Связанные звездами - Минни Дарк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ник пролистал список контактов, дошел до «Жюстин Кармайкл» и нажал на экран, заставив буквы ее имени увеличиться и засиять. И замер. Было уже очень поздно; слишком поздно для звонка. Но вполне можно было отправить сообщение.
«Было здорово встретить тебя…» – начал парень, но тут же все стер.
– Банально, – пробормотал он.
Жюстин безо всяких усилий могла вспомнить целые поэмы и цитировала Стейнбека так, словно это были слова популярной песенки. Если он собирается ей написать, то что-то, по меньшей мере, не занудное.
«Я только что думал о…» – снова начал он. Удалил все до буковки.
Вздохнул.
«Что я делаю?» – спросил он себя и со стыдом понял, что сидит в пустой прачечной, в полночь, и сочиняет сообщение девушке, не спросившей его номер телефона, у которой наверняка в жизни все отлично складывается и без него. Так что под ритмичное «шур-шур-шур» работающей стиральной машины Ник снова сунул телефон в карман.
Овны
Позднее лето плавно перешло в осень. Одно заканчивается, другое начинается. Но в жизни Жюстин Кармайкл все шло без особых изменений. По утрам она просыпалась и отправлялась на работу в «Звезду», а по вечерам возвращалась домой и отправлялась в кровать. Но как бы она ни смотрела на телефон, стараясь заставить его проснуться, Ник Джордан не звонил.
Домом Жюстин была квартира на двенадцатом, самом верхнем этаже Эвелин Тауэрс, жилого комплекса в районе Александрия Парк, украшенного классической, в духе свадебного торта, лепниной с отделкой цвета мяты, оригинальными витражными окнами и холлом с паркетными полами. Жюстин могла позволить себе апартаменты в таком шикарном месте лишь благодаря бабушке, матери отца. Флер Кармайкл, зная, что семейная ферма Эден Вэлли перейдет к ее старшему сыну, постаралась сделать так, чтобы и два младших ребенка получили что-нибудь ценное после ее смерти. В случае отца Жюстин, Дрю, этим чем-нибудь оказалась элегантная квартира в деловом пригороде, отличная инвестиционная собственность.
Дрю и Мэнди разрешили Жюстин жить в этой квартире за чисто символическую плату, хотя обратной стороной этого соглашения были частые и нередко внезапные визиты родственников, которые решили сходить в городе в театр, на футбол, теннис, в хороший ресторан или к дантисту. Обычно такие визиты казались Жюстин довольно раздражающими, но этим вечером, в среду, она совсем не возражала бы против компании.
Девушка задернула шторы, которые скрывали пару французских окон, ведущих на полукруглый балкон, при этом стараясь не смотреть на улицу. Когда-то окна и балконы с трех сторон Эвелин Тауэрс выходили на близлежащий парк. Но в 1970-х годах на узком клочке земли между комплексом Эвелин Тауэрс и его братом-близнецом соорудили многоэтажку из коричневого кирпича. И теперь из квартиры Жюстин открывался вид на уродливый фасад соседнего здания, а перила ее балкона были всего в нескольких метрах от ржавых перил соседского. Она прекрасно могла разглядеть гостиную, ничуть не скрытую крошечным балконом, и, что более неловко, окно ванной комнаты. Нынешний арендатор соседской квартиры был мужчиной средних лет с крупным тату «AC/DC» на ягодице и без занавески в ванной.
Жюстин кинула сумку на кухонную стойку и выудила оттуда телефон. Пропущенных не было, как и сообщений, никто не требовал ее внимания, и отвлечься от очередного вечера в одиночестве было решительно нечем.
Прошло два месяца с тех пор, как ее лучшая подруга Тара сменила работу в новостной передаче городского радио на должность единственного корреспондента в одной из самых отдаленных точек сети вещания ABC. За эти месяцы Жюстин успела понять, какая огромная часть ее социальной жизни существовала лишь благодаря безграничной, кипучей жизнерадостности подруги. Без Тары, частенько заглядывающей в «Звезду» после работы, чтобы затащить Жюстин в паб, или внезапно забегающей в Эвелин Тауэрс по дороге на вечеринку, которую ее приятельница просто не может пропустить, Жюстин стала чаще задерживаться на работе, а досуг проводить с друзьями, прячущимися под обложками книг и в коробках DVD-дисков.
Жюстин и Тара подружились на первом курсе университета. То, что они обе выбрали главным направлением журналистику, было одной из немногих вещей, которые их объединяли. Жюстин нравилась учеба, а Тара уделяла больше энергии добровольной работе на студенческом радио и старалась не пропустить ни одного сборища с бесплатным пивом. Что, впрочем, не мешало ей блестяще успевать по всем предметам.
В студенческие годы Тара, выросшая неподалеку от центра, стала проводником Жюстин в большом городе, а та, в свою очередь, стала для Тары пропуском в сельскую жизнь, которую девушка представляла себе в детских мечтах. Иногда они проводили выходные в городе, а иногда отправлялись в Эденвейл, и Тара проводила почти все время на ферме дяди Жюстин, пытаясь освоить всю сельскохозяйственную технику и придать своим ботинкам от «Бландстоун»[16] подлинную потертость.
В отличие от Жюстин, упорно цепляющуюся за все более старомодную мечту работать в печати, Тара с самого начала увлекалась цифровыми медиа. За последние несколько лет ей впечатляюще часто предлагали отличную работу в городских новостных телепередачах, а также во множестве иностранных бюро, но она отвергла все предложения ради должности репортера многоплатформенного канала в сельской местности. Теперь каждый раз, когда Жюстин слушала подругу по радио или по телевизору, та рассказывала о бурении и перегоне скота, о скоростях интернета в регионе или о бесконечной засухе.
Жюстин набрала номер Тары и услышала в трубке гудки ожидания вызова. Может быть, решила Жюстин, он лежит, забытый, на пыльном сиденье юта[17], пока Тара берет интервью у какого-нибудь фермера. А может, он лежит на стойке бара, пока она забивает очередной шар в лузу.
«Если вы действительно не можете печатать, – произнес наконец автоответчик голосом Тары, – оставьте сообщение».
Слова не звучали раздраженно, скорее как констатация факта. И в этом была вся Тара. За все годы их знакомства Жюстин ни разу не пришлось гадать, о чем на самом деле думает Тара. Настроившись на вечер в одиночестве, Жюстин перемыла посуду, оставшуюся от завтрака, загрузила стиральную машину и выскребла остатки «Веджимайта», чтобы соорудить нехитрый ужин. Затем приняла душ и отправилась в кровать пораньше с прекрасным изданием «Ромео и Джульетты» Ардена, которое в последние дни поселилось на ее прикроватном столике. Она открыла книгу на отмеченной странице и начала читать.
Джульетта нервничала.
«Кормилицу я в девять отослала. –
