат факелы и свечи.

– Танарэс, Санаду, – Дарион говорит тем особым тоном для общения с психически нездоровыми. – Остановитесь, подумайте о последствиях.

От напряжения, кажется, воздух сейчас заискрит.

– Танарэс, мне теперь что, лечь и умереть? – раздражённо спрашивает Санаду.

– Ты не понимаешь! – срывается на крик Танарэс.

– У меня всю семью убили!

Непроизвольно опускаю взгляд и замираю, глядя на стиснутый кулак Санаду.

– Помните о последствиях, – повторяет Дарион, осторожно смещаясь в сторону.

Танарэс почти выплёвывает:

– Это было давно!

– И твоя потеря когда-нибудь станет давней!

– Я никогда не забуду!

– О, этот юношеский максимализм! – цедит Санаду с оттенком свойственной ему насмешливости.

– Заткнись!

– И при чём тут Клео, страдалец? – в голосе Санаду появляются рокочущие ноты, а руки больше не сжаты в кулаки: на пальцах сверкают острые когти. – Какой Бездны ты её хватаешь, если у тебя все мысли о том, как Маре голову открутить?

И тут мне снова хочется прыгнуть в окно: сейчас объяснение, что следить за Санаду ради поимки преступницы – это нормально, логично и общественно полезно, не кажется мне ни логичным, ни достаточным. Не когда вокруг осколки камней летают и вампир с претензиями буянит.

Что-то громко хрустит. Я осторожно, одним глазком, выглядываю из-за плеча Санаду: каменный пол вокруг Танарэса трескается и проминается, словно под давлением невидимого пресса, но Танарэс медленно поднимается. Безумный взгляд направлен на Санаду, улыбка искажает половину лица в жутком полуоскале.

Выпрямившись, Танарэс с видимым трудом задирает подбородок. В чёрных прядях его волос вспыхивают оранжевые искорки, словно в разворошённом костре. От его яростного взгляда на лицо Санаду меня окатывает холодом.

Сейчас Танарэс скажет. Просто из злости, из желания досадить скажет, что я передавала письма Мары.

Второй уголок губ Танарэса тоже растягивается, делая чудовищную улыбку полной.

– А она мне нравится! – дерзко заявляет Танарэс. – Хочу забрать её себе.

Глава 8

Что? От возмущения страх отступает, и я выкрикиваю:

– Протестую!

Санаду вскидывает передо мной когтистую руку, то ли закрывая, то ли не позволяя вылезти из-за его спины ещё больше. Но я и так не собираюсь!

– Ничего, скоро ты изменишь своё мнение, – усмехается Танарэс.

– Тебе лучше остановиться, – советует Санаду сквозь зубы. – Не забывай, где ты находишься.

Но Танарэс на него не смотрит, он смотрит на меня и улыбается чуть мягче:

– Моё предложение вполне законно. Зачем тебе торчать в этой жалкой драконьей Академии, если можно жить у меня? Возможно, выйти за меня замуж. Я назначу тебе очень хорошее содержание.

В его безумном взгляде промелькивает хитринка, которая… заставляет усомниться в том, что он настолько не в себе. Едва уловимое ощущение, что это всё может быть наиграно.

– Спасибо за щедрое предложение, – благодарю язвительно, – но я предпочитаю девушек. Они как-то… Привлекательнее, – нагло вру я. – И одеваются симпатичнее. И вообще я интересуюсь исключительно блондина-ками. Вот!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ну а что ещё сказать? Отношений я ни с кем завести не успела, чтобы ими прикрываться, а тут вроде железная отмазка.