Подружка №44 - Марк Барроклифф

С этим никто из нас не спорил. Фарли – понимая, что выигрывает, Лидия – надеясь, вдруг он еще порвет письмо, а я сознавал, что, хоть один раз почти удалось заставить Джерарда передумать, второй раз нам вряд ли светит.

– Брось, – сказал я, – пусть Фарли тебе поможет.

– Один ведь раз живем, верно? – с воодушевлением поддакнул Фарли.

– Не знаю, – сказал Джерард, ничего другого в виду не имея. – Подобный взгляд на мир меня угнетает. Может, хоть буддисты правы? Мне нравится идея чистого листа.

Он поспешно сунул Лидии письмо, и та порвала его в мелкие клочки.

– Отлично, – похвалил Фарли. – Ты не пожалеешь. Все, что тебе нужно, – вера в себя, и ты можешь ее воспитать. Это легко. Надежд у тебя будет ровно столько, сколько ты себе позволишь. Надо только позволить.

– Ладно, – согласился Джерард. – Смотри, я на тебя рассчитываю. Это могло бы спасти мне жизнь.

2

ВОЗЛЮБЛЕННЫХ ВСЕ УБИВАЮТ[2]

Больнее всего новость о самоубийстве Фарли ударила по Джерарду.

Как-то вечером, примерно за неделю до того, как мы узнали о его смерти, я пришел с работы в омерзительном настроении и опять застал Джерарда за письмом. Шариковая ручка в его руках нависала над нетронутой белизной блокнотного листка, как кинжал.

– Я думал, мы решили этого не делать, – сказал я, ища телевизионный пульт, чтобы успеть включить «Звездный путь» раньше, чем он выберет какую-нибудь передачу о тщете всего сущего.

– Я пишу не Поле, а Фарли, – возразил Джерард, царапая на бумаге наш адрес.

Джерард всегда оформляет корреспонденцию в классической, деловой манере, как нас учили в школе. Даже в письме к родной матери обязательно присутствует адрес отправителя, адрес получателя и дата. Объясняется это его стремлением делать все, как надо, уважением к внешним приличиям. А чего еще ждать от человека, который всю жизнь покупает обувь того фасона, что носил в школе, и в том же магазине в Брайтоне, куда он ходил в школьном возрасте. Прошу заметить: он вообще покупает все то же самое, что носил в школьные годы, – кожаные пиджаки (несмотря на убежденное вегетарианство), джинсы, шерстяные рубашки и темно-серые (ни в коем случае не черные) носки. В выпускном классе он, как рассказывали мне его старшие товарищи, был одним из образцов элегантности и стиля, но так и не уразумел, что со временем мода меняется. Хотя о внешности он заботится куда более трепетно, чем среднестатистический старый холостяк. Просто такой у него стиль – мешок с дерьмом. Он нашел его, решил, что это ему подходит, и теперь ни на что менять не собирался. По мнению Джерарда, манера одеваться отражает в первую очередь характер, а моду – в последнюю, вслед за требованиями эстетики и финансовыми возможностями.

Я же понял, что намного легче одеваться всего лишь стильно, не принимая во внимание соображения личного вкуса: достаточно пролистать два-три модных журнала для мужчин, раз в год пройтись по магазинам во время распродаж, истратить кучу денег, купив девять-десять вещей, одной из которых надлежит быть немного дерзкой и броской, и целых двенадцать месяцев не беспокоиться о своем гардеробе. Экспериментировать лучше с верхней одеждой: в пальто вы только входите в дом, а потом, если вам в нем неловко, его можно снять. А если оно вам идет, можно не снимать. Мне случалось настолько хорошо чувствовать себя в пальто, что я целыми вечерами непринужденно истекал потом ради собственной неотразимости. Излишне упоминать, что для Джерарда броскость и оригинальность в одежде вряд ли стоят на первом месте в ряду достоинств, поскольку даже некоторые оттенки серого он находит слишком смелыми.

Его забота о своем облике доходит до того, что как-то он вышел из дому в проливной дождь, отвергнув предложенный мною зонтик, который я нашел в метро. По его мнению, этот зонтик означал: «Я люблю гольф и желаю одеваться в стиле гольф. Я искренне признаю его достоинства». Всем остальным, если б они удостоили Джерарда взглядом, его внешний вид сказал бы: «Я люблю быть сухим и желаю оставаться сухим при любых обстоятельствах. Я искренне признаю достоинства сухости». Вероятно, дело тут в каких-то неизжитых подростковых комплексах.

Знаю, я и сам грешен, хоть и в меньшей степени. Например, лучше выйду на улицу голым, чем в майке для регби. Не то чтобы я не любил регби: хорошая, традиционно английская спортивная игра, зародившаяся в частных школах в девятнадцатом веке для поощрения гомосексуальности. Ее вполне можно посмотреть по телевизору, если ничего другого не показывают, но, надевая майку для регби где-либо, кроме игрового поля, вы сообщаете окружающим не о своей любви к регби, а о том, что у вас большая задница. По крайней мере, таково мое мнение.

Я решил не мешать Джерарду потеть над очередным письмом, поскольку счел, что его претензии к Фарли вполне обоснованы. Фарли не появлялся дома несколько недель, и пару вечеров Джерард уже роптал на то, что приходится одному готовиться к подвигу освобождения девицы Полы из когтей двух драконов – Свободы и Самоуважения. Кроме того, пока Джерард писал письмо, я мог безнаказанно включить любую программу на любом канале.

Итак, я взял в руки пульт, быстро прощелкал передачу для молодых мам, двух дюжих поваров, весело и со страстью вещавших о великом искусстве приготовления пищи, какую-то даму, которая показалась мне озабоченной матерью семейства, хотя, возможно, она была как раз неозабоченной матерью семейства, посылавшей ведущего на все четыре стороны.

Я переключился на другой канал, и на экране возникло долгожданное, каменно-решительное и остроухое лицо космического пилота Спока. Я покосился на Джерарда, но тот слишком упивался своим гневом, чтобы заметить, что межгалактический корабль уже кружит вокруг картонной планеты. Главная претензия Джерарда к «Звездному пути» заключалась в том, что «в жизни так не бывает». Разумеется, не бывает, в том и суть, но Джерарду этого не объяснишь.

Скафандры были уже надеты, плазменные двигатели заглушены, и капитан Керк начал грязно домогаться прелестной, как фея, инопланетянки, когда мы наконец вернулись к нашим баранам. Я не отказал себе в удовольствии спросить Джерарда, зачем писать, если можно позвонить по телефону.

– Потому что я хочу отнестись с особым вниманием к каждому своему слову, – ответил он, сжав губы настолько плотно, что вы были бы вправе заподозрить, не готовится ли он исподволь к карьере чревовещателя.

– А что ты хочешь сказать?

– Слова – ерунда, – буркнул Джерард, хотя мог бы сострить и получше.

– Потому-то от них так трудно отказаться.

Я выпустил в потолок кольцо дыма, изяществом форм не уступавшее ядерному грибу.