Индийская принцесса - Мэри Маргарет Кей

– В этом случае, разумеется, вы немедленно вернетесь к своим служебным обязанностям в полку. С присвоением внеочередного звания, коли пожелаете: его вы точно заслужите, а за труд полагается вознаграждение.

Аш поморщился и резко заметил, что взялся за это дело вовсе не в надежде на вознаграждение: он как раз считает, что самое главное здесь – иметь осведомителя, не преследующего никаких корыстных интересов. Он не ждет платы за свои услуги, и все, что он делает, можно рассматривать как возврат долга, ведь он в долгу перед разведчиками, которые относились к нему очень хорошо, а он еще никак не отблагодарил их.

– Теперь у вас появится возможность сделать это, – заметил Каваньяри, одобрительно кивнув головой, и перешел к обсуждению других вопросов.

Таковых было много, в том числе вопрос о денежном обеспечении самого Аша в Афганистане и Джули в Аттоке, а также различные детали, которые следовало обговорить, дабы история об отправке лейтенанта Пелам-Мартина на «курсы» куда-то на юг перед самым его возвращением в Мардан ни у кого не вызвала сомнений. Разговор продолжался довольно долго, и лишь когда тени начали удлиняться, двое англичан двинулись обратно в Пешавар, а афридий на своем тощем пони рысью тронулся на восток, в сторону Аттока.

Аш перешел Рубикон, и теперь оставалось только поставить в известность Джули. Он тянул с этим сколько мог, надеясь, что необходимость в таком разговоре отпадет: до сих пор оставалась вероятность, что Каваньяри или командующий в последний миг передумают и отменят эту затею как слишком опасную или невыполнимую, а до недавнего времени существовала вероятность, что ее не одобрит Кода Дад.

Сообщить о принятом решении Джули оказалось труднее всего. Даже труднее, чем предполагал Аш. Она чуть ли не на коленях умоляла взять ее с собой, настойчиво утверждая, что теперь она должна всегда находиться рядом с Ашем, тем более если он идет на опасное дело. Она не только сможет заботиться о нем и стряпать для него, но также одним своим присутствием будет отводить от него подозрения. Ну кто заподозрит шпиона в мужчине, сопровождаемом женой? Подобное предположение нелепо, а потому послужит защитой для Аша.

– И стрелять я научусь, – просительно сказала Джули. – Тебе надо только позаниматься со мной.

– Но ты не говоришь на пушту, сердце мое.

– Я научусь, научусь! Обещаю, я научусь.

– Для этого нет времени, любимая, потому что я должен выехать немедленно. А если я возьму тебя с собой и ты не сможешь свободно разговаривать с тамошними женщинами, они начнут задавать разные вопросы, что подвергнет серьезной опасности и нас с тобой, и мою работу. Ты же знаешь, я бы взял тебя, если бы мог, но я не могу, ларла. К тому же речь идет всего лишь о шести месяцах. Я оставлю здесь Гул База, и ты будешь в безопасности под опекой бегумы, а я… я буду в гораздо большей безопасности один.

Именно последние слова убедили Анджули. В глубине души она понимала, что Аш прав, и потому перестала умолять и упрашивать, а сказала лишь:

– Тогда забери с собой мое сердце – оно уже принадлежит тебе. Верни мне его поскорее, в целости и сохранности.

Аш заверил, что ей нет нужды бояться за него. Но хотя на словах он сумел приуменьшить опасность, тело выдало его: той ночью он занимался любовью так, как никогда прежде, – с каким-то исступленным отчаянием, словно пытаясь в полной мере насладиться каждым моментом близости из страха, что завтра для него не настанет. Так мужчина воссоединяется со своей возлюбленной накануне какого-нибудь рискованного испытания – великого сражения или долгого и опасного путешествия, откуда он может не вернуться…

Следующей ночью, когда все домашние мирно спали и луна еще не взошла, Аш бесшумно вышел через задние ворота сада Фатимы-бегумы и двинулся в сторону гор. А меньше чем через двенадцать часов он пересек границу и исчез на территории Афганистана. Бесследно пропал из виду, точно камешек, брошенный в глубокий пруд.

51

Летом 1878 года голод, унесший великое множество человеческих жизней, распространился на север и охватил Пенджаб. Третий год подряд сезон муссонов не оправдал надежд, и, когда наконец с небес полилась вода, это были не затяжные ливни, в которых остро нуждалась измученная жаждой земля, а короткие и нерегулярные дожди, превращавшие пыль в жидкую грязь, но не пропитывавшие твердую, как железо, землю.

Этот год стал черным не только из-за неурожая и страха войны: в стране свирепствовали болезни и нарастало недовольство народных масс.

В Хардваре, где Ганг вытекает на равнины и огромные множества пилигримов собираются, чтобы совершить омовение в священных водах, холера вспыхнула во время ежегодного праздника, и многие тысячи людей умерли в течение нескольких часов. Новости о нападении России на Турцию и о ее победах на полях сражений вдохновили ряд индийских журналистов (на которых успех и военная мощь всегда производят глубокое впечатление), и они стали заполнять колонки индоязычных газет пылкими словоизлияниями, восхваляющими победителей, а поскольку правительство не обратило на это внимания, они осмелели и начали ратовать за союз между Индией и Россией для свержения раджа и призывать своих соотечественников убивать британских офицеров. Когда дело дошло до этого, правительство решило, что подобные публикации угрожают «безопасности государства», и издало Акт о индоязычной прессе, призванный обуздать вредные тенденции местных газет, выходящих не на английском языке. Но Акт вызвал такие же волнения в народе, какое вызывали смутьянские статьи и подстрекательства к убийствам, и место печатного слова заняли слухи.

В тот год по стране ходило великое множество слухов, и среди них почти не было обнадеживающих – разве что для тех, кто выступал за войну с Афганистаном. Говорили о подступающих к Аму-Дарье русских армиях, численность которых росла по мере того, как история передавалась из уст в уста. Пятидесятитысячная армия… шестидесятитысячная… нет, восьмидесятитысячная…

«Из достоверного источника мне стало известно, – писал майор Каваньяри в письме в Симлу, – что русское войско, подступающее к Аму-Дарье, насчитывает в общей сложности пятнадцать тысяч четыреста человек, построенных в три колонны: две численностью в тысячу семьсот человек, а третья – в двенадцать тысяч. А также, что русская миссия в составе генерала Столетова и шести других офицеров с эскортом из двадцати двух казаков в конце мая покинула Ташкент, выехав вперед войска. По слухам, друзья и родственники эмира, которые боятся, что русско-турецкий конфликт приведет к военным действиям между Россией и Великобританией, настойчиво убеждают эмира сделать выбор между двумя соперничающими державами, но его высочество не может принять решение и продолжает колебаться. Следует добавить, что, по мнению моего осведомителя (а он выражает, хочу подчеркнуть, сугубо личную точку зрения), эмир предпочел бы не примыкать ни к той, ни к другой стороне, поскольку убежден, что его страна должна постараться остаться независимой от обеих. Я отдал правительственному агенту в Пешаваре конфиденциальное письмо, которое будет доставлено вам. Оно было прислано мне упомянутым выше лицом и, по заверению последнего, является точной копией документа с условиями договора о союзе, поставленными русским посланником, посещавшим Кабул в конце прошлого года. Разумеется, я не могу ручаться за точность копии, а равно не нахожу целесообразным раскрывать свой источник информации. Но уверяю вас: у меня есть все основания считать его надежным».