«Обезглавить». Адольф Гитлер - Владимир Кошута

— Все дело в том, душа моя, Марина, — заговорил Шафров после некоторой паузы, — что вашим женщинам, как и всем бельгийцам, которые соблаговолят сразиться с неприятелем, нужно оружие. Король его народу не оставил. Склады и арсеналы при оккупации Бельгии забрал противник. Стало быть, для того, чтобы бельгийцам взяться за оружие, его сначала надо где-то и как-то раздобыть. Надо вооружаться, друзья мои. Вот в чем вопрос.

— Как? — спросила Марина.

— Каким образом? — поддержал ее Марутаев.

Шафров задумался, ответил несколько мгновений спустя:

— Прежде всего следовало бы бельгийцам отправиться на оборонительный рубеж на реке Диль. Всего три дня назад там проходили ожесточенные бои. Об этом писали газеты, сообщало радио. Враждующие стороны переместились далеко на запад. Пал Брюссель. Надо думать, поле брани еще не убрано. Так надо поторопиться. Разумеется, складов оружия и боеприпасов там не обнаружить. Но, если внимательно поискать в окопах, блиндажах, на боевых позициях, то кое-что найти можно.

Марина и Марутаев благодарно посмотрели на Шафрова. Они все поняли.

Река Диль. Неширокая, тихая, медленно плутающая по равнинной местности юго-востока Бельгии. Марутаев и Марина, конечно, не могли знать, что в генеральных штабах бельгийской, французской, английской армий этой реке предназначалось стать оборонительным рубежом, на котором, в случае нападения Германии на Бельгию, должны были развернуться основные силы союзников, чтобы задержать, а затем разгромить и обратить в бегство войска Гитлера. В штабных разработках оборонительного плана «Диль» так и было сказано: «Обратить в бегство». История однако засвидетельствовала противоположное — бегство войск союзников.

Осмотревшись и походив по бывшей обороне союзных армий, даже неискушенные в военных вопросах Марутаев и Марина поняли, что оборонительный рубеж здесь создавался наспех. Однако следы боя свидетельствовали о том, что сражение тут было, хотя и скоротечным, но весьма ожесточенным и обе стороны понесли немалые потери в живой силе и боевой технике. На поле боя по обоим берегам реки Диль еще оставались неубранными разбитые и сожженные немецкие и бельгийский танки, бронетранспортеры, автомашины, на огневых позициях артиллерийских батарей взорванные орудия, в окопах, блиндажах и дотах еще попадались трупы погибших бельгийских, французских и английских солдат. Убрать их немцы не успели или не захотели, а бельгийцам появляться здесь запретила военная полиция. Но, несмотря на строгий запрет, Марутаев и Марина встретили в окопах несколько бельгийских женщин и стариков, искавших среди погибших солдат и офицеров своих сыновей и мужей.

День клонился к вечеру. В карманах Марутаева уже было два пистолета, в дамской сумочке Марины бельгийский браунинг и около трех десятков патронов, когда в одном из полуразрушенных блиндажей они обнаружили крепко сколоченный ящик. Был он засыпан осунувшейся землей, обломками досок, укреплявших стены блиндажа, бревнами, частично обрушившегося с потолка накатника. Прямое попадание снарядов тяжелой артиллерии основательно разрушило блиндаж, видимо, причинив неприятности находившимся в нем бельгийцам. На захламленном, затоптанном полу валялись окровавленные части военного обмундирования — рукав френча, разрезанный по голенищу сапог, смятая офицерская фуражка со следами крови, обрывки бинтов, ватные тампоны.

Марина и Марутаев попытались извлечь ящик из-под обломков и вытащить на середину блиндажа, чтобы посмотреть, что в нем находится, но он не поддавался их усилиям и стоял неподвижно, будто намертво прикрепленный к полу. Увлекшись, они не заметили, как в полумраке блиндажа появился мужчина. Марутаев ощутил на себе его взгляд и почувствовал себя неприятно. Было такое ощущение словно неизвестный держал его под прицелом пистолета и выбирал удобную минуту, чтобы произвести выстрел… «Кто это может быть? — отчаянно металась тревожная мысль в голове Марутаева, — Немец? Полицейский? Или такой же, как и я искатель оружия?» Осторожно, чтобы не заметила Марина, он скосил взгляд и увидел на фоне открытой двери силуэт человека, среднего роста, атлетического телосложения в гражданском костюме. И от того, что это был не немец и не полицейский у Марутаева настолько отлегло на душе, что дышать стало легче. Однако опасность, хотя и уменьшилась, полностью не исчезла. «Как-то поведет себя этот незнакомец? Кем окажется? Как объяснить ему, почему в полуразрушенном блиндаже возился с ящиком?» — думал Марутаев и, чтобы избежать подобных вопросов, решил сам овладеть положением. Он резко выпрямился, направил на незнакомца пистолет, властно потребовал.

