Агата Кристи. Английская тайна - Лора Томпсон

Неудивительно, что владение Гринвеем казалось теперь почти нереальным: она прожила в нем меньше двух лет, когда его пришлось освободить для адмиралтейства. «У меня сердце замирает, дорогой, при мысли о новом переезде, упаковывании вещей и прочем. Однако я надеюсь, что Роз поможет мне. Если понадобится, притащу ее сюда за загривок!»[318] («При одной мысли о том, сколько работы тебе предстоит переделать, — писал в ответ Макс, — я сам чувствую себя уставшим. А эта чертовка Розалинда думает в основном о том, как отпереть танталус!»[319])[320] Работа была действительно гигантской. «Два мальчика — помощники садовника — оказались даром божьим. Они практически ничего не делают в саду, живут в подвале, они доставали оттуда обеденные сервизы, серебро и прочее — все было в таком ужасном состоянии, что я тут же принялась мыть и чистить», — писала она в октябре 1942-го. А двумя неделями позже: «Прощай, волшебный Гринвей. Я потратила последнюю цветную пленку, чтобы у нас осталась запечатленная память о нем на всякий случай». На самом деле дом попал в очень хорошие руки — в нем разместили офицеров американской флотилии, которые отнеслись к нему уважительно и даже нарисовали в библиотеке бело-голубую фреску по периметру карниза, изобразив на ней все места, где побывала флотилия за время войны.

У Лондона были свои преимущества: друзья, театры. Агата имела широкий круг знакомств — Почтенная[321] Дороти Норт; Сибил, леди Барнетт;[322] Ален Лейн из «Пенгуин букс» и его жена Леттис; коллега Макса Сидни Смит с женой Мэри; друг Макса Стивен Гленвилл — и вела активную светскую жизнь. Посещала балет, смотрела современные постановки, например «Гамлета» Роберта Хелпманна, и страстно предавалась своей любви к Шекспиру. В 1942 году она посмотрела «Отелло» в исполнении труппы «Олд-Вик», последовала длинная переписка с Максом, давшим ей обещание прочесть все пьесы Шекспира (которое, впрочем, он не выполнил и наполовину). У Агаты было интересное отношение к Шекспиру — типичное для того времени, но типичное и для нее лично: она рассматривала его персонажей как объекты психологического исследования, скорее пытаясь найти в поэзии ключи к разгадке, нежели видеть в Гамлете или Яго уникальное сращение слов и гармоний. Особенно ее занимал Яго. Для Агаты он был существом почти реальным; она придавала мало значения тому, как сюжет пьесы умножает его изначальные намерения, но ее анализ характера был блестящим. «Яго, этот несчастный негодяй, страдал», — говорит в «Розе и тисе» Джон Гэбриэл, прекрасно знающий, что значит «ненавидеть человеческое существо, пребывающее среди звезд» (в его случае это была Изабелла, в случае Яго — Отелло). Яго фигурирует и в «Занавесе», где он описан как идеальный убийца, потому что умеет внушить желание убивать другим. Пуаро — голосом Агаты — говорит:

«Я всегда верил, что в душе Отелло изначально жило убеждение (вероятно, справедливое), что любовь к нему Дездемоны на самом деле была страстным неуравновешенным преклонением молодой девушки перед героем, прославленным воином, а не спокойной любовью женщины к нему как к мужчине. Возможно, он понял, что Кассио был ее настоящей парой и что со временем она тоже осознает этот факт».

Ужасное предположение, но весьма органичное духу Шекспира, чьи поэтические персонажи способны одновременно быть разными людьми и испытывать разные чувства. То, что Агата писала в августе 1942-го после посещения спектакля «Олд-Вик», близко к фрейдистской школе литературной критики:

«Яго и Эмилия на самом деле — пара обычных мошенников, манипуляторов людским доверием. Это следует (сейчас я говорю как Эркюль Пуаро) из начального эпизода пьесы, когда Яго входит, играя с очередной своей добычей, и Родриго говорит: „И мне обидно, Яго, что ты, развязывая мой кошель, как если б он был твой, все знал заране…“ Откуда же, согласно этому предположению, такая жгучая ненависть Яго к Мавру? Я думаю, что дело в чисто мужской ревности… Он страдает из-за Эмилии… Радость увидеть Отелло страдающим так же, как страдал он, и мечта сексуального маньяка „задушить ее“. Вот что он хотел бы, но не имел храбрости сделать сам…»

Позднее Агата обсуждала с Максом характер Офелии,[323] всерьез выдвигая предположение, будто Шекспир с его женскими персонажами «был сам достаточно женствен, чтобы видеть мужчин их глазами». Она задала ему тогда не имеющий ответа вопрос: «Почему Офелия сошла с ума?»[324] Впоследствии она верила, что нашла правильный ответ. После представления «Генриха IV» (часть II) она ужинала у Роберта Грейвза и познакомилась там с его другом, врачом. «Я сказала, что Офелия — персонаж, который труднее всего понять. Он ответил: „О нет, в любой палате шизофреников психиатрической больницы вы найдете свою Офелию“».[325]

В то время Агата была почти влюблена в Шекспира: «Не могу думать ни о чем другом». (Греческая драма ее, напротив, разочаровывала: «Что поражает меня в этих драмах, так это отсутствие какой бы то ни было идеи — или концепции», — мнение, которое едва ли могло найти отклик у Макса.) Шекспировские сонеты оставили след в «Каникулах в Лимстоке» и «Разлученных весной»,[326] а название «Берег удачи» («Taken at the Flood») взято из «Юлия Цезаря». Она намекала и на то, что имя Эдгар в «Игре зеркал» имеет отношение к «Лиру», а «Макбет» положен в основу сюжета романа «Вилла „Белый конь“»,[327] в котором также есть подробное рассуждение о том, как следует ставить эту пьесу. Ну а «Щелкни пальцем только раз»[328] («By the Pricking of My Thumbs») — разумеется, прямая цитата из нее.

В письме к Максу Агата пытается представить себе самого Макбета. «Не думаю, что он обладал тем, что называют „яркой индивидуальностью“, — писала она, что было справедливо и в отношении самой Агаты. — Так и вижу его: тихий маленький человек, весьма тщеславный, снедаемый желанием быть лидером… имеющий какой-то физический недостаток; он не заикался?» Она представляет его пирующим в таверне с Беном Джонсоном и компанией: он почти все время молчит, потом уходит, «а в таверне никто и не заметил его ухода. Но когда он идет домой, в голове его поют и пляшут слова, сопрягающиеся в прекрасные тексты, и он видит, как их произносят со сцены… Ну почему ты не рядом, чтобы можно было поговорить?»[329]

На Макса произвели впечатление (может, немного и удивили) знания Агаты, которые она словно бы чуточку нарочито демонстрировала ему — как ученица учителю, желая снискать одобрение. В феврале 1943-го он предложил ей «написать небольшую популярную книгу о Шекспире-человеке. Будучи сама писателем, творческим человеком, ты обладаешь проницательным воображением и сможешь разгадать многие загадки его жизни и творчества — ведь это тоже будет отчасти, пусть немного, работой детектива! Так что дай-ка задание Пуаро и приступайте. А понадобится тебе научная помощь — я сделаю все, что смогу, чтобы удержать тебя на верном пути».