Пунктирная линия (журнальный вариант) - Сергей Высоцкий

Только одна зацепка показалась Корнилову серьезной: Бабушкин запомнил, как молодая женщина, узнав, что в одном из домов на Фонтанке жила знаменитая актриса Савина, сказала соседке по креслу: «А у нас в поселке имение Савиной!»

Где было имение этой актрисы, и предстояло выяснить майору Бугаеву. А потом попытаться отыскать молодую женщину, приехавшую в Ленинград из этого местечка. Хорошо, если в городе она остановилась в гостинице, а не у родственников или знакомых.

Капитану Филину Корнилов поручил проверить, ездил ли экскурсовод с субботы на воскресенье за город? С кем? И в какое время в понедельник вернулся?

С председателем Совета ветеранов труда и войны должен был встретиться участковый инспектор.

Корнилов начал с отца Никифора. Выяснил в Совете по делам религий его телефон и условился о встрече.

— В покоях он, милый человек, — сказала опрятная старушка, когда полковник спросил протоиерея. — Ждет тебя. Пойдем, провожу.

Отец Никифор вышел Корнилову навстречу. Одет он был, как говорили раньше, в партикулярное платье — в серый, едва заметную полоску костюм. Аккуратно подстриженная, слегка курчавая темно-русая борода скрывала галстук. Глаза его смотрели спокойно, доброжелательно. Протоиерей усадил полковника в кресло и сам сел напротив. Корнилов обвел взглядом комнату. Высокий, красного дерева, шкаф с книгами, маленький письменный стол. На стене — картина. Ничто, кроме церковных книг на одной из полок в шкафу, не напоминало, что это кабинет священника.

— Отец Никифор...

— Никифор Петрович... — Улыбнулся священник. — Мы, наверное, будем о мирских делах говорить? Так вам привычнее. — Отец Никифор излучал доброжелательность.

— Может статься, что я потревожил вас понапрасну, — сказал Корнилов и достал фотографию Романычева. Положил на столик перед отцом Никифором. Священник взглянул на снимок и перевел взгляд на Корнилова. Полковник решил, что он видит Капитона Григорьевича в первый раз.

— Да-а... — разочарованно протянул Корнилов. — Я надеялся, что этот старик вам знаком. Он живет недалеко от вашего собора, человек верующий.

— Да, верит в господа нашего, — спокойно ответил отец Никифор. Так спокойно, что Корнилов не выдержал и от души рассмеялся.

— Ну и выдержка у вас, Никифор Петрович!

Священник тоже улыбнулся.

— А у вас смех хороший. Добрый. Вам, наверное, трудно в милиции служить?

— Ох и трудно! — улыбнулся Корнилов и, посерьезнев, сказал: — Я понимаю, Никифор Петрович, у вас с прихожанами свои отношения, свои тайны. Я не собираюсь их касаться. Но Романычев погиб.

— Боже праведный! — потемнев лицом, прошептал священник и перекрестился.

— Старика убили. А за два дня до смерти он приходил, — Корнилов хотел сказать «покаяться», но понял, что в его устах это слово прозвучало бы нелепо. — Приходил ко мне. Признался в тяжком преступлении.

Он начал пересказывать священнику историю Романычева, но отец Никифор остановил полковника.

— Капитон Григорьевич не был нашим постоянным прихожанином, — задумчиво сказал он. — Появился в церкви всего три года назад. Я говорил с нагорной проповеди и вдруг заметил с амвона плачущего мужчину. Старика. Он плакал навзрыд, никого не стесняясь. После службы я послал дьякона разыскать его. Вот здесь, в этих покоях, мы и познакомились. Капитон Григорьевич был насторожен, отвечал на мои вопросы сдержанно. Из нашего первого разговора я понял только, что он очень одинок. И пригласил его приходить. Сначала он заглядывал от случая к случаю, потом стал появляться чаще. Теперь я уже не нарушу тайну исповеди — Капитон Григорьевич покаялся мне во всем. В подделке продовольственных карточек, в спекуляции... В том, что из-за него пострадал невинный человек.

— А как пострадал? Об этом старик сказал?

Священник кивнул.

— Много зла мы храним в своей душе. С радостями к нам приходят редко, наверное, так же, как и к вам?

Корнилов промолчал.

— Капитон Григорьевич всю жизнь расплачивался за свой грех, — убежденно сказал отец Никифор и неожиданно спросил Корнилова. — Вы ленинградец?

— Да. Родился на Васильевском.

— Не в клинике Отто?

— Да. Мы жили в Тучковом переулке.

