Дневник Мелани Вэйр - Марина Эльденберт

Я покорно следовала за прислужниками узкими полутемными коридорами в благоухающий яркими цветочными ароматами сад, где под открытым небом Господин всегда принимал гостей. Мне вспоминалось, как мы с Дэей вместе часами бродили по нему, беседуя обо всем. Она рассказывала мне о своем мире, я ей – о своем. В её рассказах всегда была надежда, в моих – обреченная ярость.

Россыпи звезд на черном небе казались прекрасными и далекими, и мне хотелось верить, что Дэя где-то среди них, дожидается меня, чтобы никогда больше не расставаться. Я не видела лиц собравшихся: пелена перед глазами, уводящая в зыбкое марево полузабытья, ясно говорила о том, что уходят последние часы моей жизни. Дышать становилось все труднее, грудь будто обжигало огнем. В последние дни я сделала все от меня зависящее, чтобы заслужить смерть, но теперь силы покидали меня. С каждым мгновением, с каждым вздохом я все больше уходила за грань.

Дожидаясь своей очереди под зорким взглядом прислужников, я сидела и смотрела на танцующих рабынь. Наложниц, которыми пользовался, он не позволил бы танцевать перед гостями. Возможно, Господин исполнит свое обещание, но нужна ли мне его подачка? Мысли путались, я терялась в них и теряла себя. Зачем я здесь?

Женщины двигались плавно, единым ярким пятном, подчиняясь заданному ритму, призывно изгибались – отточенные, выверенные движения, принятые нести в себе чувственность, но по сути являющиеся лишь застывшим слепком с неё. Перебирающую струны девушку я не могла признать: она была с головы до ног закутана в одежды – так, что были видны лишь глаза. Поговаривали, что у Господина появилась новая любимая игрушка. Возможно, это была она.

Когда настало моё время, я с трудом поднялась на ноги и при первых звуках музыки замерла. Я словно чувствовала обращенные на себе взгляды, но не двинулась с места до тех пор, пока среди гостей не пронесся ропот, а музыка резко не оборвалась. Рабыня или наложница перестала играть, подчиняясь жесту Господина. Я стояла с закрытыми глазами, но уловила за спиной движение. Перед смертью обостряются все чувства, которые даны человеку от рождения – как последний всплеск жизни. В миг, когда руки прислужников сомкнулись бы на моих плечах, я резким движением ушла в сторону, переходя в безмолвный танец, лишенный слуха и голоса.

Для тех, кто танцевал хотя бы раз в жизни, известно, что музыка – его неотъемлемая часть: она задает тон, ритм, настроение, ведет за собой, бросая в резких рывках или плавно покачивая на волнах уводящей из жизни чувственности. Танец – это жизнь и смерть, слитые воедино, но в моем случае все было иначе. Я отсекла первую, оставив лишь ледяной холод подступающей темноты. Я не могла показать жизнь, и полностью отдалась тому, что рваными рывками сердца сейчас билось во мне. Мир окончательно утратил очертания, тьма была повсюду, и я двигалась в ней – наощупь, подчиняясь внутреннему ритму, пульсации и шороху длинных лент, стекающих с моих запястий кровавыми полосами. В танцевальном трансе я потерялась на гранях затихающих эмоций и тающих с каждым движением сил. Повороты, скольжения, легкое покалывание в кончиках ледяных пальцев, когда я вскинула руки вверх, соединяя запястья перед тем, как плавно опуститься вниз, стекая по невидимой опоре.

Я танцевала свою смерть и смерть Дэи, Смерть в её первозданном проявлении: безжалостную, неудержимую и оттого безумно, отчаянно прекрасную. Пластика умирающего зверя оборвалась короткой паузой. Обнаженной кожей, прогнувшись в спине, я чувствовала ледяной холод плит. Я не знала, почему меня все ещё не волокут по темным коридорам, чтобы забить камнями, или подвергнуть каким-либо ещё пыткам, но точно знала, что не умру на коленях. Мой танец оборвался так же резко, как и начался, когда я собиралась по частям, подобно той самой ожившей разбитой статуэтке, резко и рвано выдергивая тело из столь долгожданного успокоения.

Замерев, я позволила себе вернуться в реальность и внезапно встретилась взглядом с Ним. Синеглазый, которого я до этой ночи видела лишь во снах, был среди гостей. Какие-то мгновения мы смотрели друг на друга, а потом я рухнула на каменные плиты. Я знала, что умираю и думала о жестоких богах, которым понадобилось в мои последние мгновения послать его в качестве насмешки над самой жизнью. А может статься, это мой последний сон, что никто и не просил меня танцевать? Неважно. Я скользнула во мрак, он сомкнулся надо мной непроницаемым пологом.

Не думала, что в чертогах демонов меня ждут такие адские пытки. Тело выгибалось дугой, пронзаемое раскаленными прутами, следом за ними вернулась и лихорадка. Меня будто растягивали, привязав за конечности веревками к четырем лошадям. Мои крики тонули в моих же хрипах, и когда вновь приходила темнота, я просила лишь о том, чтобы она стала вечной. Пробуждение за пробуждением, выход из которого напоминал вечное проклятие. Пожалуй, я его заслужила. От Дэи.

