Дорога дней - Хажак Месропович Гюльназарян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так ведь он же выгоняет всех!..
— Ну, это мы еще посмотрим, — спокойно ответил товарищ Сурен.
Амо и Погос победно шагали впереди нас.
Мы еще не дошли до дома, когда я вдруг спросил:
— Товарищ Сурен, а парон Рапаэл капитал?
— Капитал, — твердо ответил он.
В конце улицы послышались какие-то возгласы, и спустя несколько минут я очутился в объятиях матери и Мариам-баджи, которые целовали меня, вырывая друг у друга…
СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ
Следующий день был воскресный.
Когда я проснулся, кругом было непривычно мирно, приумолкли деревянные молотки жестянщиков. Луч солнца, упавший через единственное оконце, поблескивал на сваленных в углу инструментах отца — это означало, что уже полдень.
Я проснулся, и мною сразу же овладело неприятное чувство, молниеносно всплыли в памяти прошедшие события, и мысль лихорадочно заработала. Полузакрытыми глазами я осторожно оглядел комнату. Родителей не видно, только в углу, перед треугольным осколком некогда большого зеркала, причесывалась Зарик. На лице ее не было видно никаких следов волнения. Странно. Занятие Зарик так противоречило моим мыслям и чувствам, что на минуту мне показалось даже, будто все это я вижу во сне. Тут послышался и ее голос (Зарик запела что-то), тогда я ущипнул себя за ногу, чтобы убедиться, что не сплю, и тихо позвал:
— Зарик…
Она быстро обернулась ко мне и засмеялась.
— Проснулся, Робинзон?..
Я не понял последнего слова, не понял также, как она может беззаботно смеяться, когда всех жителей нашего двора ожидает столь тяжкая участь.
— Чего смеешься? — насупился я.
— А что, плакать?..
— Где отец и мама?
— Пошли к тете Олиньке́.
Я вскочил:
— А разве мы не должны уходить?
— Куда?
— Ну, из нашего дома…
Зарик снова засмеялась.
— Куда же мы пойдем? Да вставай, вставай, дурачок!
Я быстро оделся и выскочил во двор. Прямо у нашего дома Погос, Амо, Чко и несколько мальчишек играли в бабки. Заметив меня, они зашумели:
— Эй, Учитель, Учитель…
— Замолчите!
— Учитель, иди с нами в бабки играть, — сказал Погос.
Амо же, указывая пальцем на балкон парона Рапаэла, сказал:
— Погляди-ка.
Я остолбенел от удивления.
На балконе играли в нарды Газар и парон Рапаэл. Возле них на столе стояла большущая корзина с клубникой. Изредка, прерывая игру, Рапаэл протягивал руку к корзине, видимо угощая Газара.
Мне ничего больше не удалось узнать — ребята продолжали игру. Только вечером, когда мы снова собрались на церковном дворе, мне рассказали об утренних событиях, в которых, как я и ожидал, главную роль играл товарищ Сурен.
Утром, когда я еще спал, товарищ Сурен вышел умыться и заметил сжавшуюся на тахте под деревом Каринэ. Когда он разбудил ее, Каринэ заплакала.
— Почему ты здесь? — спросил товарищ Сурен.
— Не знаю, невестка-ханум говорит, что я во всем виновата…
— Вставай, — сказал товарищ Сурен и повел ее с собой в дом парона Рапаэла.
Немного погодя из дома вышла растерянная и испуганная Каринэ, а товарищ Сурен остался у парона Рапаэла. О чем они там говорили, ребята не знали, только Амо утверждал, что, спрятавшись в виноградных кустах около дома парона Рапаэла, после того как ушел товарищ Сурен, он слышал визги тикин Грануш и злобную ругань Рапаэла: «Ты что, мерзавка, беду накликать хочешь?»
После этого весь день тикин Грануш не было видно, а парон Рапаэл вышел во двор, сам подошел к Газару и первым поздоровался:
— Доброе утро.
— Здорово! — пробурчал Газар.
Затем парон Рапаэл добавил:
— Ты не серчай, братец, бабьи дела…
Спустя час Газар оказался на балконе парона Рапаэла, а Рапаэл собственноручно принес и поставил на стол корзину с клубникой.
„ПОЛИТИЧЕСКИЕ“ ПОСЛЕДСТВИЯ КОНФЛИКТА
Вот так и закончилось первое столкновение, которое могло иметь серьезные последствия для обеих сторон, если бы керосинщику Торгому и другим нашим соседям не удалось сдержать ярость Газара.
После столкновения взаимоотношения обитателей нашего двора неузнаваемо изменились. Жизнь стала довольно скучной и однообразной. Все реже и реже по вечерам собирались соседи во дворе, под тутовым деревом. Да и захаживать друг к другу почти перестали. Жильцы вроде бы разделились на три лагеря. В наш, самый многочисленный, входило несколько семей, в том числе Мариам-баджи и семья Газара. Другой лагерь представлял товарищ Сурен, и он один уже был намного сильнее всех нас. В третьем лагере, не считая Каринэ, было все семейство парона Рапаэла, к которому совершенно неожиданно для нас примкнул шапочник Врам, прозванный Газаром за редкое уродство «Черной образиной».
Симпатии Врама к парону Рапаэлу были замечены вскоре после столкновения, когда взрослое население первого лагеря обсуждало результаты «баталии». Газар, довольно поглаживая коротко подстриженные метелки усов, сказал:
— А то как же, раз мы молчим, выходит, он нам и на голову сесть может?..
— Ну, Газар, ты тоже хорош! — вдруг сказал Врам.
Газар и остальные притихли.
— Это ты о чем? — спросил Газар.
— Да вот ругался…
Но тут все дружно насели на Врама и заставили его замолчать.
В тот день на этом все и кончилось, а назавтра выяснилось, что Врам нанялся смотреть за садом к парону Рапаэлу.
— То-то он вчера
