Дворянин великого князя - Роберт Святополк-Мирский

Ну вот, только этого еще не хватало: похоже,сюда движется целый обоз. Должно быть, все са­мое важное в этих местах случается ночью. Ачему я, собственно* удивляюсь .'— разве на дон­ской засеке было не так?

Медведев решил, что, поскольку светает и во дворе укрыться будет трудно, да и неизвестно, че­го можно ожидать от обоза из трех-четырех тяже­лых повозок и по крайней мере шести всадни­ков — это он легко определил по звуку, — следует основательно укрыться и быть готовым ко всему.

Обоз двигался медленно, времени оставалось достаточно, и Василий, не торопясь, забрался на чердак баньки, осторожно разгреб полуистлев­шую солому кровли, так, чтобы хорошо видеть двор, а в случае необходимости легко выбраться на крышу.

Странное зрелище представлял собой этот обоз, когда он выплыл наконец из утренней дым­ки и показался на дороге, ведущей к дому с восто­ка — с той стороны, куда умчался вечером изра­ненный отряд, оставивший Медведеву изувечен­ного покойника.

Первая из трех тяжело груженных телег пред­ставляла собой гору набросанной кое-как домаш­ней утвари, где золотая и серебряная столовая по­суда виднелась вперемешку с рулонами дорогих тканей и наспех связанными узлами — то там, то тут торчали носки и голенища новеньких и уже ношенных сапог, полы кафтанов, связки беличьих шкурок и даже женские платья; вторая телега — целый арсенал: бочонки с порохом, сабли, шпаги, мечи, топоры, колчаны с луками и пучки стрел, даже старинные копья и алебарды, и, наконец, за­мыкала обоз третья телега, на которой стонали раненые: их было пятеро, из них двое лежали не­подвижно, окровавленные и наспех перевязан­ные. Охрану составляли четверо хорошо воору­женных всадников, которые, свесив головы, дре­мали в седлах. Рядом с первой телегой, изредка лениво погоняя кнутом двух впряженных в нее лошадей, шагал могучий бородатый мужик в рос­кошной собольей шубе и растоптанных опорках, а за ранеными приглядывал сутуловатый карлик в рваной, засаленной рясе, надетой поверх полу­шубка — он неимоверно суетился, то спрыгивая с телеги, где лежали раненые, то снова залезая на нее, постоянно при этом что-то бормоча и приго­варивая, хотя никто его не слушал, не обращал на него никакого внимания, и его суетливость — полная противоположность сонной вялости остальных — еще больше подчеркивала причудли­вую нереальность этого фантастического шест­вия.

Должно быть, карлик в рясе давно ждал этого момента, потому что, завидев издали медведев-ский дом, радостно закричал визгливым пронзи­тельным голосом, нарушая мирную предрассвет­ную тишину:

—  Ну, наконец, слава тебе Господи, этот чертов

колодец! Епифаний! Сворачивай-ка немедля — Да-

нилка-то совсем кончается — водицы ему надо!

—  Ежели кончается, так на то воля Божья, и во­

дица ему не поможет, — меланхолично произнес

мужик в собольей шубе, но телегу все же повер­

нул.

Обоз медленно въехал в медведевский двор сквозь пролом в частоколе и остановился у колод­ца.

—  Злой ты стал, Епифаний, — неодобрительно

сказал карлик и, подбежав к первой телеге, стал

рыться в вещах.

—  Я не злой. Я — рассудительный, — уточнил

Епифаний и присел отдохнуть.

Всадники охраны проснулись.

—  Ну, чего опять стали? — хриплым голосом

спросил один.

—  Воды надо, — деловито ответил карлик в ря­

се и с огромным серебряным ковшом, выуженным

из груды вещей, ринулся к колодцу.

Взявшись за ведро, он вдруг застыл неподвиж­но, потом резко присел за срубом, озираясь по сторонам.

—  Ты чего это? — удивленно спросил охран­

ник.

—  Т-с-с! Тихо! свистящим шепотом возбуж­

денно заговорил карлик. — Здесь кто-то был; Совсем недавно. Видишь — лужа у колодца, да ведро не успело просохнуть!

—  Ну и труслив ты, однако, Илейка, — насмеш­

ливо сказал охранник, — мало ли всякого сброду

по ночам тут шастает!

—  Так-то оно так, — настороженно оглядыва­

ясь, отвечал Илейка, — да только засадит тебе кто-

нибудь стрелу в задницу, вон, к примеру, с черда­

ка той баньки, — вот тогда и посмеешься, а я тя,

дурака, лечить не буду, Богом клянусь!

—  Тьфу на тебя, малявка! — возмутился охран­

ник. — Да ты видал хоть одного человека в округе,.

кто бы нас со страху за десять верст не обходил!

Эй ты, там, на чердаке! — вдруг заорал он во всю

глотку. — А ну-ка стрельни, коли такой смелый, —

вот она, моя задница!

И поднявшись на стременах, показал.