— А я на Первой линии. И родился в той же клинике. Я смотрел на вас и думал: наверное, мы ровесники. И вы похожи на ленинградца. А ленинградцам поступок Капитона Григорьевича больнее во сто крат. Вы не боитесь быть пристрастным судьей?

— Никифор Петрович, там, — Корнилов поднял глаза вверх, — старика будут судить уже по вашему департаменту. Срок давности для земного суда давно прошел. Я же обязан разыскать убийцу Романычева. И еще мне очень бы хотелось восстановить доброе имя Бабушкина. Человека, которого расстреляли по доносу. За грехи Романычева. Но старика нет в живых, а письменное признание он не успел написать. Или бумагу эту уничтожили. — Корнилову показалось, что он произнес последнюю фразу раньше, чем его поразила внезапная догадка о том, что не деньги и не ценности искал убийца.

— Я попросил Капитона Григорьевича написать обо всем подробно, — продолжал полковник. — Тогда прокуратура имела бы повод пересмотреть дело погибшего. Мы договорились, что он принесет свое признание ко мне на Литейный.

— Выходит, решился Капитон Григорьевич, — задумчиво глядя на полковника, произнес отец Никифор. — Облегчил душу. Чем же я могу вам помочь?

— Романычев рассказал о своем преступлении мне и вам. Никого другого я пока не знаю...

— И вы хотите, чтобы я засвидетельствовал это?

— Да. Он называл вам имя невинно пострадавшего?

— Капитон Григорьевич заказывал молебны за упокой души раба божьего Алексея...

— Бабушкина?

— Он называл его фамилию на исповеди. А в молитвах называют только имена.

Корнилов достал из кармана ксерокопии, снятые с найденных у старика записок «за упокой» и «во здравие». Протянул Никифору Петровичу.

— Мы нашли у него дома.

— Можете оставить? — спросил священник. — Я исполню его последнюю волю. Но рассказать все, что я узнал от Романычева, не могу. Люди, имена которых Капитон Григорьевич доверил мне на исповеди, могут быть живы. Но ваши хлопоты греют мне душу.

«Что ж ты не убедил старика раньше выполнить свой долг?!» — подумал Корнилов и спросил священника:

— Вы считали раскаяние Романычева искренним?

Священник вздохнул, опустил голову. Полковник чувствовал, что ему не просто ответить на этот вопрос.

— Легко ошибиться, — наконец сказал он и внимательно посмотрел Игорю Васильевичу в глаза. — По-моему, он боялся высшего суда. Человек нуждается в поддержке. А он был одинок. У одиноких — один защитник. Но утешение приходит не сразу и не ко всем. Умершие живут там, за гробом, тем запасом духовной жизни, который они приобрели в жизни земной. Капитон Григорьевич слишком поздно задумался об этом. Он поздно вспомнил о боге.

Они поговорили еще несколько минут. Полковник дал отцу Никифору свой телефон. Попросил позвонить, если он вспомнит какие-то подробности из жизни старика.

— Не нарушая тайну исповеди, — улыбнулся Корнилов.

— Да. Я не волен распоряжаться тайнами своих прихожан, — мягко сказал священник. — Раньше священнослужители освобождались от дачи показаний в суде. Если только дело не касалось царствующих особ. Но мы с вами делаем одно дело — наставляем на путь истинный свою паству.

— Методы у нас разные.

— А цели? — Священник сказал это так, что ответ был не нужен.

Садясь в машину, Корнилов думал о той догадке, которая неожиданно родилась у него во время разговора со священником. «Что это мне взбрело в голову? Ведь в мартирологе есть сообщение о смерти Полякова! Значит, все трое участников того давнего преступления мертвы. Выходит, все-таки младший Бабушкин решил расплатиться за отца?» Эта мысль мучила полковника. Ему казались чудовищно несправедливыми несчастья, которые обрушились на одну семью, и поэтому он оттягивал визит на Каменный остров. И никого из своих сотрудников туда не послал. Опасался за молодых сыщиков. Вдруг у них недостанет чутья и деликатности? Но дальше откладывать разговор с Бабушкиными было нельзя, и он попросил шофера ехать на Березовую аллею.

14

Бугаев шел по длинному и унылому коридору Управления к себе в кабинет и думал, с чего начать поиски. С шофером все ясно. Сейчас он позвонит в автобазу экскурсионного бюро и попросит, чтобы разыскали водителя первого класса Романа Холкина. А вот как быть с имением Савиной? Честно признаться, до сегодняшнего дня майор даже не подозревал, что когда-то в России пользовалась огромным успехом драматическая актриса Мария Гавриловна Савина. А уж про ее имение... Полковник — тот, оказывается, даже знает, что последняя квартира актрисы, вернее ее дом, находится на Карповке, недалеко от Дома литераторов.