Запретная книга - Гвидо ди Соспиро

А если книга не лжет? Барон Эммануил был надменным и неприятным, но в силе ему не откажешь. Как и сенатор Роулендсон, Эммануил Ривьера излучал абсолютную уверенность в собственных силах. Создав комфортный мирок, он окружил себя кучкой «учеников»-зомби.

Ночью Лео заново пролистал книгу, на этот раз с большим вниманием. В начале говорилось о том, как герой создает собственные небеса и землю, населяя их затем мифологическими существами. Где еще такое возможно, как не в воображении?

Став членом Третьего ордена, Лео вступил в группу, где практиковались духовные упражнения Игнатия Лойолы: контроль над мыслями и визуализация сцен из жизни Христа, особенно страстей. При этом следовало представлять себе картинку как можно четче и ярче — замечая детали окружающего мира, внешний вид людей, их эмоции, выражения лиц. У многих в группе с этим возникали трудности, однако у Лео получилось с первого раза. Образы возникли настолько живые, что поначалу он испугался: перед его внутренним взором словно бы прошли фрагменты из фильма. После сеанса направленной медитации Лео ощутил эмоциональную опустошенность. Обремененный чувством вины, он решил: это не его путь.

Надо попробовать направленную медитацию на одну из тем книги. Может оказаться, что упражнение Лойолы не отличается от практики героев. Вдруг к Лео вернется позабытый дар?

ГЛАВА 5

— В Ватикане ходили слухи, что святой отец лично распорядился удалить фрески. Через месяц их бы уже не было.

— Правда? — удивился Лео.

В субботу он обедал в закусочной близ базилики Непорочного Зачатия на другом конце университетского городка.

Новость ему сообщил отец Джон Макграт, которого Лео знал с давних времен — Макграт когда-то работал в Джорджтаунском университете, занимал должность декана факультета теософии. По пути в усадьбу Ривьера Лео останавливался у него в иезуитском колледже в Риме и заметил, каким уважением пользуется бывший профессор теософии, несмотря на свои скудные познания в итальянском. Неделю назад Джон прислал Лео письмо по электронной почте, в котором с присущей ему скромностью сообщил о своем назначении папским нунцием в Вашингтоне. Джон только что прибыл, у него было назначено несколько деловых встреч, но он хотел повидаться с другом.

— Как же собирались удалить фрески из собора Сан-Петронио? — спросил Лео.

— Под предлогом реставрации. Однако это только верхушка айсберга. Повторюсь: я пересказываю тебе слухи, ходящие среди иезуитов. Папа планирует нечто радикальное, почти невероятное. — Джон умолк. Видно было, что он разрывается между желанием открыться Лео и невозможностью сообщить подробности. Седина придавала худощавому отцу Макграту необычную строгость. Он прокашлялся и продолжил: — Папа говорил, что теракт — это трагическая, но неизбежная реакция на европейский расизм. Речь передавали по «Радио Мария».

Лео была знакома эта католическая радиостанция. В Италии он не раз замечал: там, где теряются радиоволны — например в туннелях, — передачи «Радио Мария» слышны отчетливо.

— Слова папы, — продолжал Джон, — взволновали жителей Болоньи. Все эти разговоры о том, как тяжко пришлось мусульманам под гнетом христиан; официальная просьба простить Крестовые походы; восхваление Мохаммеда как великого человека, на которого «вне всяких сомнений снизошел Святой дух»; повторение мусульманского девиза «Мир ему»…

— Какого?..

— Да. Папа видит себя в метаисторической роли объединителя сыновей Авраама: иудеев, христиан и мусульман.

— Под крылом Ватикана?

— Нет, он не совсем сумасшедший. — Джон прикусил язык. Такого не следовало произносить даже в разговоре со старым верным другом. Шепотом он пояснил: — Амбиции папы касаются доктрины. Поговаривают, будто он собирается сместить кардинала, которого папа Бенедикт Шестнадцатый назначил префектом Конгрегации доктрины веры. И это еще не все: судя по всему, нынешний папа хочет сам контролировать Конгрегацию.

— Зачем?

— Чтобы переписать доктрину, а еще лучше создать свою, новую — такую, которая преодолеет несогласия между тремя конфессиями. Папа не единожды напоминал нам, что они восходят к одному и тому же откровению, ниспосланному Аврааму.

