Вельяминовы. Начало пути. Книга 1 - Нелли Шульман

— А Господь что, разве не над всем миром владыка? — прищурился Степан. «Сказано же, Фрэнсис, «по образу и подобию создал он их». Как же можно за деньги подобие Всевышнего купить? Нет, и не предлагай мне это больше — не буду я руки свои марать».

— И как ты, такой верующий, испанские корабли расстреливаешь? — спросил его Дрейк.

«Видел же я тебя в бою, Стивен, — нет в тебе жалости».

— То на войне, Фрэнсис, — улыбнулся Степан. «Война — это работа моя, и сколь я жив, буду заниматься ей. На торговле живым товаром пусть кто другой наживается, вон, кузен твой хотя бы.

— А что я верю — так я еще юношей, неполных восемнадцати лет, на Москве услышал: «Мы Христовых рабов у себя рабами держим, а Христос всех братией называет». Вот с тех пор и помню это, и буду помнить, до смерти своей.

Прежде чем отвести «Жемчужину», в ее последнем рейсе, в Плимут, Степан, следуя письму, что ему передали, завернул сюда.

Низкий, заболоченный берег Гвинеи лежал в предрассветной дымке на востоке. Здесь, на острове, было тихо, только волны шуршали о белый, мелкий песок. Степан сидел, глядя на еще ночное небо, с медленно гаснущими на нем звездами.

Ашанти, — она была высокая, стройная, с намотанным на короткие, курчавые волосы цветным тюрбаном, неслышно подошла сзади. Ее черные, огромные глаза были наполнены слезами, и такие же дорожки слез были видны на лице — цвета самого драгоценного эбенового дерева.

— Он очнулся, — сказала девушка. «Зовет вас». Она вдруг разрыдалась, и Степан, поднявшись, чуть обнял ее. «Пойдем».

Маккей лежал в углу хижины, у открытой двери, откуда было видно такое близкое море.

— А, Стивен, — он попытался улыбнуться. «Видишь, Бог милостив — хоть успею попрощаться с вами напоследок». Ашанти опустилась на земляной пол и прижалась губами к руке капитана.

— Ну что ты, девочка, — Джеймс погладил ее по голове. «Ну не плачь так, родная моя. Стивен?

— он поднял на Воронцова глаза — одна боль оставалась на лице умирающего.

— Да, Джеймс? — Степан наклонился к нему.

— Возьми…, - Маккей протянул ему сложенное письмо. «Там перо есть, допиши снизу, как я погиб. И дату поставь».

— Не буду, — сжал зубы Степан. «Ты жив еще».

— Пиши, я сказал! — Маккей закашлялся. «И обещай, что передашь фрау Тео лично в руки, и никому более. А если нет ее в живых — сожги».

— Обещаю, — твердо сказал Степан, и, дописав нужное, запечатал письмо.

— Спасибо, — Маккей чуть шевельнул рукой. «Спасибо, Стивен. А сейчас иди. придешь… потом», — он с усилием вздохнул и добавил: «Принеси его, милая, пожалуйста…»

Уже на пороге хижины Степан увидел, как Ашанти вынесла из-за перегородки мирно спящего младенца, и положила его на грудь отцу. Маккей взял ее за руку, она, борясь с рыданиями, прилегла рядом, и Джеймс медленно закрыв глаза, удовлетворенно улыбнулся.

Воронцов поставил крест над свежей могилой и обернулся к Ашанти.

— Здесь был его дом, — сказал Степан, обводя взглядом высокое, синее небо и кристально чистый океан вокруг.

Она кивнула и опустилась на землю, приникнув к кресту.

Год спустя Воронцов попросил знакомого капитана, идущего в Гвинею, заглянуть на остров и передать Ашанти немного денег. Золото вернулось к нему — кроме следов от сожженных работорговцами хижин, там больше ничего не осталось.

После долгой дороги из Плимута, он, наконец, спешился и тихонько постучал в двери усадьбы. Открыла мистрис Доусон.

Степан приложил палец к губам и поднялся в опочивальню. Она лежала, раскинувшись, на кровати — будто ребенок, уткнув лицо в сгиб локтя. Он быстро разделся и почувствовал ее рядом — она была вся как весенний, нежный цветок.

— Машенька, — тихо сказал Воронцов. «Я вернулся».

Она, еще в полусне, обняла его, прижавшись большим, торчащим вперед животом. «Степа, — сказала она, целуя его, — как хорошо…».

Они завтракали в спальне, у выходящего на покрытый опавшими листьями двор, окна.

— Можно потрогать? — Степан все никак не мог поверить, что там, — руку протяни, — и коснешься его ребенка.

Маша улыбнулась, и, взяв его ладонь, положила на живот. «Сейчас тихий он, миссис Стэнли сказала, что так всегда перед самыми родами, а раньше — ворочался так, что я и спать не могла».

