Одарю тебя трижды - Гурам Петрович Дочанашвили
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты не получал никаких известий, мой полковник? — спросил наконец маршал Бетанкур, бледен был очень.
— Когда, гранд…
Но маршал оборвал:
— И ты не получал, мой капрал?
— Нет, грандиссимохалле.
Посреди кабинета стоял длинный сундук, Бетанкур пальцем поманил Элиодоро.
— Лезь, мой капрал. Как постучу по крышке, приоткрой и слушай меня. Живо!
— Слушаюсь, мигом, грандис…
— Лезь, болван, лезь…
Когда крышка опустилась, маршал прошелся и, передернувшись, искоса глянул на полковника Сезара. Вздрогнул и полковник.
— Перебита бригада. Вся.
— Какая бригада… гран…
— Шурина твоего, Наволе.
Полковник, такой речистый всегда, лишился дара речи, сковали два нежданных факта: «Истребили бригаду!» «Знает, знает о Сузи!» — и глупо ляпнул:
— А вам доподлинно известно, грандиссимохалле?
И хотя тут же прикусил язык и поджался весь, Эдмондо Бетанкур насмешливо уточнил:
— Что? О тебе и Сузи, полковник?
Сезар опустил голову, промямлил:
— О бригаде, грандис…
— Да.
Великий маршал подошел к шторе, через щелку-глазок оглядел двор вдоль и поперек. Медленно отвернулся от окна.
— Перебитые валяются у самой каатинги. Как полагаешь, из какого тартара вылезли эти нищие обормоты?
— Не обошли ли каатингу, гранд…
— Нет. Через скалы им не пройти было, а с другой стороны — обширная пустыня, хотя бы один из двухсот да заметил бы их. К тому же — напали днем, случись это ночью, кто-нибудь сумел бы удрать, спастись. Безмозглые — в одних подштанниках валяются.
— Могли раздеть, мой марша…
— Нет, не обобрали их, кроме оружия и коней, ничего не забрали, но об этом ни слова, не вздумай проговориться.
— Кому я проговорюсь, грандис…
— Вот и хорошо, в объятьях Сузи куда приятнее, чем в руках Кадимы. Согласен?
— Да.
— Так как же удалось им миновать каатингу, а? — Бетанкур спокойно прошелся по комнате.
— Наверное, перепрыгивали через нее… с шестом, например…
— Не решились бы… К тому же, аскет мой, мой святой полковник, никто не пал от пули.
— Чем же их…
— Копьем, мечом.
— Какая дикость, ах…
— И думаю, они были верхами, иначе наши успели б добежать до палатки с оружием, а оснащенная ружьями бригада, тебе следует это знать, без сомнения одолеет толпу, вооруженную копьями и мечами. Разве не так?
— Истина глаголет вашими устами, великий маршал.
— А коня, и самого ловкого, не заставишь прыгнуть с шестом, согласен?
Полковник пристыженно уронил голову. Лицо великого маршала выражало презренье, он постучал по крышке сундука — Элиодоро мгновенно высунулся.
— Надеюсь, не слышал нашего разговора?
— Нет… темно было, гранди…
— Скажи, каким образом привел тебя назад тот мерзавец?
— Сначала очень долго шли пешком, грандиссимохалле, дорогу не припомню — завязали мне глаза, потом долго ползли, великий маршал, у них как пить дать есть подземный ход, гранди…
— Хорошо, лезь обратно.
Великий маршал присел на сундуке, размышляя вслух:
— Целую бригаду истребили мне оборванцы… Всего двенадцать лошадей имели, и то наших… Двести олухов не обнаружили хода, через который лошади прошли! Поразительно — двенадцать бродяг истребили на славу обученную бригаду…
Сурово смотрел он на полковника, вжавшего голову в плечи.
