Чёрный Ферзь - Эмир Наджи

Мириам спросила, чем занимаюсь я, о моей профессии. Стыдно было признать, что к своему возрасту я был всего лишь шестеренкой в огромной машине капитализма. Моя должность не значила ничего и, по сути, я сам не значил ничего, ведь меня могли легко заменить на любого другого нового сотрудника, если я бы показался хоть чем-либо неугодным для начальства. Стало противно, от того, что я всего лишь шестеренка, причем не самая важная. Когда и где я потерял амбиции и злость? Когда наступил тот момент, что я смирился и стал плыть по течению? Когда я превратился в «менеджера»? Живу в долг от зарплаты до зарплаты… Как же противно осознавать собственную беспомощность, бестолковость. Во всем этом виноват только я сам.

Хасан внимательно слушал мой рассказ о серых рабочих буднях, когда не хочется просыпаться утром. Теперь я уже рассказывал Хасану о своей боли. О том, что «менеджер» живет в состоянии финансовой комы, и никак не может выбраться из этого, потому что по уши в долговой яме.

Тем временем уже наступил вечер, стемнело, я понял, что пришел тот грустный момент, когда я словно вспотевший от игры ребенок должен был, вздыхая обуваться, и уходить домой. Хасан и Мириам хотели чтобы мы еще немного продлили наш вечер, но моя совесть толкала меня к выходу. Мириам, как истинная женщина прибегнула к очень коварному приему… Ну, конечно же торт. Он был похож чем-то на тот самый торт, который я помню до сих пор. От него пахло лимоном и орехами. Я был рад не столько торту, сколько возможностью находиться вместе с этими людьми. За чаем с тортом мы обсуждали бурю и я объяснял Хасану место, где была спрятан автомобиль Мириам. Мы не заметили, как наступила ночь, мне действительно пора было уходить. Мириам робко пожала мне руку. Но потом очень тепло обняла перед самым выходом, тихо поблагодарив за то, что не бросил их с Али и за то, что пришел сегодня. Я был благодарен этим людям. Благодарил Бога и бурю, которая сделала возможной нашу встречу. Хасан вышел со мной во двор, и перед воротами обнял меня, трижды прикоснувшись своим виском к моему виску. Он пожал мне руку и достал белый конверт из внутреннего кармана своей куртки. Он протянул мне его и я машинально взял его.

– Что это, Хасан?

– Я знаю, что зарплата менеджера не настолько хороша, а мне бы хотелось тебя отблагодарить, чтобы ты мог себя побаловать.

Конверт в моих руках стал нагреваться и я понимал, что я изо всех сил сдерживаю ярость, ведь этот человек просто не мог мне вот так просто предлагать деньги за то, что я выручил его семью в сложный момент. Твердым и уверенным движением руки я вложил конверт обратно ему в ладонь. Наверное, даже если бы у него был твердо сжатый кулак, я бы смог и в него вложить эти деньги.

– Хасан, запомните, я не настолько нуждаюсь, чтобы брать деньги за помощь, которую оказал. За то, что протянул руку в сложной ситуации. Я ни за что не возьму деньги. По большому счету, вы сейчас оскорбляете Вашу семью, ведь вы их оцениваете в денежном эквиваленте. Они люди, которых я безмерно уважаю и я не унижусь до того, что сейчас мне предлагаете Вы! Спрячьте! Я сейчас сажусь в машину и этот инцидент мы забываем навсегда. Я вполне дееспособен, чтобы заработать самостоятельно.

Я вышел из ворот потянув за ручку двери своего старенького коротыша, я почувствовал как кто-то одернул меня за руку. Злость и ярость била в висках, а сердце отстукивало ритм, будто рота солдат на парадном марше чеканит шаг. Раз-два! Левой! Я повернулся и увидел лицо Хасана. Он посмотрел мне прямо в глаза и еле слышно хриплым шепотом сказал: «Я не ошибся в тебе…» Он протянул мне свою визитку. В его глазах читалось что-то особенное, они смотрели на меня по-другому. Его взгляд стал теплее. Признаться, моя злость ушла, испарилась бесследно. Что-то было в его глазах магическое. Я завел мотор, и Коротыш нехотя закряхтел, снег под колесами хрустел от крепкого мороза, который принес вечер. Хасан удалялся в зеркале, как удаляется день, который прошел и больше никогда не вернется, я ехал навстречу новому дню.

Воскресным утром у меня опять зазвонил телефон, в трубке раздался голос Хасана:

– Доброе утро, прости, что разбудил, но я хотел извиниться за вчерашний момент возле ворот. Думаю, что небольшая конная прогулка нам не повредит, что скажешь? Тем более, что любовь к лошадям нас объединяет. Готовь одежду для верховой езды, через два часа я заеду за тобой.

Я с радостью согласился, ведь мне и самому не хотелось держать обиду на этого человека, все же он действовал так не потому, что хотел меня оскорбить. Время сейчас такое, что все можно за деньги купить, а он хотел как лучше. Иначе, зачем ему было приглашать меня к себе в дом?

