Падение небес - Алексей Бобл

Город показался впереди нагромождением зеленых холмов среди бурой равнины. На густо поросших кустами и деревьями склонах тут и там торчали серые остовы древних высотных зданий. А над ними вознеслась железная женщина с расколотой головой. В трещине, проходящей сквозь череп великанши, поселились птицы. Руки, сжимающей меч, у статуи больше не было, она отвалилась и лежала где-то под холмом, у берега обмелевшего Днепра. Облака плыли и плыли над изуродованной головой женщины, ей нечем было их разогнать, только и оставалось, что, упрямо выставив подбородок, изо дня в день подставлять лицо ветру.

— Вот он, Киев! — объявил Белорус. — Давно хотел глянуть на Великаншу из железа и орденский Храм вблизи! В лабазах побывать и посетить торговые ряды Майдана. Ох, сколько слыхал я о Майдане…

— Да не в добрый час судьба сюда привела, — громыхнул сзади Илай.

— Говорят, прежде, до Погибели, купола обители впрямь золотом покрывали, — не обращая внимания на пассажира, продолжал Белорус. — А теперь монахи здешние какую-то красочку соорудили, чтобы блестело. То ли охру желтую с битым стеклом мешают, то ли еще какую дрянь, такое я слыхал.

— Не верю, — сказал Туран, — не могли предки золотом крышу выложить.

— Предки многое могли, мои предки да ваши, — наставительно произнес Илай, — нам их не понять.

Когда старик загудел, будто колокол, Туран оглянулся. Смерил Илая взглядом. Казалось, голос старика наполнил всю кабину «Панча» и заставил дрожать обшивку из доминантской брони, словно бубен.

— Вот я и говорю, — подхватил Белорус, — измельчал человек нынче. На кровлю золота точно не хватит, хорошо бы с нами без обмана расплатились. Ты, папаша, слышь, это… когда своему важному человеку будешь расписывать, как мы тебя охраняли, ты не жалей красивых подробностей. Можно и присочинить, будем говорить, немного. И тебе не накладно, и ему интересно послушать будет. Скучно, небось, в Киеве, в Лавре безвылазно торчать, а тут ты ему расскажешь, как мы тебя у опаснейшего злодея отбили, потом еще два раза с бандами сражались, нет, лучше три раза. Три — хорошее число! Да, и еще мутанты дикие на нас нападали, не забудь!

— Не забуду, — отозвался Илай таким сердитым тоном, что у Белоруса враз прошла охота болтать и он снова заткнулся, как в начале пути.

— Илай, ты уверен, что нам в Храм надо? — спокойно спросил Туран.

Старик кивнул. Тим покосился на Турана, приоткрыл рот, будто сказать что-то хотел, но промолчал.

Впереди показалась застава. Возле дороги, перегороженной шлагбаумом, стоял одноэтажный дом из красного кирпича. С трех сторон он был обложен мешками с песком, в которых чернели амбразуры.

Такие заставы были на всех въездах в Киев, монахи собирали плату с караванщиков и досматривали грузы.

Туран пристроился за фермерским самоходом, который полз к городу, доверху груженный корзинами с карликовой кукурузой — над бортами высилась гора бледно-желтых початков.

У шлагбаума фермер притормозил, к нему подошел монах со штуцером на плече, сказал что-то, потом поставил ногу на заднее колесо и заглянул в кузов. Поворошив стволом початки, спрыгнул, взял у фермера несколько медяков и махнул часовому у шлагбаума, чтобы пропустил самоход.

Туран проехал немного вперед, опустил стекло в дверце и высунул голову.

— Наемники мы, везем вести в Киев и работу заодно ищем, — сказал он.

— Что в фургоне? — спросил монах, перехватив штуцер.

Второй у шлагбаума скинул с плеча карабин. «Панч» они видели впервые, мощная угловатая кабина с толстой радиаторной решеткой, широкие шины с крупным протектором — грозный вид у машины.

— Нас трое. Груза нет, — Туран распахнул дверцу. — Глянешь?

Монах забрался на подножку, сунул голову в кабину. Скользнув по Белорусу взглядом, долго смотрел на Илая, сидящего в тени.

— Большой самоход — три медяка, — заключил он.

Туран оглянулся на Белоруса, тот протянул деньги.

— Езжайте, — получив монеты, сказал монах. — Держитесь подальше от красных флажков.

Махнул часовому и спрыгнул на дорогу.

Поднялся шлагбаум. Рыкнув двигателем, «Панч» въехал в Киев.

— Что за флажки? — пробурчал под нос Белорус.

Туран правил к зеленым холмам, расколотая голова железной великанши виднелась постоянно справа, а слева блестела куполами Лавра. Вскоре начался подъем, дорога изогнулась, взбираясь на холм, и гигантская статуя скрылась из виду. По сторонам потянулись дома, встроенные в бетонные остатки древних стен, прилепившиеся к ним, как улитки к стволу липты.