Большого труда стоило Медведеву удержаться от соблазна — он даже тетиву натянул и ведь, без всякого сомнения, попал бы куда надо, да только не хотелось себя прежде времени обнаруживать…

Неужто это и есть те самые «люди тяглые, данники и слободичи, что на воле сидят»?.. Воттак подарочек от великого князя!

-— Не-е, робяты, так не годится, — шумно вздохнул Епифаний. — Сколько раз говорил — да­вайте сколотим мосток через ручей у монастыря, а то ведь каждый раз, как назад с обозом едем, всю ночь мучаемся по кружной дороге. Осталь­ные наши, кто на конях, поди, давно уже дома!

—  Что ты с нами тут рассуждаешь — хозяину

скажи, — отозвался хриплый.

—  Да уж не раз сказывал…

—  Ну и что?

—  А ничего. «Не надо, говорит, скоро будем из

этих мест уходить».

— Да ну?! — оживился хриплый. — И куда?

— Не сказал. Но я мыслю — на ту сторону…

— Хорошо бы! Эх, красота — славно там погу­

лять можно!

Хриплый выудил из кучи барахла маленький бочонок, ловким, привычным ударом выбил за­тычку и, легко вскинув бочонок над головой, дол­го переливал его содержимое в широко открытый рот. Епифаний с явным неодобрением следил, как пустеет бочонок, потом щелкнул кнутом.

— А я уже сыт по горло этими гулянками! Так

куда ж тут денешься…

— Тьфу! — с отвращением сплюнул хриплый и

отбросил бочонок далеко в сторону. — Какую, од­

нако, дрянь пьет этот Иуда Вельский!

Ясно, откуда они возвращаются. Интересно, апочему «Иуда»?

— Э, братцы! — изумленно воскликнул кар­лик. — Данилка-то помер! — И, растерянно огля­нувшись, по-детски удивился: — Я воды ему при­нес, а он — помер…

Все столпились у последней телеги и, сняв шапки, молча перекрестились.

— Но! Поехали! — угрюмо скомандовал рассу­

дительный Епифаний и громко щелкнул кнутом.

Обоз тронулся и, мерно поскрипывая, исчез в предрассветной мгле так же призрачно, как и поя­вился — казалось, он даже не останавливался — по-прежнему дремали, свесив головы, всадники, по-прежнему ритмично скрипели колеса и побря­кивало железо, по-прежнему суетился, что-то по­стоянно бормоча, карлик в рясе, будто не случи­лось ничего особенного, будто не покинул этот мир минуту назад какой-то безвестный грешник Данилка, о котором, быть может, никто никогда больше и не подумает, кроме разве что вездесущего Господа нашего, который один только помнит и знает всех самых малых и сирых рабов своих…

Василий спустился с чердака и привалил изнут­ри дверь толстым бревном.

Все. На сегодня хватит. Довольно тайн и по­койников, довольно вельмож, переодетых нищи­ми, довольно монахов, похожих на бродяг, и бро­дяг, одетых в монашескую рясу! Пусть сегоднябольше ничего не случится. Утро вечера мудре­нее,

Медведев с наслаждением вытянулся на про­гнившем сене и закрыл глаза. Он начал читать про себя «Отче наш» и сразу уснул, как засыпают очень молодые, сильные и здоровые люди.

В те времена ему еще не снились страшные сны.

Глава четвертая

«ПРЕКРАСНЫЙ ВЫСТРЕЛ— ПРЯМО В СЕРДЦЕ!»

Медведева разбудили птицы. .

В первое мгновение он не мог понять, где находится, и лишь наслаждался слад­ким чувством покоя, красоты и восхищения, ро­дившимся еще в полусне, а потом, приоткрыв гла­за, вдруг разглядел сверкающие серебряные пы­линки, которые под музыку небесного оркестра из тысячи звонких птичьих голосов плясали в широком веере тонких лучей яркого солнца, рву­щихся сквозь все щели старой рассохшейся бань­ки; и постепенно это тихое чувство покоя стало сменяться все нарастающим приливом необъяс­нимой радости и восторга, особенно когда он вы­шел наружу и увидел ослепительную бель сотен березовых стволов, плотной стеной окружавших его двор, вдохнул густой аромат буйно растущих трав, который легкий утренний ветерок разносил и смешивал с журчанием воды, шумом леса и го­моном невидимых птиц — все это разом обруши­лось на него, оглушило, подхватило, понесло — и тогда без всякой причины он закричал во весь го­лос, засмеялся счастливым, беззаботным смехом, потом кликнул Малыша и, раздевшись догола, но не забыв опоясаться мечом, вскочил на упругую спину коня, и оба они рухнули прямо с обрыва в ледяную воду разбухшей от весеннего паводка Уг­ры, и Василий выкрикивал бессвязные слова, и Малыш отвечал ему ликующим ржаньем, но потом устал и направился к берегу, а Медведев выплыл на середину реки, перевернулся на спину и увидел в бесконечно глубоком синем небе длинную вере­ницу диких гусей — весна царила вокруг во всем извечном буйстве пробуждения и неумолимого стремления к жизни.