— Теперь они заполучили еще двести лошадей, мой достойный и пристойный. Потеря людей меня не огорчает, как ты понимаешь… Мы подготовим трехтысячный корпус, полковник, и знаешь, что с ними сделаем! Если и раньше на куски изрубить собирались, то теперь…
— Накажем их примерно, грандиссимохалле, — и осмелел, разошелся: — Такое придумаю, точно одобрите…
— На кого из генералов возложить?
Полковник уставился в потолок — соображал.
— Думаю, целесообразно — на генерала Хорхе, гранд…
— Ты прав. А на генерала-добряка? Рамоса — нет? Замялся мишурно-блестящий полковник:
— По-моему… нет… Карательное войско все же… всегда надо держать здесь…
— На всякий случай, да?
Смерть успел познать полковник, прежде чем выдавил из себя:
— Да.
— Хвалю, Федерико. Если требуется, способен быть прямолинейным, верно?
Польщенный полковник лихо щелкнул каблуками, молодцевато вытянулся.
Куцерукий великий маршал медленно встал с сундука, достал из потайного шкафчика дорогой изящный кувшинчик, наполнил бесценный хрустальный стакан; следя за полковником, сунул за пазуху руку, передернулся, потом зажал соломку в зубах и, склонившись к искристой жидкости, снизу вверх впился взглядом в Сезара… и так мрачно, так грозно потягивал темносладкий напиток — оборвалось у полковника сердце, и душа ушла в пятки. Высосал все до дна, убрал соломку в карман.
— Как полагаешь, хватит корпуса одного генерала покончить с отребьем?
— Да, безусловно!
— Да, безусловно!!! — в бешенстве передразнил полковника маршал. — Ты и тридцать человек посчитал достаточным расправиться с теми двенадцатью! Затем безмозгло ограничился бригадой в двести человек и опять твердишь: «Да, разумеется!» По зубам дать тебе мало, дурак…
— По недомыслию сболтнул, простите, грандиссимохалле, не знаю, сколько их…
Маршал Бетанкур встал, постучал по сундуку драгоценнейшим стаканом — крышка тотчас вскинулась.
— Слушаю, гранд…
— Сколько их, по-твоему?
— Мужчин, наверно… семьсот — пятьсот…
— Тысяча двести?
— Нет, семьсот.
— А женщин, болван, детей, стариков?
— Думаю, столько же, гранд…
— Как же они все-таки связали тебя, дуралей?..
— Пятнадцать их было, гран…
— A-а… Сколько, мой капрал?
— Семь — наверняка, до зубов вооруженных…
— Ладно, лезь обратно. Слушай, мой полковник, присядь на сундук. Итак… — И Бетанкур прямо в ухо зашептал полковнику, готовому уловить каждый звук его: — Отбери трех сотрудников из списанных, снабди их остро отточенными бритвами, и пусть срежут с убитых все, что срезается, — носы, уши и тому подобное, выколют глаза — мертвым не больно, обчистят карманы и вывернут; назад возвратятся окольным путем, чтобы не столкнуться с повозками, которые я отправлю туда, и, как вернутся, напои их из чаши побратимства зеленым напитком, тем, что подарил тебе, — не весь израсходовал, думаю.
— Да, гранд…
— Весь наш народ, всю великую Камору, следует настроить против этих голодранцев, чтоб покарать их беспримерно. — И добавил:
— Я ничего тебе не говорил. Ты не младенец, сам соображаешь. Ступай, пришли мне Грега Рикио.
— Кого, грандиссимохалле?
— Прекрасно слышал. Пошел!
* * *
Несчастный скиталец… Неискушенный. «Скоро вернетесь, дядя Петэ?» — «Да, Доменико». — «Не задерживайтесь там…» — «Мигом обернусь». — «Не обижайтесь, что не сопровождаю вас, — Доменико потупился. — Не могу больше… на улицу». — «Ничего, ничего, чем плохо сидеть дома!» — «Дядя Петэ… — Доменико, волнуясь, затеребил пуговицу, оторвал