— Думаешь, мальчик? — взглянул на нее Степан.

— А ты кого хочешь? — лукаво спросила жена.

— А мне все равно, главное, чтобы дитя здоровое было, и с тобой все было бы хорошо, — рука Степана медленно поползла вниз и он, встав на колени перед ее креслом, шепнул: «Так можно».

— Степа, — покраснела Маша.

— Тихо, — он окунулся в ее сладость, вдохнул ее запах, и больше уже ни о чем думать не мог.

— Как мы и говорили, возвращение твое в Италию — вопрос решенный. После битвы при Лепанто стало понятно, что католическая Священная Лига по всем статьям переигрывает турок — копии документов, присланные тобой, очень пригодились нам для определения объединенной морской мощи Лиги — Степан прервался, и, глядя в окно, — на низкий, дымный закат, — отчего-то вздохнул. «Однако не оставляя работы при папском дворе, тебе необходимо будет подобраться поближе к известному нам Роберто ди Ридольфи.

Теперь о твоем пребывании в Париже…» — в дверь кабинета постучали. Степан убрал письмо и шифровальные таблицы в тайный ящик стола, и открыл дверь.

Маша стояла на пороге, улыбаясь.

— Ты прости, если я тебе мешаю, — сказала она. «Если ты занят, я попозже приду. Я хотела Евангелие почитать».

— Нет, что ты, — он обнял ее и вдруг подумал, что совсем скоро возьмет на руки своего ребенка.

Она сидела, слушая, склонив прикрытую чепцом голову, так, что он видел только немножко ее черных, мягких волос:

— Чтобы также и жены, в приличном одеянии, со стыдливостью и целомудрием, украшали себя не плетением волос, не золотом, не жемчугом, не многоценною одеждою, но добрыми делами, как прилично женам, посвящающим себя благочестию. Жена да учится в безмолвии, со всякою покорностью; а учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии.

— Впрочем, спасется через чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием, — закончила она, и улыбнулась, положив себе руку на живот. «Кажется, пора посылать за миссис Стэнли, Степа».

— Что же ты молчала? Сильно болит? — Степан отложил книгу и мягко поднял жену. Маша охнула и схватилась за его руку.

— Я просто так давно не читала с тобой, — чуть улыбнулась она. «Соскучилась».

Акушерка вышла к Степану, удовлетворенно разведя руками.

— Все идет хорошо, сэр Стивен, можете положиться на меня. Дело это небыстрое, так что если вам надо куда-то поехать…

— Да нет, я тут буду, в кабинете, — Степан помолчал и вдруг спросил: «Можно мне к жене сейчас?»

— Конечно, — акушерка посторонилась и посмотрела ему вслед — на жестком лице Ворона была странная, почти нежная улыбка.

Он осторожно отер пот с Машиного лба. Жена на мгновение прижалась щекой к его ладони.

— Машенька, — шепнул он ей, — я люблю тебя, слышишь?

— Я тоже, — сказала она одними губами и сжала его пальцы — лицо ее побелело, и она часто-часто задышала.

— Иди, — выдохнула она, как только схватка миновала. «Ты вернешься, когда…?»

— Да, — ответил он, целуя ее, — обязательно.

— Письмо адмиралу Колиньи я отправлю с особым гонцом — так, что он будет уже предупрежден о вашей встрече. Очень желательно, чтобы король выпустил Гиойма как можно быстрее — весной он нужен нам в Новом Свете. По возвращении в Лондон отправляйся по обычному адресу — доложишь о встрече с Колиньи и получишь указания о твоей дальнейшей работе в Италии.

Сворачивая шифровку, Степан вдруг усмехнулся — сколько лет прошло, а он до сих пор помнил тот же самый адрес — невидную комнату на чердаке такого же неприметного дома неподалеку от собора Святого Павла, и розу Тюдоров на алом воске печати.

Он вдруг отложил перо и потянулся за Библией, что всегда лежала у него на столе. Найдя Псалмы, он прочитал один из своих самых любимых:

Да умножит вам Господь более и более, вам и детям вашим.

Благословенны вы Господом, сотворившим небо и землю.

Небо — небо Господу, а землю Он дал сынам человеческим.

— Господи, — сказал он тихо, — не оставь нас милостью Своей, пожалуйста.

Он только и успел начать письмо Колиньи: «Дорогой Гаспар, позволь представить тебе человека…», как услышал из-за двери: «Сэр Стивен!»

Ее лицо теперь было совсем другим — измученным, с искусанными, сухими губами.

Распущенные волосы сбились в комок.

— Держите ее, крепко, — сухо сказала миссис Стэнли. «Ребенок крупный, скорее всего мальчик, головка уже прорезалась, сейчас главное — чтобы плечики не застряли».

— Больно! — закричала Маша, и Степан, обняв ее за спину, нежно сказал: «Все хорошо, потерпи еще немного».