Перегруженный ковчег - Джеральд Даррелл

Глава IV

Ночью в лесу

В результате проведенных нами на охоте дней и исключительной старательности жителей окрестных деревень клетки в моем лагере скоро оказались переполненными, и я стал целые дни уделять уходу за животными. Я мог располагать для прогулок лишь тем временем, которое оставалось у меня после окончания дневной работы, поэтому мы начали охотиться ночью при свете фонарей. Из Англии я привез четыре больших фонаря, к ним я добавил еще четыре фонаря, приобретенные в Камеруне. Обеспеченные таким обилием света, мы бродили по лесу обычно с двенадцати до трех часов ночи и поймали в эти часы множество таких ночных животных, которых мы вряд ли обнаружили бы в другое время суток.

Лес ночью резко отличается от леса при дневном освещении. Все живое бодрствует, то и дело где-нибудь на дереве сверкают чьи-то раскаленные глаза, из зарослей все время доносятся шорохи и крики. Свет фонаря часто падает на раскачивающиеся, подергивающиеся лианы – в ста пятидесяти футах над нашими головами какое-нибудь животное задело их в своем движении. С шумом падают на землю спелые плоды и сухие ветки. Цикады, которые как будто не спят ни днем ни ночью, оглашают лес своим звоном, время от времени невидимая большая птица громко выкрикивает прокатывающееся по лесу «карр… каррр… карр». Обычными для ночного леса звуками являются крики Dendrohyrax dorsalis. Вначале мягкий пронзительный свист разделяется правильными частыми интервалами, затем интервалы становятся все короче, пока все не сливается в непрерывный громкий и резкий свист. Совершенно неожиданно, в момент, когда свист кажется нестерпимо пронзительным, он резко обрывается, и воздух доносит лишь звуки замирающего эха. В лесу также очень много лягушек и жаб. С наступлением темноты начинаются безумолчные крики, кваканье, свист, треск и щебет. Все это доносится отовсюду – начиная с вершин высочайших деревьев и кончая маленькими расщелинами под скалами на берегах многочисленных ручьев.

При ночной охоте расстояния в лесу представляются по меньшей мере в два раза большими, чем днем. Мы движемся под огромной шуршащей крышей, и за пределами круга света, отбрасываемого фонарями, стоит непроницаемая черная стена. Только в маленьком радиусе от источника света можно различать цвета. При свете фонаря многое выглядит иначе, чем днем; листья и трава, например, приобретают воздушный, золотисто-зеленый оттенок. Создается впечатление, что мы бродим в глубинах подводного мира, где в течение тысячелетий не бывает солнечного света. Жалкий свет наших фонарей показывает нам участки чудовищных, извивающихся корней и блеклую окраску листьев. Серебристые мотыльки, подобно стайкам крошечных рыбок, группками порхают вокруг фонаря и исчезают во мраке. Воздух в лесу тяжелый и сырой; поднимая фонарь кверху, можно заметить, как слабые струйки тумана обвиваются вокруг ветвей и лиан, просачиваются через сплетение стволов и веток. Все представления о формах и размерах оказываются ошибочными, высокие стройные деревья кажутся бесформенными обрубками, корни их извиваются и петляют при нашем приближении, словно стремясь скрыться в темноте; иногда я готов был принять их за живые существа. Все вокруг было таинственно, очаровательно и страшно.

Первый ночной поход, который я совершил с Андраей и Элиасом, мы начали рано, так как Элиас хотел повести нас к берегам большого ручья, находившегося далеко от лагеря. Он уверял меня, что там можно поймать речного зверя. Я не знал, что имел в виду Элиас, так как название это местные охотники применяют очень широко, относя его в равной мере как к гиппопотаму, так и к лягушке. От Элиаса я мог узнать только, что это «очень хороший зверь» и что я буду рад, если мы его поймаем. Мы прошли около мили по тропинке, ведущей к лесу, и оставили уже позади последнюю банановую плантацию, когда Элиас внезапно остановился, и я, не удержавшись, налетел на него. Элиас направил фонарь к верхушке небольшого, футов на сорок, дерева. Он обошел дерево кругом, светя фонарем из разных положений и что-то бормоча про себя.

– В чем дело, Элиас? – спросил я хриплым шепотом.

– Кролик, сэр, – последовал странный ответ.

– Кролик… ты в этом уверен, Элиас?

– Да, сэр, конечно кролик. Он забрался на дерево; видите его глаза за тем сучком?

Разглядывая при свете фонаря верхушку дерева, я лихорадочно ворошил в своей памяти все сведения о фауне Камеруна. Я был уверен, что ни разу в описаниях местной фауны не встречались кролики; больше того, я был убежден, что ни в одной части света кролики не лазают по деревьям. Каким же образом кролик, если он даже и появился в Камеруне, мог забраться на верхушку этого дерева? Разглядев две рубиново-красные точки, я направил на них фонарь и увидел «кролика». Высоко над нами на ветке спокойно сидела и облизывала свои усики жирная серая крыса.

– Элиас, это крыса, а не кролик.

Я был доволен, что мои зоологические познания не оказались опровергнутыми. Я боялся, что открытие лазающих по деревьям кроликов вызовет в зоологической науке большое волнение.

– Крыса, сэр? Мы зовем ее кроликом.

– Можем мы ее поймать, как ты думаешь?

– Да, сэр. Вы и Андрая обождете внизу, а я поднимусь на дерево.

Мы навели фонари на крысу, а Элиас исчез в темноте. Вскоре легкое покачивание дерева дало нам знать, что Элиас полез по стволу. Крыса встревоженно посмотрела вниз, отбежала к краю ветки, на которой она сидела, и снова посмотрела вниз.

Конец ознакомительного фрагмента.