Падение небес - Алексей Бобл

— Эти, — Илай махнул рукой, — охраняли меня в пути. Я им награду обещал…

— Награду… — Крипта вынул монокль, протер рукавом. — Будет награда, я позабочусь. Дело, дело говори! У тебя послание Владыки?

Илай приблизился и вытащил из-за пазухи мешочек с кохаром.

— Да. — Он развязал тесемки, стягивающие горловину. — Бандиты кохар отобрали, да внутрь не лезли. Люди не желают кохар открывать, потому укрыл там.

Белорус шажок за шажком подошел к старику, вытягивая шею. Илай оглянулся, сверкнул стеклами очков. Белорус принял невинный вид, но глаз не отвел.

— Что, папаша? Я ж с тобой жизнью рисковал, так хоть одним глазком глянуть охота, из-за чего столько шума?

Илай хмыкнул, пошуршал в мешочке темными заскорузлыми пальцами. Выудил маленький предмет и протянул Крипте. Тот ухватил послание — латунную гильзу. Края ее были сплюснуты. Крипта вытащил из кармана складной нож, привычными движениями разогнул края. Гильзу он держал у самого носа и близоруко морщился, доставая клочок то ли бумаги, то ли очень тонко выделанной кожи. Когда развернул, уткнулся в него носом. Прочел, улыбнулся.

— Спасибо, Илай, все верно. Это Владыка писал. Стало быть, жив? И Ежи с ним, секретарь его?

— Оба живые, — кивнул старик. — Баграт велел: дела старосте передать и выступить с отрядом в Московию.

Крипта рассеянно покивал, он снова и снова пробегал глазами исписанный клочок, будто мог прочесть что-то сверх того, что изложено в нескольких строчках.

Туран подошел ближе и встал рядом с Белорусом. Тот толкнул локтем:

— Видал? Серьезное, выходит, дело.

Рыжий чувствовал облегчение — слова о награде прозвучали, Крипта согласен, полдела сделано. Белорус снова ткнул локтем Турана и улыбнулся, он собирался сказать, что, дескать, славно все оборачивается и что пусть монахи тут сами разбираются, а им бы денег получить, да и не путаться под ногами, не мешать Храму исполнять свое дело. Но успел только промолвить:

— Ну вот и хорошо. Так, значит, нам…

— Во имя Создателя! — заорал знакомый зычный голос.

Зал разом наполнился топотом подкованных сапог, лязганьем оружия и шорохом просторных монашеских одеяний. В двери, ведущие к лестнице, быстро, чуть ли не бегом, ворвались жрецы-каратели с оружием наготове — не меньше десятка, за ними вошел Зиновий.

— Во имя Создателя! — снова заорал Зиновий. — Крипта, ты с кем беседу ведешь? Врага в Лавру привел? Мне все ведомо! Не укроешь от меня!

— Какого врага, брате? — возразил Крипта. — То моя служба, мне новости от Владыки Баграта доставили. К чему этот шум? Я нынче созову совет, всем дело изложу.

Рядом с рослым и осанистым Зиновием невысокий Крипта смотрелся совсем бледно.

— Служба? — Зиновий поднял посох, так что на оголовке заблестел украшавший его самоцвет. — Ведомо мне, что в грехах ты погряз!

Он зашагал через зал к Крипте, охранники оттеснили с его пути Белоруса с Тураном. Рыжий возмутился: «Эй, ты чего, полегче, служивый!» — но заработал еще один тычок. Зиновий выхватил из рук Крипты клочок бумаги с посланием и встряхнул перед собой. Белорус что-то бухтел, но Туран уже четко осознал: ситуация враз переменилась, Зиновий — враг. Туран украдкой оглядел монахов, стоящих между ним и дверью, прикидывая, как бы прорваться к выходу.

— Мне все ведомо! — орал Зиновий, зачем-то тряся листком перед сверкающим набалдашником посоха. — Врага в Храме принимаешь! Ты и Баграт твой! С нечистью дружбу водишь!

— Баграт не мой, а наш Владыка…

— Нынче на совете всем глаголить буду! За грехи нам кара вышла, некроз в Киеве объявился! — надрывался Зиновий. — Каяться и молиться! Молиться и каяться! Враг повсюду, а паче всего гордыня — враг в собственной душе! А Баграт твой сгинул!

— Врут тебе враги! А ты к вракам слух преклоняешь! Покайся, брате! Эй, давай сюда возницу! Слушай, Крипта, слушай!

Вооруженные братья, набившиеся в зал, зашевелились, вперед вытолкнули монаха в поношенной запыленной полурясе, понурого, с морщинистым лицом. Он волновался, мял в руках грязную шапку, глядел под ноги — словно опасался поднять глаза.

— Узнаешь, Крипта? — надвинулся на него Зиновий.

— Никодим, возница Владыки.

— Говори, Никодим! — Зиновий развернулся всем корпусом к вознице и направил в его сторону посох.