— Куда ехать? — Туран растерялся. Пока смотрел издали, казалось, легко найти по блеску куполов обитель Ордена, но среди домов, домиков и домишек «Панч» заплутал, и непонятно было, куда сворачивать на перекрестках.

— Давай я за руль сяду. — Белорус сдвинулся на сиденье, потянувшись к баранке.

— Ага, — Туран стукнул приятеля по руке, — еще Илаю предложи.

— Здесь налево, — подал голос пассажир. — Потом по улице вверх на холм, потом спустимся и снова налево, потом опять подскажу.

— Ты бывал в Киеве? — изумились Туран с Белорусом в один голос и переглянулись.

— Вперед смотрите, — пробасил Илай.

Туран крутанул руль, чуть не снес бампером покосившийся плетень и, свернув налево, выкатил на улицу, которая шла вверх.

Белорус оглянулся:

— Хм, папаша, а по тебе не скажешь, что ты поселок, где больше десяти домов, видал.

Когда «Панч» добрался до конца улицы, между крышами домов впереди и впрямь мелькнули золотые купола, старик не ошибся. Он привстал и, держась за спинку водительского сиденья, стал подавать короткие команды, куда сворачивать. Вскоре выехали на просторный перекресток, Илай пробасил:

— Вправо и дальше прямо, не сворачивать…

Не успел он закончить фразу, как Туран врезал по тормозам. И «Панч» замер, скрипнув рессорами. Поперек широкой улицы был натянут канат, легкий ветерок трепал на нем красные флажки.

И тут Белорус не сдержался, заорал во весь голос:

— Некроз! Затопчи меня кабан, это настоящий некроз! Ты куда нас привел, отец?!

За линией красных флажков находился раскоп. Вокруг уходящей в землю бетонной коробки грунт был послойно снят, бригада старьевщиков добиралась к древнему подземелью, рядом сложены плиты полированного красного камня, некоторые с буквами. Возможно, старьевщики выполняли чей-то заказ, добывая облицовочный камень, но дело до конца не довели. В глубину уводил широкий проход, в который легко мог бы проехать и «Панч». Мостки из досок тянулись в сырую темноту. Сейчас широкие доски и бетонные стены были затянуты серой плесенью, маслянисто блестящей на солнце. Пятна некроза расползались в стороны от раскопа, карабкались на пирамиду облицовочного камня, растекались по мосткам, по сложенному инструменту…

Видимо, некрозное пятно появилось совсем недавно — монахи еще заканчивали ограждать опасную зону канатами с красными флажками. Другие обходили по периметру, занимая посты, чтобы в случае чего отогнать зевак.

— Некроз… — растерянно повторял Белорус. — В Киеве! В самом Киеве!

— Из-под земли выперло, что ли? — заметил Туран. — Смотри, некроз расползается от раскопа.

— А в Херсон-Граде нам толковали, что под землей некроза не бывает!

Вокруг «Панча» стали собираться местные. Качали головами, указывали друг другу на зеленовато-серую плесень впереди, тихо спорили. Монахи закончили устанавливать ограждения и построились вдоль улицы. Подкатил «тевтонец», из него вылез, опираясь на резной посох, высокий осанистый жрец в желтой тоге. Седая борода аккуратно расчесана, смотрит с прищуром, зыркая маленькими глазами по сторонам. Едва он вылез из самохода, как рядом оказались два рослых монаха. У обоих штуцеры наперевес, патронташи через грудь.

— Важная птица, — протянул Белорус. — Может, с ним того, поговорить?

Он повернулся на сиденье, но Туран решил иначе:

— Подождем, сейчас что-то случится. Поглядим немного — этот, в желтом, не зря сюда прикатил.

Важный жрец подошел к канату с флажками, поглядел в затянутое некрозной пленкой жерло раскопа, что-то тихо спросил. Монах из оцепления показал на плиты красного полированного камня, испятнанные серой слизистой плесенью. Жрец покивал. Проследив, куда указывает монах, Туран разглядел труп небольшого животного, скорее всего крысы-мутафага. Тело зверька было изорвано пулями в клочья, но голова была цела и сплошь облеплена серыми наростами некроза.

— За грехи! — неожиданно громко завопил седой монах в желтых одеяниях и воздел посох, круглое навершие блеснуло на солнце полированной поверхностью. — За грехи нам кара! Много провинились мы перед Создателем, за то и казнит нас беспощадно! Кайтесь, люди, кайтесь! И ждите спасения скорого, ежели покаяние искренним окажется! Грех на вас, киевские люди! Грех гордыни! До сей поры беды вас стороной обходили, вот и впали вы в греховную гордость! Разучились подчиняться и смирять дух! За то и кара вышла — по грехам вашим! Смиренные спасутся, гордые низвергнутся! Паршивого маниса — из стада вон! Кайтесь и ждите спасения!