Александр Блок - Константин Мочульский

Борьба в душе изменника воплощена в образах — Рока-Командора и «Девы Света» — Донны Анны: ею определяется освещение поэмы: погружение мира в ночь, борьба тьмы со светом и в смерти— обещание воскресения (рассвет). Но мелькание образов и теней только поверхность: основа поэмы — звуковая и ритмическая ткань, подлинное музыкальное волшебство. Ограничимся несколькими элементарными наблюдениями. В самом звучании имени «Дон-Жуан» была дана Блоку звуковая программа стихотворения. Низкое, глухое «о» и широкое, открытое «а» (Дон-Жуан). Лейтмотивом «тьмы-Командора» становится «о», лейтмотивом «света» — Донны Анны — «а». В первых двух строках — уже соединены, как в музыкальной интродукции, оба мотива:

Тяжкий, плотный занавес у входа,За ночным окном — туман.

«О» — это ночь, холод, смерть; к нему присоединяются еще более глухие и гулкие обертоны «у» и «ы»:

Холодно и пусто в пышной спальне,Слуги спят, и ночь глуха.[68]Чьи черты жестокие застыли?

В этом царстве мрака обреченный герой бросает последний вызов Року: в низкие басы врывается резкая высокая нота — звук «и».

Выходи на битву, старый Рок!

Звук этот, как оборвавшаяся струна, заглушается каменной поступью Командора:

Черный, тихий, как сова, мотор.Тихими, тяжелыми шагамиВ дом вступает Командор.

Голос Рока — «о» торжествует (5 «о» на два «и»).

Целые строки инструментованы на «о»:

Словно хриплый бой ночных часов:Я пришол. А ты готов?

Мотив света «а» звучит отдаленно и глухо, задавленный мотивом тьмы. Но развитие его предсказано уже в первой строфе:

Страх познавший Дон-Жуан.

Он вступает вместе с темой Донны Анны, сначала в сочетании с пронзительным высоким «и», потом с приглушенным, мертвенным «ы»:

Донна-Анна спит, скрестив на сердце руки,Донна-Анна видит сны…

И дальше:

Анна, Анна, сладко ль спать в могиле?Сладко ль видеть неземные сны?

Командор стоит перед Дон-Жуаном. Умирая, изменник зовет возлюбленную:

Дева Света! Где ты, донна Анна?Анна! Анна! — Тишина.

«А» уже господствует — звуки ночи (о, у, ы) исчезли. Но почему это торжествующее «а» соединено с «е» (три «е» в первой строчке)? У Блока нет «незначащих» звуков. И, перечитывая стихотворение, мы замечаем, что «е» прозвучало еще до появления Командора, как предвестие воскресения, как надежда на спасение:

Из страны блаженной, незнакомой, дальнейСлышно пенье петуха.

Пенье петуха из страны блаженной — мистически окрашивает звук «е». Вот почему в финале — побеждая все гулы и отзвуки ночи, победные трубы «а» включают в себя и мелодию «е»:

Донна-Анна в смертный час твой встанет.Анна встанет в смертный час.

«Шаги Командора» — шедевр не только звука, но и ритма.

Совершенство его не в том, что в нем действительно слышится каменная поступь Командора — сначала издали, как глухие удары могильного заступа, потом все ближе, все грознее:

Тихими, тяжелыми шагамиВ дом вступает Командор.

Такое звукоподражание для поэта несущественно. Особенность поэмы в другом. Блоку удалось изменить самую природу русского хорея; из легкого, крылатого, «пляшущего» напева он превратил его в мертвенно-грузный, еле ползущий по земле размер. В учебниках стихосложения нас учат, что русский язык не имеет долгих гласных. Блок различными приемами— скоплением согласных, расстановкой слов, паузами, логическим ударением создает долготу гласных. В таких строчках, как:

Анна, Анна, сладко ль спать в могиле,

или:

Анна, Анна, Тишина,

или:

Анна встанет в смертный час —

ударные «а» воспринимаются слухом и произносятся голосом, как долгие. Это подлинные хореи в античном смысле, т. е. сочетание долгого и краткого звука: Анна, сладко, встанет (— И). Нам уже приходилось указывать на особое звучание «а» в лирике Блока. В «Шагах Командора» оно раскрывается во всей патетической силе. Замедленность и утяжеленность ритма достигается не только долготой гласных, но и накоплением тонических ударений. В таких строчках, как:

Бой часов. — Ты звал меня на ужин…

или:

В пышной спальне страшно в час рассвета —

все слова (кроме местоимения «ты») так подобраны и так расставлены, что каждое из них носит и логическое и тоническое ударение: пять ударов падают с тупой, беспощадной правильностью; часы, отрезывающие равные куски времени, капли, мерно точащие камень; нечеловеческая, железная необходимость — ритм Рока.

В отдел «Разные стихотворения» включены строфы «Сон» (Моей матери) — одно из редких произведений Блока, проникнутых христианской верой в воскресение мертвых. Поэту снится, что он с женой и матерью похоронены в древнем склепе. Звучит труба Воскресения:

И Он идет из дымной дали;И ангелы с мечами — с Ним:Такой, как в книгах мы читали,Скучая и не веря им.

Мать просит сына отвалить камень от гроба, сын отвечает:

— Нет, мать. Я задохнулся в гробе,И больше нет бывалых сил.Молитесь и просите обе,Чтоб ангел камень отвалил.

Так неожиданны это смирение, молитва, вера после стихов «Страшного мира» и «Возмездия». «Падший Ангел» не забыл звуков небес. Стихотворение «И вновь — порывы юных лет» написано в том же 1912 году, как и знакомое нам стихотворение «Миры летят. Года летят», и на ту же тему о счастье. Но по душевной тональности и лирической мелодии они противоположны. «Миры летят. Года летят» — озлобленное отрицание мира-волчка, летящего в пустоте; в стихотворении «И вновь порывы юных лет» — благословение жизни, более чудесной и глубокой, чем детская мечта о счастье. Творческий восторг разрушает тюрьму одиночества и соединяет поэта с миром. Мгновение полноты и гармонии, редкий гость, посещает поэта. Ослепителен этот свет в стране «сени смертной»!

…Что через край перелиласьВосторга творческого чаша,И всё уж не мое, а наше,И с миром утвердилась связь,И только с нежною улыбкойПорою будешь вспоминатьО детской той мечте, о зыбкой,Что счастием привыкли звать!

В другом стихотворении прежние, давно позабытые «ангельские песни», пронесенные через «ночь, мрак и пустоту», опять звучат благословением и радостью: