Попаданка ректора-архивампира в Академии драконов. Книга 2 (СИ) - Свадьбина Любовь

Я не должна была смущаться. Не до полыхания ушей точно!

И что Санаду обо мне подумал? И какая мне разница, что он там подумал и как меня оценил?!

Не думать об этом! Не надо об этом думать!

– О-р-р! – отставив кружку, я закрываю горящее лицо руками.

***

Свои дальнейшие планы Санаду приходится сдвинуть, чтобы принять ледяной-ледяной душ. В гостевой ванной он стоит, упираясь лбом в стену. Мощные струи барабанят по затылку, обнажённым плечам, стекают по телу, не в силах сразу погасить пожар плоти.

Мысли Санаду то и дело возвращаются к образу обтянутой тонкими кружевами Клео. Обтянутой провокационно. Чувственно. Слишком желанно.

И ведь сам виноват – сам выбирал эту «гуманитарную помощь попаданке» после того, как Клео пожаловалась на нехватку одежды.

Но постепенно холодная вода делает своё дело, и Санаду оставляет сожаления. Он покидает спасительный поток. Магия осушает его, в задумчивой рассеянности Санаду надевает непривычно щегольской костюм.

На стадии застёгивания серебряных пуговиц с рельефным узором из лун и вьюнка, Санаду вдруг почти стыдно за попытку казаться красивее. За это роскошное одеяние, так непохожее на всё то, что он носил в своей человеческой жизни. За то, что всё меньше остаётся от него настоящего, хотя он изо всех сил старается помнить о прошлом, о том, кем и каким он родился, где вырос. Архивампир, глава кантона – эта маска, высокий статус постепенно вытесняют того простого, беззаботного и свободного хорошего парня, каким он был первые тридцать лет своего бытия.

И ведь он почти вернулся к себе прежнему рядом с Клео, но едва возникли трудности – прячется за красивую ширму, строит из себя непонятно кого.

Вздохнув, Санаду встряхивает головой. Он не любит предаваться тоске: она противоречит его ещё живой сути. «Наверное, я никогда не смогу понять Танарэса и этот его бесконечный, глубокий траур», – так много раз думал Санаду, так он думает сейчас.

И в гостиную выделенных Никалаэде Штар, его вольно-невольной обращённой, покоев он заходит с привычной ухмылочкой и подколкой:

– Что, полуушастого своего ждёшь?

Ника опускает на колени учебник и жалобно вздыхает. Ему не надо лезть в её мысли, чтобы понять, сколько «хорошего» она о нём сейчас думает.

– Ты не жди, – продолжает Санаду, вытаскивая из галстука булавку. – Ты его на предложение руки и сердца стимулируй. Бюст там слегка приобнажи, но трогать не давай. Поверь, это работает куда эффективнее, чем разрешение себя пожамкать в тёмном уголке, пока добрый наставник не видит.

Все попытки Ники казаться равнодушной проваливаются в Бездну, она поджимает губы, но пухленькую белую ручку протягивает. Отворачивается. Санаду подхватывает её палец с аккуратным ноготком, украшенным изображением порхающей бабочки, и приставляет острие булавки к коже.

Юный вампир, Ника ещё не обзавелась защитой, как у старших и у него – её плоть слаба. На её шее, сейчас хорошо видной под высокой причёской, с милым рыжим завитком, вздыбливаются мурашки. Она вся замирает. Сама Вселенная будто замирает, и сердце Санаду тоже. Рот наполняется слюной, клыки непроизвольно заостряются. Память… о, он многое бы отдал, чтобы сейчас его память заткнулась хоть даже навсегда.

Мириады образов за миг между поднесением булавки и коротким уколом. Мириады образов, сосредоточенные во вспухающей рубиновой капле. Ощущение магии – острое, пьянящее, словно драконье огненное.

Чувство власти над этой плотью – даже несмотря на примесь крови Вааразариза. Раздражение на примесь. Осознание собственной алчности. Маленькая пытка для воли: знать, что ты можешь превратить живое существо в раба, в свою марионетку. И знать, что не будешь этого делать.

Стальная игла оттягивается с пальца вместе с мизерной капелькой крови.

