Я дрался на «Тигре». Немецкие танкисты рассказывают - Артем Драбкин

27 ноября. Вчера ночью пришел еще один офицер из 21-го танкового полка, этот полк послал вперед усиленную танковую роту. Теперь нас подчинили этой роте. Нам выдали еще по 100 литров бензина на танк, и мы получили приказ ехать в Баториново.

28 ноября. Тревога в 3 часа утра. Вроде бы русские опять прорвались. Это оказалось неправдой, мы остались на месте. Сегодня днем должно начаться.

Мы выступаем и атакуем вместе с 21-м танковым полком. Была большая проблема: все, и немцы, и русские, были в униформе Люфтваффе. Сначала мы сомневались, но потом открыли интенсивный огонь по – предположительно – вражеским солдатам. Полностью обосранная ситуация. Но потом выяснилось, что все-таки это были русские.

Все эти дни добавили нам злости.

29 ноября. Мы разместились у Ваффен СС, которые понесли очень большие потери от русских в униформе Люфтваффе, в деревне Ижеславка.

Совместная атака ближе к вечеру. В сумерках вернулись обратно и по дороге были обстреляны из противотанковой пушки. Она, вероятно, не была замечена. Мы смогли уничтожить ее двумя фугасными снарядами.

30 ноября. Поехали дальше в другую деревню. Оставались там до вечера. Ночной марш. Опять приехали в какую-то другую часть. Туда прибыли около 23 часов. Заправились и пополнили боекомплект. Фугасных снарядов у нас больше нет. Ночью караулы и прикрытие.

1 декабря. Утром в 7 часов опять началось. Во время атаки сгорел опорный тормоз (управление). Унтер-офицер Штир тоже вышел из строя. Попадание в его танк разрушило боковой передаточный механизм. У Майера проблемы со сцеплением. Ситтер так хорошо застрял в одной яме, что мы сняли с его танка опорный тормоз, установили на наш танк и оттащили его танк в соседнюю деревню. Там мы совсем одни и в безопасности! Легкий, иногда переходящий в тяжелый минометный обстрел. Значит, русские уже не так далеко.

2–5 декабря. Дальнейшая оборона, вокруг никого нет. Это полностью обосранная ситуация, когда никого нет и никто не может сказать, что вообще происходит. К счастью, у нас еще есть снабжение из главного перевязочного пункта. В деревню входят гренадеры.

6 декабря. Мы едем назад и ищем ремонтную мастерскую.

7 декабря. Мастерская. Партизаны атакуют деревню. Спокойствия нет.

9 декабря. Налеты штурмовиков. Надеемся снова вернуться в наш батальон. В чужих частях неуютно.

10 декабря. Примерно в 13 часов едем вперед вместе с еще несколькими отремонтированными танками, чтобы атаковать одну деревню. Как обычно, на исходные позиции мы прибываем уже в темноте и ночуем в танке. Ужасно холодно, предположительно минус 28 градусов! Про сон можно и не думать.

11 декабря. Артиллерийская подготовка в 7 часов, начало атаки в 7.15. Мы хорошо продвигаемся. В самом начале атаки мы уничтожили две противотанковые пушки. У русских много противотанковых ружей. Позже мы насчитали семь попаданий по нашему танку, но ни одного пробития. Опять та же самая проблема – все в униформе Люфтваффе. Все дело продолжалось четыре часа. У врага примерно 400 погибших и 100 пленных. Наши собственные потери очень высоки, потому что из-за униформы Люфтваффе у нашей пехоты были проблемы. Своих и чужих нельзя было отличить.

Котел у Топорец-Калинин теперь закрыт. Теперь русские изо всех сил пытаются пробиться. Им это не удается. Сегодня мы опять видели русские бомбардировщики на большой высоте. Два раза по девять самолетов. Они одновременно сбрасывают бомбы и листовки. Мы прикрываем еще два часа, обстреливаем большую русскую колонну с расстояния 1500 метров и едем обратно, взяв на прицеп танк унтер-офицера Майера.

Один подшипник двигателя сломался. Мы очень медленно продвигаемся вперед и ужасно мерзнем. Около 22 часов мы приезжаем на место и сначала греемся. Потом заправляемся, пополняем боекомплект, мы почти полностью его расстреляли, и принимаем пищу. Горячей еды, как и раньше, нет! Примерно в час ночи мы заканчиваем, и нас отправляют спать в пустой и практически не отапливаемый сарай, в котором находятся еще несколько пехотинцев. Во время разговора с пехотинцами выясняется, что один из них из Штайнхайма и знает мою родню. Он там дубильщик.

12 декабря. Утром в 5 часов опять тревога. Марш на исходные позиции. Опять запланирована атака. Прорвемся ли мы в этот раз? Все считают, что ничего хорошего не получится, потому что вчера в этой неподходящей местности одна танковая часть уже была полностью разбита. Русские здесь сконцентрировались. Мы курим без перерыва. У меня очень напряженное чувство и сильно бьется сердце, потому что я думаю, что это не может закончиться хорошо. Сейчас все тихо. Иногда разрывы снарядов вражеской артиллерии. Мы еще раз проверяем оружие, я смотрю, чиста ли от снега оптика и не замерз ли на ней дворник.

