Фенрир. Рожденный волком - Марк Даниэль Лахлан

— Проснись, — сказала она. — Я смыла с тебя Волка.

Он раскрыл рот и заморгал, когда капли дождя, огромные, как ягоды, принялись стучать по его лицу.

Он развернулся к Элис и погладил ее по волосам.

— Это я, — сказал он, — каким я был и какой я есть. Я так дол­го шел, чтобы найти тебя.

Она знала. В этот миг она знала, что они уже жили прежде, бы­ли любовниками, чувства которых пережили даже смерть. Как ее звали тогда? А его? Она не могла вспомнить. Слова сами вырвались у нее:

— А я так долго ждала, когда ты придешь ко мне.

Элис поцеловала Жеана и легла с ним среди мертвых тел разбой­ников, и первый раз в жизни она поняла, что не одна на свете.

Глава шестидесятая

МЫСЛИ И ПАМЯТЬ

Хугин глядел на тело сестры, лежавшее на морском берегу. Он снес ей голову с плеч одним ударом, и она лежала, омываемая прибоем, в пяти шагах от того места, где он сел. За головой он не пошел.

Заклятие, которое наложила на него сестра, распалось, когда он надел Волчий Камень, решил он. Но, по правде говоря, его действие начало ослабевать еще раньше — когда он увидел лицо Элис, пока она боролась с течением реки и замерзала в воде. Почему он не убил Элис тогда? Ворон подозревал, что из любопытства. Ему хотелось посмотреть, сможет ли она утонуть, учитывая ее важную роль в за­мыслах богов. «Да, боги уготовили ей куда более жестокую судьбу, чем смерть в воде, — подумал тогда он, — но захотят ли они смяг­читься и позволят ли ей погибнуть от холода прямо здесь?» Или же ему, слуге Одина, стоит самому с ней покончить?

Была и другая причина, почему он не стал убивать Элис, как только представилась такая возможность, и теперь он все понимал. Это ее он искал во снах, хотя ведьма, называвшая себя его сестрой, и заняла ее место. Может быть, он догадался об этом обмане, ког­да увидел, как Элис барахтается в воде?

Когда он замерзал, замурованный в высокогорной пещере, ощу­пью находя себя в кромешной темноте, силясь сохранить здравый рассудок, свою личность, он видел сны. Он был вороном, летящим в потоках воздуха, внимательно глядящим на землю внизу, он ис­кал что-то, что мог почувствовать, но не мог дать этому название.

Он оказывался в странной аллее, вытянувшейся вдоль реки, еще там была стена, увитая плющом, и в ночи на небольшом надгробии горели свечи. И он искал кого-то, чьего имени не знал, искал в мерт­вом воздухе тесных тоннелей, над горами в потоках воздуха и сол­нечного света, под луной, которая обращала воду в измятое олово, а кору деревьев в кварц. И всегда сестра была рядом с ним — под плющом на стене, у надгробия. Она заставила его поверить, будто они связаны вечными узами. Она вошла в сад его мечтаний и заня­ла в нем место Элис.

Хугину было так горько. Он убивал ради своей сестры, покинул свой дом в монастыре, увел ее в горы и жил, словно дикий зверь, дрожал от холода зимой, мок под дождями, держал ее за руку в тем­ноте, когда к ней только начали приходить первые видения, шел следом, когда магия начала завладевать ею, слышал странные голо­са на чужих языках, которые постепенно сделались ему привычнее и понятнее родного. С ним говорили боги северных народов, и че­рез ритуалы, страдания и темноту он начал их понимать. Но сам он по-прежнему хотел жить.

— Давай вернемся, — говорил он сестре, — уйдем от этой ужас­ной старухи и ее обрядов. Пойдем к какому-нибудь господину или крестьянину, наймемся на работу, скажем, что остались бездомными из-за войны. Давай бросим ее. Давай забудем обо всей этой волшбе.

Но сестра сидела, пиная ногой камешки, и глядела с горы на окрестные долины. А потом она глотала грибы и возвращалась в темноту, и из-за этой вечной связи он был вынужден идти за ней, разделять ее страдания, впускать в сознание магию, чтобы защи­щать сестру.

И он увидел, забившись в тесное пространство пещеры, замуро­ванный камнями, которые приносила и укладывала старая ведьма, однажды он увидел. Бог пришел к нему, улегся рядом, белея во тьме, одноглазый бог крикливых рун; выражение его лица было стерто безумием, на шее затянута диковинная удавка. Луи — тогда его все еще звали Луи — коснулся его кожи, и она оказалась холодной. И хотя бог был мертв, его разум походил на паутину, в которой, как чувствовал Луи, можно запутаться навеки. Он бежал от мертвого бога по тоннелю, вжимался в стены, но, когда открыл глаза, камней, закрывавших вход в пещеру, уже не было, и рядом с ним на камнях лежала только сестра.

Выйдя из пещеры, он разрыдался, но сестра подошла к нему и сказала, что путь магии нелегок.

— Что там было, в темноте? — спросил он, но сестра не отвеча­ла, она просто держала его за руку. А потом вернулась в темноту, и, хотя он любил ее, он не смог последовать за ней.

К нему подошла старая ведьма, присела рядом.

— Он придет сюда, — она постучала по земле ногой, — чтобы умереть от зубов Волка. Тот бог, которого ты видел в темноте, во­плотится на земле, чтобы сражаться и погибнуть в бою со своим вечным врагом. Когда он погибнет, ты умрешь, твоя сестра умрет. Много народу умрет.

Он пытался спросить, почему он должен погибнуть, но в голове от усталости царил сумбур. Внутри него зрело что-то, похожее на горе.

Старуха только посмотрела ему в глаза.

— Как я могу этому помешать? — спросил он.

— Служить ему.

— Не понимаю.

— В центре мироздания сидят женщины — Норны, они ткут судьбы под мировым древом Иггдрасилем. Все девять миров дер­жат они в своих руках, и людей, и богов. Этот бог обречен встре­тить смерть в сумерки богов. Так требуют Норны. Поэтому бог предлагает им множество смертей во множество эпох, репетирует конец, который порадовал бы ткачих судеб и предвосхитил его окончательное уничтожение. И ты попал в этот зловещий кругово­рот, стал частью ритуала, который повелитель богов предлагает судьбе. И твоя сестра тоже. Ты обречен на гибель.

— Откуда ты знаешь?

Она провела рукой по своему обожженному лицу и налитому кровью глазу.

— Я пожертвовала этим и провела несколько жизней в немоте, чтобы увидеть. Я тоже вовлечена в замыслы богов.

— И как я могу этому помешать?

— Защищай сестру. Пока она жива, богу будет труднее сойти на землю.

— Почему?

— Некоторые вещи, Хугин, надо просто принимать.

Имя вызвало у него в душе отклик, оно обращалось к его сущ­ности. Он отвернулся от старой карги и отправился охотиться в го­ры. То существо в каменном коридоре пробудило в нем что-то. Зре­ние стало острее, рука тверже, ноги проворнее. Когда он брал лук и пускал стрелу, он не мог промахнуться — заяц, овца, даже волк падали от его стрел. Он был силен, и когда к нему стали приходить люди, они быстро научились приносить дары и просить об исцеле­нии, вместо того чтобы размахивать топорами и мечами.