Доставая сапоги и бриджи для верховой езды, мне на ум приходил образ старичка, который достает запыленный фотоальбом, бережно старой ладошкой смахивая пыль с обложки. Это было прошлое, которое было забыто и тихо покрывалось пылью. Пыль с воспоминаний постепенно слетала и в голове стали всплывать образы первого занятия, первого галопа, боли в ногах, первого прыжка через барьер. Лошади были моими настоящими друзьями, которые принимали меня именно вот таким вот обычным простым парнем. Постепенно, я был вынужден отказаться от их общества, ведь это было слишком затратным досугом. Я ощущал себя предателем, ведь вместо того, чтобы найти возможность и проводить с лошадьми больше времени, я пошел по пути наименьшего сопротивления. На душе стало противно. Противно от самого себя, ведь эти глаза я помнил до сих пор, они ждали меня, ждали не всадника, а ждали друга. Друг все не приходил, друг себя пожалел. Значит я не друг вовсе? Значит я просто так, прохожий, но ведь они меня считали другом. Те глаза, похожие на глаза ребенка, которые тебя ждет. Их нельзя обмануть. А ведь мой друг, белоснежный конь был в курсе всех событий в моей жизни, от него у меня не было секретов, мы любили подолгу гулять в полях, и говорить обо всем. Я рассказывал все, что было на душе, а он слушал, и по его глазам я всегда понимал, что он мне отвечает. Вампир был старым конем и, несмотря на его годы, он мог дать фору любому молодому. Противно было на душе, что теперь в его деннике уже другой конь, его не стало больше года назад, а я даже не попросил прощения у него, хотя я знал, что этот добряк не держит на меня зла. Он резвится на бескрайних Райских лугах, где много яблок, которые порезаны на дольки, как он любит, где много сахара кубиками и много ручьев с чистейшей водой. Раздался телефонный звонок, Хасан уже был внизу.

На улице ждал, мурлыкая, Мерседес Хасана.

– Дороги уже расчистили, так что теперь не только трактора могут передвигаться по улицам.

– Да уж, на таком корабле не везде пройдешь.

Я немного волновался, ведь совсем скоро мы будем в конюшне, и я увижу те самые глаза. Мы болтали о машинах, и незаметно для себя мы оказались на том месте, где мы могли отдохнуть душой в компании настоящих друзей. Клуб «Эллада» был закрытой территорией, где царила своя атмосфера. Здесь было всегда уютно, наверное, потому что тут были лошади, а там где лошади не может быть неуютно, там нет места злости. Здесь все изменилось, но осталась та самая душевная атмосфера. Даже воздух здесь был совершенно иным. Из теплой раздевалки мы вышли в крытый манеж, где пахло влажным песком с описками и навозом. Это был приятный запах, теплый, в нем не было ничего отторгающего, наоборот этим запахом хотелось пропитаться. По манежу по кругу берейторы водили двух коней. Мы с Хасаном смотрели за каждым движением этих животных. Воистину, этих существ создал Господь Бог… И все же, несмотря на то, что Он создал человека, у Господа отменный вкус, ведь чтобы создать этих прекрасных животных нужен не просто талант, а настоящая любовь. Любовь не к кому-то, а любовь совершенная, которая не дана человека, или дана, но ее растерял. Каждое движение лошади наполнено той самой любовью, которую может дать только Бог и неважно кто и как его называет. Он есть та совершенная любовь ко всему, ко всей жизни и всему живому, и лошади тому подтверждение. Нет, Господь Бог не трудился кропотливо, оттачивая каждую линию, он создал лошадь экспромтом, в порыве вдохновения, несколькими движениями, а потом просто полюбил это творение и просто вложил всю эту любовь в ладони, которыми он провел по еще необработанным бокам, холке, гриве, хвосту. И Он ахнул, увидев то, что у него получилось, и захотел он наделить это существо свободой и открытой душой. И душу эту видно в этих огромных круглых глазах, а свободу видно в каждом движении. Ну почему же люди не учатся у лошадей, ведь у них можно многому научиться?

– Знакомься, это Синдбад, а это Алладин. Оба они с характером, как ты любишь.

– Какие необычные имена для коней, но очень символичные.

Ко мне подошел Синдбад, видимо, услышав, запах сахара, который доносился из кармана жилетки. Я заглянул в его глаза и непроизвольно обнял его. Кто говорит, что любви с первого взгляда не существует, просто никогда не испытывал ее. Я не смог сдержаться и поцеловал Синдбада в его нос, похлопал по шее и стал готовить его к прогулке по манежу. Проверил подпруги, выставил стремена. Это был целый ритуал, я трепетал от бряцанья застежек и скрипа ремней. Этот трепет перерастал в восторг. Восторг, который могут ощущать только дети… и я. Берейтор принес мне подножку, чтоб я мог запрыгнуть на коня, но я жутко не любил этого и поэтому, кряхтя, вскарабкался на Синдбада. Я чувствовал движение каждой мышцы коня, каждый шаг, это был чистейший восторг. Мы перешли на рысь. Мы слились с Синдбадом в единый механизм, который подобно мотору под капотом автомобиля работал слаженно и четко, каждое движение совершалось в свое время. Мы поднялись в галоп, и уже весь Мир перестал существовать, существовало только наше дыхание. Между мной и Синдбадом была какая-то телепатическая связь, мы понимали друг друга с полумысли. Мы рысили и поднимались в галоп, шли по кругу и восьмеркой, мы были единым существом. Нет, мы были больше, чем всадник и лошадь, мы слились в единый организм. Кентавр – получеловек, полуконь, сейчас именно Кентавр бегал по манежу. Я похлопал Синдбада по шее, конь был в мыле, и под ладонью оставалась пена, похожая на мыло. Нам пора было немного отдышаться. Мы бодро прошагали к берейторам, которые курили возле кофемашины. Я укрыл моего морехода попоной и запрыгнул в седло. Хасан тоже просушивал Алладина. Мы поравнялись с ними, было видно, что у Хасана есть ко мне вопросы, но он ждал момента, чтобы спросить.