Продавец приключений - Георгий Михайлович Садовников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иначе бы она сказала: «Такой, видать, у нас, бедных женщин, удел – весь век сидеть на кухне». И уж тогда бы у меня не повернулся язык, чтобы выпроводить её и оттуда.
– Вот оно что: опять война! – испугалась бабушка. – Вы же в прошлое воскресенье заключили мир? Займитесь-ка лучше чем-нибудь серьёзным. Послушайте серьёзную музыку или вбейте, скажем, в стенку гвоздь.
– Бабушка, зачем тебе гвоздь? У нас уже всё висит!
– Это не важно. Главное, заняться взрослым делом. Пора бы вам потихоньку взрослеть.
– Вот когда станем взрослыми, вот тогда… – завопил было я, выплёвывая мыльную пену, потому что бабушка в это время тёрла моё лицо.
Но тут она сунула мою голову под кран. Потоки холодной воды хлынули мне в уши и в рот.
Во время завтрака я сказал будто между прочим:
– Ещё несколько месяцев, и наступит зима. Будет холодно-холодно. И почему бы тебе, бабушка, не связать любимому внуку шерстяные носки?
Бабушка поставила чашку с чаем на стол, удивлённо подняла брови.
– Господи, что случилось с любимым внуком? – спросила она. – Обычно измаешься, пока оденешь его. Он готов бегать по улице голым в самый лютый мороз. И вдруг им овладело беспокойство: как бы на зиму не остаться без носков. А до зимы ещё, считай, семь месяцев.
– Взрослею, бабушка, взрослею, – сказал я, притворно вздохнув. – Уже становлюсь солидным. А взрослые что делают? Готовят сани летом.
– Ах вот как! – усмехнулась бабушка. – Тогда это похвально. Тогда я тебе доложу, чтобы ты знал своё хозяйство. В общем, так: есть у тебя белые шерстяные носки, вязаные. Есть чёрные, тоже шерстяные, зимой тебе связала. Ещё одни чёрные родители прислали. Толстые, в таких на Севере, наверное, без валенок ходят…
– Бабушка, подожди! – перебил я в отчаянии. – Чем больше, тем лучше. Свяжи ещё одни! Я понимаю: тебе неохота. Но мы создадим тебе такие условия, что тебе ничего но останется, как сидеть и вязать. Мы посадим тебя в кресло в углу и попросим не ходить по комнате. Думаешь, нам играть охота? Ни капельки! Мы только для тебя. Чтобы ты спокойно вязала!
– Ах вот ты к чему! Ты опять со своей войной? – И бабушка покачала головой осуждающе. – Но, видно, ты так и не отстанешь. Ладно, шут с вами.
И добавила что-то об избалованных детях, которых оставляют молодые родители на руках у старых людей.
Но последнее не имело для меня значения. Мне приходилось слышать это десятки раз. Да и имело оно отношение не ко мне, а к родителям. А родителей, если уж на то пошло, вынудили жить на Севере очень важные дела.
Словом, я так и подпрыгнул на стуле от радости и, чтобы доставить бабушке ответную радость, чтобы ей не так уж тяжело было переживать свою уступку, съел всю порцию манной каши.
Мне не терпелось начать поскорее игру. Я готов был позвонить главам враждебных государств, не дожидаясь условленного часа, и бросить им в лицо ответ, полный национальной гордости и презрения. Но не подобало могущественной державе суетиться, торопить события. Ей положено солидное место в истории, и она займёт его, не мельтеша, степенно дождавшись своего часа. Поэтому я крепился изо всех сил.
А у братьев запасы терпения уже подошли к концу. Я ещё не допил свой чай, как в прихожей зазвонил телефон и бабушка позвала меня.
– Иди, – сказала она. – Тебе Юлий Цезарь звонит. Или кем он там ещё у вас.
Я бросился к телефону и услышал голос Феликса.
– Здорóво, – начал он. – Ну как ты там?
– Здорóво, – ответил я. – Я ничего.
Феликс замолчал, ждал, что я скажу. Он был очень гордым и надеялся, что у моего государства самолюбия меньше, чем у Феликсании и Яшинезии, и что оно раньше срока заведёт разговор о войне. Я понял, что он от меня хочет, и не ответил ни слова, решив соблюдать сегодня чувство достоинства, как никогда.
Мы молчали, наверное, десять минут, и всё это время наши самолюбия боролись между собой. Я слышал в трубке прерывистое дыхание Феликса, а до него, конечно, доносилось моё.
– Вы что там? Уснули? – спросила бабушка, выглянув из комнаты.
– Так что тебе нужно? – спросил я, полагая, что такой вопрос не будет уступкой с моей стороны.
