Испивший тьмы - Замиль Ахтар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но как же эта реальность? Кто защитит Ану, Мару, Принципа? Кто будет сражаться с Компанией Восточных островов и империей, чтобы спасти семью какого-то незнакомца, кроме человека, которому больше нечего терять? Неужели я брошу их, когда больше всего нужен?
Как только я отвел взгляд от двери, осознание других судеб усилилось. Сердце охватило адской тоской. Каслас хотел, чтобы я вошел в эту дверь, но что, если его обещания – всего лишь сладкий обман? Что, если все это – очередная шутка, сыгранная богом с человеком?
Я знал, что это не шутка. Каслас показал мне множество знаков, что его сила истинна. Обещание было правдивым, но все же здесь и сейчас близкие люди нуждались во мне. И только я мог им помочь.
Но что все это значит по сравнению с возможностью снова быть с Элли?
«Мы всегда будем ощущать потерю, когда утратим то, чем дорожили, даже чуть-чуть. Скорби сегодня, дочь моя. Но завтра цени то, что осталось».
Вспоминая слова последней молитвы Мирного человека за Мелоди, я отвернулся от соблазнительного света из двери. Прошло не больше мгновения.
– Да пошло оно все!..
Я потянулся за рукой Аны.
Но ее уже не было рядом.
– Ана?
Она бежала вперед. К двери и буквам.
– Ана! – кричала ее мать. – Ана, остановись!
Она стояла рядом с потоком зеленых букв, выходящих из двери. Я устремился вперед, чтобы остановить ее, но путь преградил Крум. Он схватил меня за руки и попытался повалить на землю. Я толкнул в ответ, но он был невероятно силен. Я не успею его побороть. Я даже не мог пошевелить рукой, чтобы сотворить молнию.
– Ана! – крикнул я. – Не подходи к ним!
– Это должно произойти.
Когда Крум открыл рот, я увидел в глубине его горла извивающихся червей. Он не был человеком, и сила его не была человеческой.
Ана посмотрела на меня. Я видел в ее глазах презрение, которое она питала к себе все это время. Она рассказывала о нем раньше, в трактире в Гиперионе. Рассказывала, как собственный отец обжег ей лицо. Конечно, она ненавидела себя. Отец мог так поступить только с дочерью, недостойной любви и стоящей не больше куска угля.
– Ана! Не надо! – кричала Мара, когда Ана входила в поток букв. Мара билась в руках жен Крума, но они ее не выпустили. – Дочка! Пожалуйста, не надо!
Буквы окружили Ану шаром изумрудного света. Я не мог ее спасти. Не мог спасти никого из них. Я не спас Элли. Не спас Мириам. Не спас отца. Не спас мать. Обладая всем могуществом в мире, я не мог спасти никого из любимых.
Мирный человек, чьи слезы стекали по седой бороде на пергамент, прекрасно это понимал.
Нет воли усмирить перо судьбы.
Ничьей молитве здесь тебя не удержать.
Врат жизни приказом шаха не открыть.
И даже Хисти неподвластна смерти длань.
Он написал эти строки, когда умирала Лунара, его любимая.
Но я не Мирный человек. Я Михей Железный. И не стану мирно плыть по течению. Я не покоряюсь судьбе – я побеждаю ее. Я разломаю перо судьбы пополам или умру, уничтожая врагов.
– Хватит.
Я выдернул черную руку, раскрыл ладонь и направил на Крума тонкий красный луч. Его грудь взорвалась пеплом и пламенем, черви завопили. Но каган улыбался, будто боль доставляла ему наслаждение. Из земли вырвались черви и устремились в дыру, проделанную молнией в груди Крума.
Бросив его, я побежал к зеленому светящемуся шару вокруг Аны. Нужно вытащить ее. Нужно спасти от того, что замышляет Каслас. Я протянул руку, зеленый свет стал ослепительным и поглотил меня.
Я стоял в Первом лесу, но он больше не был перевернутым. Черные колонны деревьев с вырезанными на стволах лицами поддерживали красное небо. С верхушек за мной наблюдали глаза. На ветвях сидели гиганты всевозможных странных форм с телами из ангельского металла, такого же темного, как моя рука. Падшие.
У некоторых была чешуя, сверкавшая, как черные бриллианты, у других прямо из глаз вырастали рога. У кого-то головы были на животе, а у кого-то одни головы росли из других. У некоторых имелась сотня языков, у иных – ни одного. Одни, казалось, никогда не заканчиваются, другие даже и не начинались.
Такие же странные существа окружали подножия колонн, будто молились. У них были продолговатые головы, тонкие, как тростинки, конечности, а глаза свисали с подбородков. Они распевали, ходя по кругу.
Мое сердце задрожало. Я был здесь чужаком. Я сделал шаг, и нога погрузилась в землю, черный песок мельче пороха. Нужно следить, куда наступаю.
Вдалеке сиял зеленый луч, поднимающийся из песка в кровавое облако наверху. Я осторожно пошел к нему, путь освещало лишь мрачное красное свечение облаков, пульсирующее, подобно биению сердца.
В зеленом свечении стояла Ана. Она держалась за ожоги на щеке, будто они были свежие.
– Не делай этого, – сказал я.
– Почему? Будет лучше, если такая я никогда не буду существовать.
– Ты драгоценность, Ана. Такая, какая есть. – После того как Мелоди потеряла руку и на многие месяцы погрузилась в меланхолию, Мирный человек пытался убедить ее в том же. И ему удалось, поэтому я тоже должен был попробовать. – Ты молода. Ты найдешь тех, кто будет дорожить тобой. Найдешь путь к счастью, обещаю.
Она покачала головой, щеки были мокрыми от слез.
– Ты этого не видел.
– Чего не видел?
– Того, что Каслас пообещал мне, когда я заглянула в дверь.
Похоже, у нее тоже были видения, как у меня.
– Падшему ангелу нельзя верить.
Нельзя верить обещаниям никакого бога.
Пейзаж вокруг накрыло тенью. Нечто наблюдало за нами сверху, и это существо было даже больше Падших ангелов, сидевших на ветвях. Оно висело среди облаков, и очертания его крыльев призрачно светились. Эти крылья простирались на многие мили, на бесконечность. Я насчитал одиннадцать.
– Он здесь, – сказала Ана. – Архангел.
– Зачем Архангелу быть среди Падших?
– Он здесь ради тебя. Разве ты не видишь истину в свете?
– Истину?
– Они все Падшие. – Ана вытерла слезы с подбородка. – Все Двенадцать, и даже Балхут – Архангел. Они испили из чаши тьмы, и то, что они узнали, изменило их. Испортило их формы.
– Зачем они… – Я оборвал себя. Я не хотел знать.
– Потому что, подобно тебе, они страшились неведомого, но должны были утолить жажду. Они знают в тысячу тысяч раз больше, чем люди, но в сравнении с
