STIGMATA - Л. Кобылинский

один родимый взор с улыбкой сквозь очки.

Но вновь ты поднял взор в то царство, где, пылая,

восходят белые высоты Гималая...

ТАМПЛИЕР

Сомнений нет и нет страдания,

и все навек озарено;

росой чистейшей созерцания

мое чело окроплено!

Очей крыло коснулось серое

и вот, качнувшись, унеслось,

и знаю, я люблю и верую,

я — раб и рыцарь Твой, Христос!

Пред Дамой строгой, Вечной Девою

одно колено преклоня,

я меч сжимаю дланью левою,

десницей — чашу из огня.

Я принял тайны посвящения,

я пролил кровь свою. Пора!

Я жду последнего крещения

в высоком пламени костра.

Мне внятен голос Искупителя,

знак Водолея надо мной,

зову я нового Крестителя

облечь нас новой белизной!

УЗОРНОЕ ОКНО

ПРИЗНАНИЕ

В дни детства чистого сквозь сонное виденье

ты увидала Рай,

вот почему в тебе родит тоску презренья

Апрель земли и Май.

Вот почему всегда, как сонное виденье,

ты близко-далека,

мне кажешься иной чрез каждое мгновенье,

как облака.

Вот почему на миг. как будто в светлом дыме.

перед тобой возник,

едва твои глаза вдруг встретились с моими,

давно знакомый лик.

Вот почему меня ты с детства полюбила

до рокового дня,

своей изменою ты звезды оскорбила,

но не меня.

Вот почему, смеясь и проклиная даже,

я знаю, встретиться нам снова суждено,

в дни детства чистого взглянули мы туда же,

в одно окно!

УЗОРНОЕ ОКНО

Над мертвым Городом, над вечным морем гула,

где ночью блещет свет, где днем-всегда темно,

как Царские Врата, вдруг Небо разомкнуло

узорное окно.

Бегут толпы теней вокруг в смятеньи диком,

и обернуться им в том беге не дано,

но тихо светится в безмолвии великом

узорное окно.

Над лесом красных труб, над царством мертвых линий,

где смех. безумие и смерть — одно звено,

немолчно бодрствует небесной благостыней

узорное окно.

Там кто-то молится, рыдает, умоляет,

да отвратит Господь, что небом суждено,

и, благостно светясь, весь мир благословляет

узорное окно.

О, с детства милое знакомое Виденье,

вновь сердце бедное Тобой озарено!..

Да будет жизнь моя — молитва, плач и бденье!

Да будет падший дух — узорное окно!..

БОЖИЙ САД

Мой дух в томленьи изнемог,

но сладок был последний вздох,

и все иным предстало вдруг,

и ярче свет, и внятней звук...

Чей ласковый, знакомый лик

над изголовием поник?

Чья тень порхнула, обняла

и развернула два крыла?

Вот, указуя, строгий перст

вознесся ввысь, и путь отверст,

и вот задумчивый полет

меня качает и влечет.

Мне радостно дремать без грез,

мне плакать сладостно без слез...

Я потупляю робкий взгляд,—

передо мной Господний сад.

цветут цветы нежнее льна,

белее Божьего руна,

и сходят звезды здесь и там,

как пчелок рой, играть к цветам.

Вкруг нерушима тишина,

и сад тот — райская страна!

И Странник тихий и простой,

весь благовестье и покой,

идет с улыбкой на устах,

и лунный серп в Его руках.

Все ближе... вот и подошел

и стал в жужжанье райских пчел,

и улыбнулся мне, и вдруг

возликовало все вокруг,

Он тихо белый серп вознес,

«в свой сад прими меня, Христос!..»

СНОВИДЕНИЕ

Здесь вечный День. прозрачный и хрустальный,

каких еще не ведает земля,

здесь обретает свет первоначальный

дух, сотканный из граней хрусталя.

Здесь никогда заря не потухает,

здесь небосвод горит без звезд, без лун,

без лепестков цветя, благоухает,

поет, гремит и говорит без струн!

И здесь не гаснут взоры сновидений,

и здесь не тают крылья у теней,

и чистые, кристальные ступени

восходят до чистейших ступеней!

И здесь ты был, и снова круг свершится,

и внидешь вновь в хрустальные поля!..

И дух мой стал, рыдая, возносится

и вспомнил все...

    И вдруг проснулся я!