— Верно. Однако не все верят в божественное происхождение Христа, вот в чем проблема. А сколько еще других представлений…

— Боюсь, мы на пороге чего-то ужасного. В клике папы нет стойких приверженцев веры в божественность Христа. Например, советники убедили его, будто большинство католиков воспринимают Господа прежде всего как морального учителя и что Евангелие от Иоанна для них так же непонятно, как квантовая физика. Большинство католиков живет в странах третьего мира, и католицизм часто шел им на уступки.

— Что же папа намерен предпринять по этому поводу?

— Мусульмане почитают Иисуса как пророка. У них также имеется культ Марьям, Девы Марии. Папа собирается так растянуть каждый теологический пункт, что мусульман, как ревностных почитателей Христа и Девы Марии, объявят истинными христианами в душе. В точности то же самое Бенедикт XVI сделал для иудеев. Не знаю, как папа это провернет. Наверное, заговорит всем зубы, мол, достаточно любить Иисуса и ближнего своего.

— Чего он ожидает взамен?

— Опять же это только слухи… — Джон наклонился и зашептал: — Кажется, признают государство Израиль.

— Кто признает?

— Верховный муфтий Иерусалима аятолла Аль-Хаджар и иже с ним.

Друзья замолчали.

Наконец обеспокоенный Лео заговорил:

— Похоже, наступили последние дни католической церкви. Что дальше? Папа признает Мохаммеда пророком?

— Вообще-то он собирается канонизировать Мохаммеда, его зятя и брата Али. А заодно Фатиму [17]— чтобы угодить феминисткам. Представляешь, святой Мохаммед, святой Али… Да это даже не ересь, но происки самого дьявола!

Лео впервые видел своего друга в гневе. Несмотря на ярость, Джон сохранял ясность и остроту ума.

— Это первая часть плана, — сообщил Джон. — Ее, очевидно, разработали на тайной встрече кардинал Зеккаманти, аятолла и компания. Вторая часть — это смыть позор преступлений церкви против мусульман.

— Преступлений против мусульман? Когда это закончится?!

— К ним относились фрески в Сан-Петронио, но это так, косметический аспект дела. Есть кое-что поважнее: собираются деканонизировать святого Бернара.

— Святого Бернара Клервоского?!

— Его самого.

— Но ведь он один из величайших святых в истории христианства!

— А Крестовые походы — величайший позор. Можно ткнуть пальцем и принести кого-то в жертву. Объявить козлом отпущения. Не это ли случилось с Христом?

Лео онемел. Он не притронулся к еде; Джон попросил официанта упаковать обед, чтобы забрать его с собой. Он грустно улыбнулся и объяснил Лео:

— В этой части города по-прежнему много голодных.

Оба направлялись в Джорджтаун и потому сели в одно такси. Лео сказал, предусмотрительно перейдя на итальянский:

— Я признаю, что цинично отнесся к программе объединения христиан «Раскроем объятия всем верующим», начатой папой. Джон, этого человека надо остановить.

Друг молчал. Лео хотел потребовать ответа, но понимал, что Джон, как новый папский нунций, переживает внутреннюю борьбу интересов — он уже назвал дела папы «происками дьявола».

Они проехали мимо монумента Вашингтону.

Наконец Джон заговорил на ломаном итальянском:

— Именно за этим я и прибыл в столицу. Надеюсь, что меня утвердят в должности нунция. Италия не в счет — в крупных городах слишком сильно влияние исламистов. А в Америке у нас есть союзники.

Лео хотел было попросить объяснений, но подумал, что Джон и так рассказал ему слишком много.

Потрясение от рассказа Джона вытеснило мысли об Орсине, но Лео это заметил лишь вечером, дома. Он кормил блаженно мурлычущих котов, как вдруг на него нахлынули воспоминания о том годе, когда Орсина стажировалась в Джорджтауне. Обет безбрачия и самодостаточность уберегли его от риска — он никому не отдал сердца, но никто и не ранил его. Намного проще дарить любовь книгам, кошкам и, как представлял себе Лео, Всевышнему.

Судьба подарила ему шанс, которым он не воспользовался. Надо было следовать первому импульсу — как тогда, когда он без колебаний взял Орсину на работу. Позже Лео, фантазируя, пытался объяснить свое решение: мол, Орсину он привез в Джорджтаун в качестве примера для местных студентов. Орсина не потому согласилась ехать в Америку. Она с самого начала почувствовала к Лео что-то, лелеяла надежду на близость… Девушка излила душу в письме, которое Лео, глупец, уничтожил. Следовало сразу рассказать Орсине о своем прошлом, о принесенных клятвах и — да! — о чувствах к ней.