Всего миг для её получения – но кажется, что за него пролетела целая жизнь. И Санаду по собственному опыту знает: Ника чувствует то же самое. Чувствует, что он забирает себе её частичку, но ничего не даёт взамен.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Сжав мгновенно исцелившийся палец в кулак, Ника зябко поводит плечами. Санаду телекинезом набрасывает на неё тёплый плед.

– Спасибо, – голос у него тоже тёплый, как и полагается хорошему парню, вынужденному делать не очень хорошие вещи ради всеобщего блага.

Ника на него не смотрит, но кивает.

– Это не продлится долго, – обещает Санаду.

Капелька висит на острие, острие – над его ладонью. Санаду стремительно выходит, но не для того, чтобы скорее избавить Нику от напоминаний о случившемся, нет: для того, чтобы за дверью скорее положить эту мизерную капельку на язык и ощутить прилив… сил, юной жизни, магии.

Ну и тягу к сладкому заодно. Но это мелочи.

Борясь с нахлынувшей наркотической бодростью и неуместной радостью, Санаду вприпрыжку спускается на первый этаж своего академического особняка и через кухню (подхватив кексик) под раскатистое «Хр-р-р-р» сбегает в погреб. Погреб маленький в сравнении с дворцовым в кантоне, но с приличным количеством полных бочек и бутылок.

Точнее, это количество было приличным раньше (да буквально вчера!), а не теперь, когда погреб содрогается от титанического сдвоенного храпа.

Рядом с разбитой бочкой, развалившись пузом на меховом покрывале (так и не отправленном Риэль Аранской – что на взгляд Санаду благотворно скажется на выживании одного медведеоборотня), храпит демонокот Шаантарэн. На его мохнатой голове сверкает пяткой ножища Дариона. Вторая нога, в сапоге, почти не видна под подбородком Шаантарэна со стекающей дорожкой слюны. Дарион лежит на спине. Одна его рука стискивает три из семи хвостов. Вторая крепко прижимает к груди мятые листы, криво исписанные советами Клео об отношениях.

– Как жаль, что здесь не держат фотоаппаратов, – вздыхает дожевавший кексик Санаду. – Такая композиция пропадает!

Его мучает, прямо терзает проблема выбора: принести сюда колонку и врубить тяжёлый рок или сходить за кастрюлей побольше и побить поварёшкой по её дну над головами похмельных?

Оба варианта Санаду чертовски нравятся!

Глава 10

В этот раз просыпаюсь рано утром. Так мне кажется по голубоватому свету, разливающемуся в спальне особняка Санаду.

Раскинув руки, блаженно потягиваюсь: я выспалась и, в отличие от вчерашнего, не пролюбила сегодняшний выходной, есть повод радоваться.

Сегодня я могу делать что угодно (в рамках законов, конечно): гулять, читать, спать (вряд ли: вчера отоспалась). Отмокать в ванне. Даже в ванне Санаду: нанятые им работники вернули её на законное место… Написать письмо-претензию Танарэсу с просьбой не втягивать меня в сомнительные авантюры. Или с просьбой повысить гонорар, если он планирует использовать меня наживкой для вампирши-маньячки (а что он не знает о её слишком высоком для реакции на меня самомнении, так это его проблемы).

Можно провести время с Марком Аврелием. Или поучить с Антонием нормальный алфавит.

А ещё можно привлечь к выходному Санаду: он способен устроить незабываемую экскурсию не только по барам и винным погребам. Наверняка каменными деревьями на границе Лофтийского кантона и эльфийского леса достопримечательности Эёрана не ограничиваются. Главное, смотреть, что пьёшь.

В общем, по здравому размышлению я решаю начать с купания, только сначала сделать две чашечки кофе. Одну мне для радости, вторую на случай, если потревожу Санаду.

Накинув шёлковый халат на провокационно кружевную сорочку, принимаюсь за воплощение плана. И нет, в обнесении магазина мне участвовать не довелось: Санаду много чего купил, не выдержав моих жалоб на просто сердцеразрывательно пустую гардеробную. По крайней мере, именно так одежду с бельём объяснил Санаду, а если приврал – не виноватая я.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Особняк очень тих этим утром, в противовес вчерашнему дню, когда здесь, к моему удивлению, обнаружился Шаантарэн. Я совершенно не помню, где и когда мы его подцепили, но судя по похмелью, компанию он составлял нам долго. Шаантарэн вскоре убежал за цветами для меня, но по пути, похоже, потерялся