Дорога дней - Хажак Месропович Гюльназарян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Погос и Амо уехали.
Я и Чко будто осиротели.
ПРОИСШЕСТВИЕ В КАНТАРЕ
С отъездом Амо и Погоса для меня и Чко квартал словно опустел. И вообще стало меньше старшеклассников. Если не считать девочек, которые для нас не представляли никакого интереса, то в квартале осталось несколько таких, как мы, малышей, которых сын гончара Овака Хачик презрительно звал «малявками».
На следующий же день после отъезда ребят Хачик сманил одного из голубей Погоса. Мко, конечно, и пикнуть не посмел, а когда вмешались мы с Чко, Хачик «ответил» нам так, что несколько дней после этого мы еле передвигали ноги.
Проучив нас, Хачик решительно изрек:
— Не суйтесь, не то разукрашу.
Что и говорить, нам не хотелось, чтобы этот «художник» расписывал нас. Мы присмирели.
Понемногу игры наши стали другими, да и мы тоже. Теперь мать уже не говорила мне: «Сорвиголова!»
Вот тогда-то мы принялись изучать окраины нашего квартала, иногда забирались и подальше. В подобных случаях мы казались себе такими отважными путешественниками, какими, наверно, не чувствовали себя ни Христофор Колумб, ни Давид Ливингстон.
В наших «кругосветных» путешествиях мы ежедневно открывали что-нибудь удивительное.
Так, исследуя часть нашего квартала, мы обнаружили узкий проход, который вел к рядам жестянщиков.
Мы тут же принялись исследовать этот проход и в конце его нашли довольно глубокую яму, полную всевозможных, причудливо изрезанных кусков жести.
Несколько дней мы были заняты тем, что собирали блестящие кусочки жести и таскали их к себе во двор.
На нашем дворе это вызвало серьезное недовольство, а парон Рапаэл прошипел:
— Так и бывает — сперва потакаешь, потом не оберешься!..
Не умерь старшие наш пыл, все содержимое ямы перекочевало бы на наш двор.
Страсть к жестяным обрезкам еще не остыла, когда произошло событие, которое привлекло к себе внимание всего квартала и поглотило нас целиком.
Однажды утром парон Рапаэл, как обычно, отправился на Кантар. Но уже через полчаса он вбежал взволнованный во двор и закричал:
— Все погибло!.. Горим!
Я и Чко, занятые тем, что пытались смастерить из ореховой скорлупки колесо для водяной мельницы, испуганно подняли глаза на дом парона Рапаэла.
Газар, спавший во дворе после ночной «работы» (он играл на какой-то свадьбе), вскочил от крика Рапаэла. Вышел из дому и мой отец, выбежали все соседки.
— Что случилось?..
— Все погибло! — снова повторил парон Рапаэл. — Магазин ограбили!
За несколько минут выяснились все подробности происшествия: войдя утром в свой магазин, Рапаэл увидел его пустым, а в одной из стен был пролом.
Стоит ли говорить, что все население двора тут же направилось к Кантару.
Чем ближе мы подходили к цели, тем больше становилось народу. Квартал пустел, постепенно стихали молотки жестянщиков, мастеровые, передавая друг другу необычайную новость, поспешно закрывали лавки и присоединялись к процессии.
На месте происшествия собралась огромная толпа. Милиционеры оцепили магазин парона Рапаэла. Ими командовал человек в штатском, крепко державший на поводке собаку.
— Сыщик…
— Собаку привели…
— Ну, теперь-то в два счета найдут, — ехидно улыбаясь, сказал какой-то толстяк.
Люди гневно оглянулись на него. Толстяк втянул голову в плечи и скрылся в толпе.
Пока следователь и милиционеры записывали что-то и Рапаэл лениво и неохотно отвечал на их вопросы, Грануш подняла такой вой, что следователь сделал ей замечание, а Рапаэл, улучив минутку, грозно покосился на нее (это заметил я и тут же сообщил Чко).
Следователь и милиционеры ушли, Рапаэл пошел с ними, тикин Грануш увели две женщины. Понемногу на Кантаре все улеглось. Продавцы люля-кебаба подбросили угля в свои мангалы, и над жаровнями снова повис голубоватый чад от подгоравшего сала. Снова наполнились воздушной кукурузой граненые стаканы, и продавцы дружно заголосили:
— Ади-буди! Ай, хороший ади-буди!..
Все, что тут творилось, так заинтересовало меня и Чко, что мы нарочно отстали от взрослых и остались на Кантаре.
Кантар казался нам сказочным царством. Среди всех чудес нас особенно привлекали красные петушки, насаженные на тоненькие палочки, и необыкновенно длинные конфеты тянучки, обернутые в разноцветные бумажки.
Глядя на эти лакомства, мы только облизывались — денег-то у нас не было.
Мы всё глазели, глазели, а иногда так близко подбирались к грудам сладостей, что лавочники даже гнали нас:
— А ну, убирайтесь, эй!
Но вскоре нам «повезло». Откуда-то подкатила арба с дынями. Возница задал корму волам и зашел в ближайший трактир пропустить стаканчик вина. Хозяин фруктовой лавки хотел сам разгрузить арбу, но, видя, что одному это не под силу, огляделся и, заметив нас, подозвал:
— Эй, вы, идите сюда!
Мы подошли.
— Давайте разгружайте! Получите по дыне.
Я и Чко с жаром взялись за работу. Лавочник стал возле арбы, чтобы беспризорники не растащили добро. Он по одной брал желтые дыни, бережно подавал мне или Чко и без конца повторял:
— Осторожней, не урони.
В самый разгар работы к лавочнику подошел какой-то мужчина:
— Здорово, Закар!
— Здорово, — ответил лавочник и, подавая мне дыню, сказал: — Осторожней, не урони.
Когда я подошел за следующей дыней, лавочник и незнакомец беседовали. Незнакомец сказал лавочнику:
— Видал, какой номер выкинул Рапаэл?
Лавочник фыркнул и тут же, сдержавшись, сказал:
— Этот знает, что делает. Артист, каких мало!
Незнакомец вскоре ушел.
Через два часа мы с Чко возвращались домой. Еще на Кантаре мы прикончили