Атаку отменили. Предположительно решили, что посылать нас в атаку в таких условиях безответственно. Лица у всех сияют. Проходит примерно полчаса, и приходит посыльный. Уезжаем на новое направление. По дороге у нас ломается гусеница, и мы остаемся стоять. Выпал шплинт в пальце гусеницы. И это на этом проклятом холоде. С большими трудностями и голыми руками без перчаток мы чиним гусеницу и приезжаем к цели очень поздно.

Разумеется, нас сразу же ставят в прикрытие. Как солдаты из другой части, в этой чертовой части мы постоянно получаем только самые обосранные задания. Опять проклятый холод, и всю ночь мы слушаем русский громкоговоритель, который предлагает перебежать и рассказывает о теплых кроватях и бабах. Ну, по крайней мере мы так его поняли.

13 декабря. Возле нас артиллерийский передовой наблюдатель. Все время мы можем слушать приказы на открытие огня. Выглядит так, что все имеющееся вооружение всю ночь стреляет в котел. Также много залпов небельверферов. Вероятно, русские долго не продержатся. Вроде бы окружены три дивизии и одна бригада. Вроде бы русские высшие офицеры запросили самолеты, чтобы покинуть котел.

На рассвете мы едем вперед, чтобы разведать переправу через ручей, и получаем попадание из противотанковой пушки. Рикошет. Мы уничтожаем противотанковую пушку, после того как она выстрелила, ее стало ясно видно, и держимся сзади. Опять прикрываем. Гораздо приятнее ждать русские танки, чем самим их атаковать.

Опять ночь в танке в этом свинячьем холоде. Наш громкоговоритель снова и снова предлагает русским сдаваться. Потом, через некоторое время, очень сильный артиллерийский огонь с нашей стороны. Не хотел бы я там быть.

14 декабря. Теперь нам все-таки надо еще раз атаковать. Предположительно это последняя атака для зачистки местности. Мы загрузили дополнительные осколочно-фугасные снаряды, они лежат на полу. Часть, которой мы подчинены, использует нас на износ. Мы воюем только в самых тяжелых местах. И теперь то же самое. У меня опять было плохое чувство, и это произошло. Четыре танка были подбиты с самого начала атаки, у пехоты тоже были большие потери. Опять видны солдаты в униформе Люфтваффе. Атака остановилась. Я не хочу знать, сколько немецких солдат погибло с начала атаки из-за этого бардака с униформой Люфтваффе!

В 7 утра еще одна атака. Во время переезда через овраг с кустами: удар – огонь – попадание. Я смотрю вниз на водителя и вижу, что у Герхарда Энке больше нет головы, а из шеи хлещет кровь. Фельдфебель Бенц выскочил из танка. В этот же момент мы получили второе попадание, которое разбило механизм наводки, оптику, ограждение орудия. Вероятно, меня не задело потому, что я склонился вниз и вперед, к водителю. Выстрел, который оторвал Энке голову, прошел через рацию и снес радисту Рудольфу Шмиду почти всю челюсть. Я тоже выскочил из танка, вытащил Шмида, у которого ужасно шла кровь, и оттащил его на 800 метров назад. Фельдфебеля Бенца нигде не было видно, как и заряжающего Эвальда. Линия фронта проходит там, где стоит наш танк.

15 декабря. Ночь я был у пехотинцев в лесу и ужасно замерз, у меня не было шинели. В танке во время боя она мешала.

16 декабря. Утром я пошел вперед к танку. Несколько наших пехотинцев еще были там, но лейтенант мне сказал, что эту позицию они должны оставить еще этим утром. С помощью двух пленных русских мы втащили застывшего водителя Энке в боевое отделение танка. Это было почти невозможно, мне пришлось собрать в кулак всю мою волю, чтобы оттуда не убежать. Танк не заводился, и пехотный лейтенант собрал своих людей, чтобы уйти с этой позиции. Я был на пределе моих сил и пошел с ними назад. Танк остался на нейтральной полосе. Пришли ли туда русские, никто не знает. В сумерках я еще раз пошел к танку. После нескольких попыток мотор все-таки завелся, и я поехал назад, не включая свет, чтобы не быть подбитым собственными товарищами. Конечно, из нашей части я никого не нашел.

17 декабря. На танке я просто ехал назад. Один. Энке все еще лежит в той же позе, в которой он сидел на водительском кресле, в боевом отделении. Все в замерзшей крови! Еще примерно 25 очень страшных километров, потому что со мной никого не было, и в одной деревне я увидел танк из нашей части. Я остановился и вошел в дом. Там я услышал, что это лейтенант Румпф. Он должен был найти, собрать и забрать остатки солдат из нашего 1-го батальона. Фельдфебель Бенц тоже там был. Он, после того как нас подбили, ни о чем не заботясь, просто ушел в тыл. Об этом я доложу, тем более что Бенц хочет стать офицером.