Король Мертвой Страны - Кира Артамова

После этого происшествия у Нартанга появилось какое-то предчувствие, что оно стало переломным моментом. Какая-то веселость, абсолютно неуместная в его положении и состоянии, поселилась в душе. Нартанг понял, что победил. Победил их всех… Эта мысль укрепилась в нем, когда на утро третьего после потасовки дня, к нему снова вышел Зурам.

Нартанг с трудом поднялся на ноги, становясь лицом к подошедшему; он отметил, что «хозяин» пришел один.

Острые глаза всадника пустыни ничуть не потеплели и все также зло и сурово смотрели в еще не до конца отошедший от опухоли черный глаз пленника:

– Ты и не собираешься покоряться? – больше утвердительно чем вопросительно спокойно сказал Зурам, – А я и не собирался тебя покорять… – он впервые разговаривал с Нартангом, как с человеком, – Я просто собирался медленно отнять у тебя жизнь, но так, чтобы ты каждый миг жалел об этом. Ты убил моего коня, моего друга, моего брата, мое сердце… Если ты, чужеземец, конечно, помнишь… – всадник говорил сухо, с силой предводителя, с не скрытым чувством искренней глубокой неприязни, словно выплевывая каждое слово.

– Помню, – не совсем слушающимися все никак не заживающими губами выдавил из себя воин – ему впервые захотелось просто ответить своему «хозяину», – Он был золотой…

Я тогда метил в тебя…

При этих словах Зурам как-то дернулся и, опустив голову, отвернул лицо в сторону.

Постояв неподвижно с минуту, резко посмотрел на своего раба вновь:

– Я хотел твоей смерти! Я столько раз представлял, как буду медленно убивать тебя…

А теперь не хочу! – с какой-то досадой неожиданно закончил он, – Мне этого не хочется! Но и видеть тебя я больше не могу!

Наступила минута напряженного молчания. Два сильных человека, два прирожденных предводителя, стоящих на прямо противоположенных концах лестницы иерархии в настоящем положении, смотрели в глаза друг другу.

– Отпусти, и больше ты меня никогда не увидишь, обещаю! – наконец, прохрипел Нартанг, абсолютно не соображая что будет делать один посреди безлюдной и безводной пустыни, если вдруг всадник решится на предложенное. Ему это было не важно – он пошел бы в убийственные пески пешком один с надеждой на невероятную Удачу, случись чудо.

Но чуду не суждено было произойти:

– Нет! – словно очнувшись ото сна, и даже отступив от застывшего в напряжении пленника, воскликнул Зурам, – Нет! – в какой-то непонятной муке повторил он и, быстро развернувшись, ушел в свой шатер.

Три недели Нартанг провалялся на привязи, приходя в себя… Ел он очень скудную пищу, пил, правда, вволю. За это время он превратился в скелет, обтянутый изорванной во многочисленных местах кожей – ко всем прочим ссадинам и ушибам добавились глубокие воспаления от цепей на шее и руках. Альтаб напрочь отказывался хоть как-то помочь ему промыть раны, а другие рабы вообще не смотрели в его сторону. В их числе Нартанг отметил недавнего соратника по несчастью – прикованного неделями раньше пленника из хистанской армии – он так же, как и остальные, ухаживал за конями и верблюдами, выполнял указания других, иногда бросал на Нартанга беглые взгляды, но тут же опасливо отворачивался, явно так же, как и Альтаб, боясь показать заинтересованность или жалость к непокорному. Второго пленника, правда, воин так и не увидел – наверное, продали или помер…

Жизнь в селенье Зурама была скучна и однообразна, как сама мертвая, одноцветная и злая пустыня. Но однажды слуги во дворе забегали и замахали руками – охраняющие границы владений Зурама воины принесли весть о приближении каравана.

Пока личность и цель незваного гостя не были известны, все немедленно вооружались – налеты на чужие городки были здесь в порядке вещей. Все воины Зурама подошли к своим коням, рабам раздали небольшие ножи и палки, взбодрив увесистыми тумаками и разжигающими возгласами; сам Зурам, тоже при оружии, вышел из шатра и уселся на солнце, на обозрение приближающимся всадникам.

К всеобщему облегчению это оказался караван давнишнего знакомого Зурама – торговца Карифа. Хозяин и гость горячо обнялись и прошли в шатер. Рабы тут же засуетились, готовя небольшой пир. Юркие тонике женщины засновали туда и сюда, смущенно хихикая – они жили в отдельном шатре и выходили из него только с разрешения Зурама, а он за все время пребывания у него пленника приглашал к себе только одну из пятерых красавиц, томившихся в войлочной темнице. В шатре Зурама зазвучала незатейливая музыка и слаженное женское пение, звон посуды и смех гостя. Ближе к закату, гость и хозяин остались наедине. Их беседа постоянно сопровождалась смехом. Нартанг заметил еще в городе, что здесь почти все улыбались друг другу.

– Я видел раба, прикованного у тебя к столбу, – заговорил гость, тихо смеясь.

– Это тот, кто убил моего Айтара! – зло ответил Зурам, уже пригубивший не один бокал вина.

– О-о-о! – многозначительно протянул гость, – Я слышал о твоем горе, но надеялся думать, что это ложь!

– Нет. Этот проклятый пес разрубил ему спину! Он даже не смог подняться! Мой Айтар! – горячо выкрикнул Зурам.

– Но почему же тогда он до сих пор жив?! – изумился Кариф.

– Я хотел дать ему столько боли, сколько испытал я, и еще столько же впрок. Хотел сломать, как всех других, – начал хмельное повествование всадник пустыни, – Но знаешь, сколько я его не ломал… Сколько ни колотил – все без толку! Он неукротим, словно пойманный леопард, и так же бросается на каждого, кто к нему подходит!

Представляешь, он убил моего Бека и Тайгара!

– Подари мне его, почтенный Зурам. Зачем тебе это строптивое пугало?

– А зачем оно тебе, почтенный Кариф? – с насмешкой отвечал шейх.

– Я буду им пугать своих нерадивых жен!

– Этого мне не приходило в голову! – смеясь, отвечал Зурам.

– Ну так что?

– Он слишком опасен, мой друг. Я не хочу, чтобы твоему шатру что-то угрожало!

– О, не беспокойся, у меня есть сильные и чуткие рабы.

– Я вижу, тебе и вправду приглянулось это проклятье песков!

– Ты прав, почтенный. А чтобы ты уверился в моем добром намерении к тебе, я прошу принять тебя в дар мой новый кинжал! – с этими словами хитрый Кариф вынул изукрашенный искусной резьбой и драгоценными камнями небольшой кинжал, – Я купил его на торгах, потому что он напомнил мне моего любимого Гайрида – такой же стремительный и неотвратимый, так пусть же и у тебя в руках он сияет на солнце, как сиял твой золотой Айтар! Пусть клинок напоминает тебе твоего погибшего коня!

– Да, почтенный Кариф, ты прав, Айтар был воистину драгоценностью среди коней пустыни. И нет на свете лучшего подарка мужчине, чем хороший конь или острый клинок!