Очередное возвращение было иным. Никакого недомогания, даже самого легкого. Боль в груди утихла, дыхание было спокойным, хрипы ушли. Будоражило разве что чувство голода, от которого хотелось кричать, оглушающее биение нескольких сердец рядом, запахи. Я всегда была чувствительна к ароматам, но в тот миг они обрушились на меня всей своей бесконечностью: человеческие запахи, благовония, тянущиеся откуда-то из-за занавесей, примеси курительных трав.

Открыв глаза, я села на покрывале, сминая его пальцами. Прислужницы смотрели на меня так, будто я сама была демоном. Меня это ничуть не удивило: я не ожидала проснуться в мире живых, и была бы шокирована не меньше, если бы не... сводящий с ума, дикий голод. Никогда в жизни я не была так голодна! По неведомой мне причине биение их сердец, их запахи сводили с ума. Я снова была в своих покоях, вот и рисунки на стенах, оставленные моей рукой…

Но что случилось? Почему меня вернули, ведь последние дни я проводила в общей клетушке с рабынями?

– Нам велено доложить… – одна из них, Йемар, поспешно поднялась, но застыла под моим взглядом.

– Поди сюда.

Сама не ведая, почему, она подчинилась, а я чувствовала, как во мне просыпается нечто непонятное, первозданное и страшное. Я перехватила напряженное запястье женщины, слыша, как отчаянно колотится её сердце. Ритм остальных не сбивал меня, я ловила каждое в отдельности. Запах женщины будоражил, я не понимала, что со мной творится, и только услышав визги остальных девушек, я оторвалась от разорванного горла. Хрипя, Йемар повалилась на кровать рядом со мной, зажимая разорванное горло. От аромата горячей крови перехватило дыхание, голова кружилась, как от дурманящих трав. Я не помнила, как набросилась на неё, и в другое время я была бы поражена, но меня вели инстинкты, а не разум. Двигалась я быстрее любого человека. Прислужницы бросились врассыпную, но мне не хотелось их преследовать.

Ворвавшимся охранцам я свернула шеи. Во мне мало что осталось человеческого, звериное чутье предупреждало об опасности. Я выжидала, подпуская их ближе – воинов Господина, а потом бросалась и рвала горло, разворачивая грудные клетки. Я убивала, чтобы выжить, позабыв о том, как некоторое время назад отчаянно жаждала смерти. Несколько раз меня обжигали жала стрел и лезвия кинжалов, но это лишь распаляло мою ярость и ненадолго замедляло. Вырывая стрелы резкими движениями, раздирая собственную плоть, я снова бросалась вперед, и остановилась только у покоев Господина. Коридоры и залы за моей спиной усеяны телами, а впереди – тот, чьей смерти я жаждала столько лет.

Раньше я готова была на все за одну-единственную возможность, но сейчас, у самой цели, поняла, что это уже неважно. Сила, загадочным образом снизошедшая на меня от самих демонов, не поможет мне воскресить Дэю. Боль от потери сейчас казалась непереносимой, усиленной во сто крат, как если бы мои чувства вместе с силой взлетели под самые небеса.

Нырнув за занавеси, я ощутила обрушившийся на меня удар меча. Я едва успела уйти в сторону. Только благодаря моей скорости, он не раскроил мне череп, не разрубил меня пополам. Замах был хорошим, но в него ушла вся сила, и вторая попытка оказалась не чета первой. Все же боль была страшной. Я чувствовала, как струится по руке моя кровь, слышала треск ломающейся кости, когда личный охранец Господина резко рванул оружие на себя. Этих мгновений замешательства мне хватило: он был силен и легко мог убить меня, не обратись я ко Тьме. Меч отлетел в сторону, его ручищи сомкнулись на моей шее, но поздно. Здоровой рукой я разорвала его горло, чувствуя, как слабеет хватка, замечая, как стекленеет взгляд, а после с рычанием приникла к страшной ране, как измученный жаждой путник к источнику ключевой воды. Запах крови будоражил, сводил с ума, и я насыщалась жадными глотками, пока не осознала, что произошло.

В ужасе оттолкнув тело, я вскочила. Отчаяние грозило накрыть меня с головой: ужас и страх от содеянного моими руками возвращались вместе с разумом. Внимание привлек отдернутый в сторону тяжелый расписной ковер и распахнутый люк, уводящий в тайное подземелье. Я вспомнила, как лежала на этом самом ковре, запоминая каждое мгновений угасающей жизни Дэи, и отчаянная, всепоглощающая ненависть удержала меня на последней грани. Должно быть, Господин слишком торопился спасти свою шкуру, а у охранца не осталось времени, чтобы захлопнуть крышку и спрятать её. На моих губах застыла жестокая улыбка. Какая досадная оплошность! Гаду всегда удавалось ускользнуть, но всему наступает конец, даже бесконечному везению.