Испивший тьмы - Замиль Ахтар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последовавшие несколько мгновений молчания оказались самыми трудными. Не осталось никого, с кем можно попрощаться, никого, кто мог бы пожелать мне добра на предстоящем одиноком пути. Поэтому я погрузился в свои мысли. Мне хотелось в последний раз побыть с женщиной. Я думал об Аспарии, потому что воспоминания о ее теле были самыми свежими. Мягкость ее груди, влага языка, тепло внутри. Я отправил бы всех этих имперских ублюдков на небеса, чтобы ощутить это еще раз.
Аркебузиры в кольчугах и доспехах вышли вперед. Их аркебузы были из темного дерева и стали.
– Готовьсь! – выкрикнул один.
Я закрыл глаза, а они взвели курки. С одной стороны, мне хотелось крикнуть «Я не готов!», а с другой – хотелось успокоиться, прекратить борьбу и обрести покой. Попытаться простить себя. Но стал ли я лучшим человеком, чем тот, кто убил семью шаха Мурада? Кто убил брата и дочь?
Времени на то, чтобы вынести собственное суждение, не оставалось. Придется ждать вердикта весов, если они вообще существуют.
– Цельсь!
Я думал о Мелоди, державшей руку Мирного человека в его последний час. «Спасибо, баба, за то, что любил меня», – последнее, что она сказала ему. Я представлял ее здесь, рядом со мной, держащей мою ладонь. Мои руки и ноги дрожали, все тело болело. Но она сжала мне руку, чтобы придать сил.
– Пли!
Я слышал, как они спустили курки, но не услышал выстрелов.
32. Васко
После того как пять залпов – всего тридцать пуль – уже убили его, мы отрезали ему голову. Затем поместили ее в запечатанный бочонок и отправили в Гиперион. Так закончилась песнь Михея Испившего тьмы, как назвал его бывший подручный Эдмар.
Кардам Крум исчез вместе со своей угрозой. Как только горшки Хита начали взрываться, он ушел сквозь дверь вместе с женами и своими подручными. После этого дверь захлопнулась, избавив нас от света и букв, хотя я оставался настороже. Лес был проклят, и я решил никого не подпускать к болоту, чтобы это безумие больше не повторилось.
Когда умер Михей, Мара кричала и плакала. Мужчины часто к ней привязывались, но она редко привязывалась к мужчине. Я ревновал, но не показывал этого. Он был мертв и опорочен. Что еще я мог с ним сделать?
К слову о ревности – похоже, Алия тоже была ей подвержена. Я настоял, чтобы Мара осталась с нами по пути обратно в Тетис, и, хотя Алия согласилась, ее неудовольствие было очевидным. Ана проспала всю дорогу. К счастью, поездка прошла без происшествий – свежие войска генерала Льва прекрасно обеспечили нашу безопасность. Пока наш дом на колесах трясся по дороге, мы узнали, что червивая гниль в Мертвом лесу сошла на нет, Пендурум был отвоеван и над железными стенами вновь развевался пурпурный стяг. Но мы почти все время молчали: Мара была слишком озабочена тем, чтобы накормить и напоить Ану, а Алия сосредоточена на своих желчных мыслях, что, впрочем, было неплохо, я же радовался тишине, хотя под ней таилось многое.
Я все время думал об Ионе и Треворе. Если верить захваченным рубади, Мара заколола Иона. Это моя вина? Неужели из-за моей злобы Странник убил Странника?
Я чувствовал себя одиноким кораблем, затерянным в бескрайнем море. Они – мои путеводные звезды, и без них ночь стала темнее. Пока я мог только горевать.
По пути в Тетис мы с Хитом часто сидели вместе в повозке с телами Тревора и Иона. Однажды, когда сквозь зимнюю дымку пробился луч солнца, Хит задал мне тревожный вопрос:
– Ты когда-нибудь задумывался, а вдруг мы убили кого-то из Странников в бесчисленных битвах?
– О чем ты?
– Что, если на той стороне тоже были Странники, только ни мы, ни они не знали об этом?
От этой мысли стало горячо в груди. Конечно, где-то там были Странники, лгущие всем и себе самим о природе своих душ.
– Это слишком жестокая мысль.
– Но ты должен подумать об этом, – ядовито сказал Хит. – Ты убиваешь, не задавая вопросов.
– Я покончил с вопросами в тот день, когда ушел из Инквизиции. Я могу спасти только тех, кого знаю. Я собираюсь спасти тебя, Хит, даже если ты временами презираешь меня. Я спасу Мару и Алию. И спасу Ану.
Последняя мысль казалась странной и неуместной. Но я любил дочь так же сильно, как Странников.
– А как же остальные? – спросил Хит. – Как же сотни, тысячи Странников, о которых нам неизвестно? А как же те из нас, кто уже умер? Как же Тревор и Ион?
Я вспомнил человека, спускавшегося с пирамиды. Даже у него имелись лишь смутные ответы на все эти сложные вопросы.
Я должен стать лучше его. Я должен найти путь, по которому он не пошел, а может быть, даже не увидел. Мне нужно отклониться от того, что было написано в его мире, и надеяться, что в моем мире чернила еще не высохли.
Первым в Тетисе меня встретил не Роун из Семпуриса, а человек гораздо важнее любого экзарха и императора – мой банкир. Лаль из Дома Сетов ждал в моем кабинете. Плечи его пурпурного халата украшала парамейская вязь. Он перебирал молитвенные четки, перелистывая страницы довольно толстого тома. Странно, что он бормотал названия цветов, а не восхваления Лат.
– Ты слышал? – спросил он. – За твою доблесть в защите Крестеса император Иосиас призывает тебя в Высокий замок.
– Призывает? – усмехнулся я. – Интересный способ сказать «умоляет о встрече».
– Императоры не умоляют.
– Безусловно. – Я сел за стол и ухмыльнулся. – Я слышал, зима была жестокой. В Стопах погиб от голода каждый седьмой житель.
– Ты называешь это «жестокой зимой»? Однажды в Гармзамане голод убил каждого третьего.
– А знаешь, сколько людей голодало в Семпурисе? – Я показал ему закрытую ладонь. – Ни одного. Компания исполнила свое обещание, и теперь крестейцы знают, что мы держим слово. Они станут есть с наших рук, но пировать будем мы.
Лаль скрестил ноги на восточный манер и подался вперед. Вокруг его глаз поблескивал кайал.
– Наслаждайся своим триумфом, Васко деи Круз. Впереди еще много испытаний – на востоке.
– И я полагаю, ты мне поможешь? Могу я рассчитывать на банкиров из Дома Сетов?
– Мы верны нашему золоту. И тем, кто лучше помогает его