– Мне-то? Да мне ничего не нужно. Я просто так. – И Феликс даже прикинулся обиженным. – Что? Нельзя позвонить, да? – спросил он.
– Нет, почему же, звони сколько хочешь. Я даже рад, – ответил я вполне дипломатическим тоном.
– Правда? – обрадовался Феликс, вообразив, что я сдался и готов пойти на попятную и дать ответ (отрицательный, конечно!) раньше срока.
Не успел я вернуться к столу, как опять зазвенел телефон.
Бабушка заглянула на кухню, где мы обычно ели, и проворчала:
– Ещё один Суворов выискался. Ступай уж, поговори.
На этот раз звонил Яша.
– Вася! Привет! – заорал он во весь голос.
– Привет, – осторожно ответил я.
И Яша вдруг замолчал, точно исчез куда-то. Я даже подумал, что сломался телефон, и хотел было положить трубку, как вдруг опять в моё ухо ворвался пронзительный Яшин голос.
– Ну? – спросил Яша.
– Что – ну?
– Ты же что-то хотел мне сказать, – смело солгал Яша.
– Я? Хотел? С чего ты это взял? Я думал, что ты мне хочешь сказать что-то.
– А мне показалось, – произнёс Яша разочарованно.
– Яша, я же не привидение. Я показаться не могу.
– Понимаешь… – И Яша начал неумело выпутываться. – Понимаешь, кто-то нам утром звонил, но было плохо слышно, и я подумал, что это ты.
– Яш, я не звонил. Честное слово, – сообщил я безжалостно.
– А-а, – протянул Яша уныло и, пробормотав что-то невразумительное, положил трубку.
Почти целый час братья ничем не напоминали о себе. Они были обескуражены своей неудачей. Потом ко мне прибежала Зоя.
– А как же варенье? – спросил я, удивившись тому, что она в эти минуты не дежурит у себя на кухне.
– Ещё не начали варить, – вздохнула Зоя и с некоторым разочарованием откусила от бутерброда со старым джемом. – Поэтому вот решила зайти посмотреть, как живёшь, – сказала она.
Я понял, что её подослали Феликс и Яша, и ждал, когда она начнёт разводить дипломатию. Но Зое была чужда всякая дипломатия.
– Что зря тратишь время? Послал бы им ответ, и всё, – сказала она напрямик. – И я бы поиграть успела пока. Пока мама ещё чистит ягоды. – Тут она вздохнула опять. – Я бы была на твоей стороне. Ты бы дал мне солдатиков взвод?
– Зой, я дам тебе целый батальон! – закричал я. – Но не могу раньше времени. Гордость мешает!
– Значит, тебе гордость дороже, – задумчиво промолвила Зоя. – Ну ладно, может быть, я их уговорю, может быть, первыми уступят они, – сказала она и направилась к дверям.
– А они и совсем ни в какую. Разве ты не понимаешь, что маленьким странам ещё тяжелей уступать. Может, у них, кроме самолюбия, больше ничего нет! – сказал я, дивясь, как это всезнающая девочка не учла такую важную вещь.
– Тогда я буду сражаться на их стороне, – объявила Зоя и, вскинув воинственно голову, вышла за дверь.
«Ну и пусть все нападают на мою бедную Васьляндию. Пусть их будет много, а мы одни-одинёшеньки», – сказал я себе с горечью, забыв совершенно про военное могущество Васьляндии.
А превосходство моей армии объяснялось самой простой причиной: я умел рисовать, а у братьев не выходила даже обычная ровная линия. Перо и кисточка у них в руках выводили нечто безобразно кривое, зябко дрожащее. Будто спотыкаясь через каждый миллиметр даже на самой гладкой бумаге.
Вот и получалось, пока я сам создавал свои батальоны и полки, Феликс и Яша ждали, когда кто-нибудь нарисует им хоть одного завалящего пехотинца. Но поскольку бумажные солдатики никого больше в доме не интересовали, помогать противникам приходилось мне самому. Иначе моей армии просто не с кем было бы воевать. А чтобы сохранить своё превосходство, на каждых двух новых солдат противника я тут же рисовал себе трёх. Вот почему армии Феликса и Яши, сложенные вместе, едва равнялись одной моей.
Но я, забыв об этом, говорил себе:
«Ах так! Значит, они уже втроём на одного. Правда, у Зои нет ни одного солдатика. Но это не имеет значения. Всё равно они втроём против одного. Ну ничего, пусть все посмотрят, как я буду сражаться до последнего солдата! И ни за что не отступлю перед врагом!»
Я ни капли не сомневался,