— Руки вверх! Бросай оружие!

В первый момент от неожиданности Марина оцепенела у ящика, поняв, что за ее спиной в блиндаже появился кто-то опасный, но, мгновение спустя, суетливо завозилась с дамской сумочкой, доставая браунинг.

— Руки! Руки! — повторил Марутаев непреклонно. Достав браунинг, Марина повернулась к вошедшему. Он медленно поднимал руки вверх.

— Подойди и обыщи его, — сказал ей Марутаев и, обращаясь к неизвестному, строго предупредил, — Малейшее движение и я уничтожу вас.

Поколебавшись немного — удобно ли ей, женщине, обыскивать мужчину, — Марина все же направилась к неизвестному. Оказавшись рядом, уставилась на него удивленно и радостно.

— Господин Деклер? — прошептала она, — И вы здесь?

— Гм, гм, — смутился Деклер, явно не рассчитывавший встретить здесь кого-либо из своих знакомых, — Простите, мадам, но я не привык разговаривать, стоя с поднятыми вверх руками. Если ваш грозный спутник разрешит мне опустить руки, то я признаюсь, что я действительно Деклер.

— Что он там бормочет? — спросил, не снижая тона, Марутаев.

— Мы его знаем, Юра. Разреши ему опустить руки и подойди сюда, — попросила Марина.

Марутаев подошел к ним, произнес удивленно.

— Доктор Деклер? Кто бы мог подумать, что мы встретимся здесь?

— Простите господа, но откуда вы меня знаете?

— Мы посещали вечера русской поэзии в университете и были благодарны вам за прекрасный перевод Пушкина, Лермонтова, Грибоедова, — ответила проникновенно Марина.

Заметив в ее произношении едва уловимый акцент Деклер спросил:

— Если я не ошибаюсь, господа, то вы — русские?

— Да, русские, — гордо подтвердил Марутаев.

Такое открытие оказалось для Деклера полной неожиданностью и он озадаченно смотрел на Марину и Марутаева, не в силах понять их. «Зачем им, русским, оружие? — думал он, — Кого собираются они убивать? Бельгийцев, чтобы помогать немцам устанавливать новый порядок в Бельгии? Так для этого немцы сами дали бы им оружие».

И вдруг сознание Деклера озарила совершенно неожиданная мысль, заставившая дрогнуть его сердце. «Они хотят убивать фашистов? Хотят помогать бельгийцам?» Теплая волна самых добрых чувств благодарности разлилась у него в груди и он молвил раздумчиво, словно говорил самому себе:

— Я должен благодарить судьбу за сегодняшний день, — Затем, обратился к Марине и Марутаеву, — Мадам, и вы, мсье. Если вам нужна моя помощь, — показал взглядом на ящик, — то я к вашим услугам.

Шел восемнадцатый день войны. На командном пункте бельгийской армии в Мидл-парке царили нервозность и растерянность. В лагере союзников, так и не сумевших добиться согласованности действий, начался разлад. В расстановке, использовании сил каждый преследовал свои цели и Леопольд, с каждым днем убеждаясь, что судьба Бельгии уже не интересует ни англичан, ни французов, мысленно стал обращаться к германской ноте, цепляться за шаткие гарантии, которые обещал Гитлер: «независимость», «безопасность», «целостность». Мысль о выходе из войны все больше овладевала им и окончательно созрела, когда командующий английским экспедиционным корпусом генерал Горт; без предупреждения союзников приступил к эвакуации своего корпуса в Англию, оставляя в окружении у Дюнкерка французские и бельгийские войска. И несмотря на то, что полумиллионная бельгийская армия еще представляла собой серьезную опасность для немцев, Леопольд поторопился отказаться от союзнических обязательств и сложить оружие. Поражение уже не вызывало сомнений и он стал рассматривать ближайшую перспективу — установление отношений с Гитлером. Не надо было обладать большой фантазией, чтобы представить, как отнесется к нему фюрер, если бельгийская армия будет сражаться до последнего патрона, обеспечивая эвакуацию английских войск из Дюнкерка. По его твердому убеждению час крутого поворота в политике и боевых действиях настал, и двадцать седьмого мая он послал к германскому командованию парламентера генерала де Руссо.

Вступая в переговоры, он полагал, что его армия будет служить надежным гарантом, позволяющим просит Гитлера перемирия, а не капитуляции, вести переговоры, если не на равных, то во всяком случае и не в положении побежденного. «Перемирие. Только перемирие, в процессе которого нужно достичь договоренности с Гитлером о независимости Бельгии», — внушал себе Леопольд, нетерпеливо ожидая возвращение генерала де Руссо.