Туран, пока все глядели на понурого Никодима, попятился к стене и стал осторожно за спинами монахов продвигаться к выходу. Он не понимал, что за сцена сейчас разворачивается перед ним, но уже догадался, что ничего хорошего теперь ждать не приходится. Белорус заметил, как приятель крадется к лестнице, и тоже пристроился следом, но он двигался медленнее, боялся привлечь внимание охраны. Илай видел поведение спутников, но ему-то податься было некуда, он стоял перед Криптой, в самом центре толпы.

— Говори, Никодим! Ты с Багратом был?

— Точно так, со Владыкою. До самого последнего мига.

— Как сгинул Баграт?

— Во столбе огненном пропал, — Никодим поднял голову, часто заморгал, шмыгнул носом и мазнул мятой шапкой по глазам. На лице остались грязные разводы, монах в самом деле пустил слезу и пыль с шапки растеклась по щекам.

— Сам ли ты видал, как Владыка сгорел? — напирал Зиновий.

— Собственными глазами, — Никодим всхлипнул.

— Точно ли видал смерть Баграта?

— Да. Вознесся к небесам Владыка в пламени!

Крипта ткнул пальцем в записку Илая и что-то начал спрашивать, но Зиновий легко заглушил его слабый голос:

— Слышал ты?! Сгинул Баграт! Ты же к словам самозванца слух преклоняешь! Опомнись, брате!

Зиновий воздел записку к потолку — будто повыше поднял, чтобы Крипта не мог дотянуться, — и обернулся к своим людям:

— Измена в Ордене! Держи всех! Хватай самозванцев!

Туран понял, что ждать больше нечего, и бросился к двери. Плечом отшвырнул попавшегося на пути монаха, вырвался из цепких рук двоих, кинувшихся наперерез, прыгнул к тому, который заслонял выход. Белорус ринулся следом, но у него на пути уже оказалось сразу несколько охранников Зиновия. В Илая вцепились трое, он рванулся, монахи разлетелись в стороны, один ухватил старика за тряпку, намотанную на голову, Илай ударил кулаком в живот, монах захрипел и согнулся, а старик бросился на Зиновия. Тот попятился, размахивая посохом, сразу несколько телохранителей оказалось на пути Илая, а Зиновий взвыл:

— Мутант! Отродье нечистое!

Когда с темени Илая сорвали повязку, монахам открылась загорелая лысина, поперек которой тянулась цепочка бугров, исчезающая за воротником пропыленного плаща. Наросты под кожей были небольшие, походили на выпирающие позвонки.

— Мутант! — голосил Зиновий. — Бей его, хватай!

Туран налетел на монаха, стоящего на пути, обхватил руками, и они вдвоем врезались в дверь, монах ударил в нее затылком, охнул, вместе они распахнули дверь и вывалились наружу. Монах остался лежать, а Туран, подобрав штуцер, вскочил и побежал к лестнице. Сзади вопил Белорус:

— Беги, Тур! Беги! Пробивайся к «Панчу»!

На рыжего бросились монахи, он отскочил, припал к полу и выпрямился, размахивая световым ножом. Движения доминантского оружия окружили его сияющим ореолом. Когда лезвие встретилось в полете с прикладом ружья, свечение померкло, налилось багровым, раздался визг, и монах отскочил, недоуменно разглядывая цевье и ствол в одной руке, в другой — казенник с прикладом. В сутолоке никто не заметил, что проделал Белорус, и продолжали наседать, размахивая оружием.

— Живыми, всех живыми брать! — надрывался Зиновий.

Крипту сразу же оттеснили от посланника, из двери в дальнем конце зала выскочили двое его людей, бросились в свалку, но Туран этого уже не видел — он спешил по коридору к лестнице. Внизу охраны не было, все вслед за Зиновием вошли в зал, но когда беглец скакал по ступеням вверх, в светлом прямоугольнике проема показались стволы и бородатые лица. Туран на бегу выстрелил — пуля оставила в стене смачную выщерблину, посыпалась штукатурка, лица монахов исчезли. Когда стихло эхо выстрела, стало слышно, как перекликаются наверху монахи. В проеме с левой стороны осторожно показался ствол — Туран плавно потянул спусковой крючок, и наверху заорали, когда пуля вырвала оружие из рук монаха.

Он выбежал в коридор, на ходу ударил прикладом вправо. Клацнув зубами, охранник повалился на пол. Другой прыгнул сзади, сбил с ног и навалился сверху. Туран, не глядя, двинул локтем и, похоже, попал монаху по ребрам. Хватка ослабла. Беглец вывернулся из объятий, отпихнул противника ногами и сумел встать. Лопоухий монах кинулся было следом, но заметив направленный на него штуцер, попятился, выставив открытые ладони.

Туран пальнул чуть выше головы охранника и бросился к выходу во двор. Еще оставалась надежда, что снаружи не ждут, что в нападении участвуют только люди Зиновия, которых тот привел с собой. Но выстрелы было слышно и там — значит, охрана настороже. Когда Туран выскочил во двор, над ухом вжикнуло, с глухими щелчками в стену пристройки врезались пули.