БЕАТРИЧЕ

ДАНТЕ И БЕАТРИЧЕ

Мне было девять, Биче восемь лет,

когда у Портинари мне впервые

она, смеясь, послала свой привет...

Стоял душистый май... лучи живые

одели в золото ее наряд,

одежду красную и кудри завитые

и навсегда к ней приковали взгляд!..

Она казалась мне подругой нежной

тех Ангелов, что в небесах парят,

являясь здесь лишь цепью тучек снежной,

легко бегущей розовой зарей...

И голос прозвучал в душе мятежной: —

«Ты побежден, ее—Бог перед тобой!..»

Затрепетала грудь, чело горело,

и Гений жизни с силой роковой

мне факелом зажег и дух, и тело!

БЕАТРИЧЕ УМЕРЛА

В цветнике дрожанье роз,

меркнут звезды, тает мгла,

ветер плачущий принес:

«Беатриче умерла!..»

Плачет Город, сердца стон

заглушат колокола,

снился сердцу черный сон:

«Беатриче умерла!..»

Я к окну — в окне мелькнул

белый голубь, как стрела,

внятен сердцу смутный гул:

«Беатриче умерла!..»

Я в окно взглянул, молясь,

в небе тучка проплыла,

песнь победы там неслась:

«Беатриче умерла!»

СВИДАНИЕ

В час, как Биче опочила.

я над ней ослеп от слез,

но улыбкой озарила

сумрак вечный Роза роз.

«Встань, исполнись ожиданья!

Верный, за любовь твою

днесь торжественно свиданье

обещаю вам в Раю!»

Lacrimosa! Плачут свечи,

ввысь зовут колокола,

жду я, мертвый, дивной встречи,

и душа моя светла.

Вот и Страж, пылают перья,

ярче Солнца строгий лик,

но у райского преддверья

я помедлил только миг.

И пред Нею, вечно-жданной,

пал, колена преклоня.

Но Она с улыбкой странной

посмотрела на меня

и сказала с грустью тайной:

«Я тебя не узнаю,

гость прекрасный, друг случайный,

мы лишь странники в Раю!»

СОН

Я дремал, свеча чадила,

над поникшей головой

чья-то тень, грозя, ходила,

словно хмурый часовой.

Но лишь трижды, засыпая,

имя Милой произнес,

белый Ангел, Ангел рая

сердце в небо перенес.

Свет торжественный и яркий,

сердце дышит белизной,

и готические арки

проплывают надо мной.

И, величие величий,

на узорчатом окне

преклоняет Беатриче

взоры нежные ко мне!

БЕАТРИЧЕ

Как свора псов, греховные деянья

рычат, струя голодную слюну,

но светлые покровы одеянья

мне в душу излучают белизну;

их лобызая, я рыдаю глухо,

простертый ниц. взираю в вышину.

Взор полувидит, полуслышит ухо,

вкруг сон теней и тени полусна...

Где власть Отца? Где утешенье Духа?

Где Сына крест?.. Вкруг тьма и тишина!..

Лишь Ты сошла без плача и без зова

и Ты неопорочена Одна!

Постигнув все и все простив без слова,

ты бдишь над трупом, преклоненным ниц,

мне в грудь вдохнуть дыхание готова

движеньем легким девственных ресниц.

Ты — верный страж, наставница благая,

Ты вождь крылатых, райских верениц,

путеводительница дорогая,

разгадчица моих заветных снов,

там — вечно та же, здесь — всегда другая,

прибежище, порука и покров!

Мой падший дух, свершая дань обета,

как ржавый меч, вдруг вырви из оков,

восхить, как факел, в мир, где нет запрета,

где пламенеют и сжигают сны,

до площадей торжественного света

иль до безгласных пажитей луны!

Я знаю все: здесь так же безнадежно,

здесь даже слезы наши сочтены,

здесь плачет свет, а тьма всегда безбрежна,

под каждою плитой гнездясь, змея

свистит беспечно и следит прилежно,

все гибнет здесь, и гибну, гибну я;

нас давит Враг железною перчаткой,

поднять забрало каждый миг грозя,

и каждый лик очерчен здесь загадкой.

Мы день и ночь вращаем жернова,

но, как волы, не вкусим пищи сладкой.

Я знаю, здесь земля давно мертва,

а вечны здесь блужданья без предела.

бесплодно-сиротливые слова,

соль слез и зной в крови, и холод тела.

Но Ты неопорочена одна,

и Ты одна без зова низлетела,

улыбчива и без конца грустна,