Исторические портреты. 1613 — 1762. Михаил Федорович — Петр III - А. Сахаров (редактор)

Ушаков был человеком опытным и, как положено людям его профессии, — незаметным. Начав гвардейцем-порученцем при Петре I, он прошел школу П.А. Толстого, помогая ему расследовать дело царевича Алексея и выполняя другие щекотливые поручения в Тайной канцелярии. В числе людей, стоявших ночью 26 июня 1718 года возле плачущего Петра, который давал распоряжение офицерам умертвить своего сына Алексея, стоял и Ушаков. В 1727 году Ушаков попал под следствие по делу Толстого — Девиера, был сослан, но к концу царствования Петра II вновь всплыл на поверхность — такие люди, как известно, не тонут и нужны всем режимам.

Ушаков был преданным служакой, хладнокровным, не сомневающимся исполнителем. Известно дело баронессы Соловьевой, которая, будучи в гостях у самого Андрея Ивановича, за обеденным столом на чем свет стоит ругала своего зятя и, между двумя блюдами, сказала, что тот написал какое-то оскорбительное для чести императрицы письмо. На следующий день гостья Ушакова была арестована, а все письма у нее и в семье ее зятя — крупного государственного чиновника — были изъяты. Граф Ушаков быстро понял вкусы и пристрастия Анны и умело им угождал. Это было нетрудно сделать. С одной стороны, императрица очень не любила своих политических противников или тех, кого таковыми считала, и преследовала их беспощадно, а с другой стороны — она обожала копаться в грязном белье своих иных, особенно тех, кто принадлежал к высшему свету. По делу Соловьевой, к примеру, Ушаков представил «на Веру выписки из писем ее зятя, в которых не было никакого политического криминала, но зато содержалось много „клубнички“: жалоб на непутевое поведение дочери баронессы, описание скандалов и дрязг в семье и т. п. Все это было чрезвычайно интересно императрице.

Следует заметить, что дела, которые поступали к Анне из Тайной канцелярии, не оставляли у императрицы никаких сомнений в том, что русский народ совсем не боготворит ее а даже наоборот, имеет о ее персоне и ее правлении самое неблагоприятное мнение. В десятках дел идет речь об одном и том же: у власти женщина — значит, скоро Россия погибнет, «баба государством управлять не может, так как бабой родилась» и множество вариантов на тему: «У бабы волос длинен, а ум короток». Много было в производстве дел людей, обсуждавших «проблему телесной близости» императрицы с Бироном или высказывавших пожелание возлечь в постель с императрицей. А сколько было людей, которые оказались в Тайной канцелярии за глупый тост, произнесенный за праздничным столом: «Да здравствует Ее императорское величество, хотя она и баба!» Анна спокойно относилась к такой критике — себе цену она знала, но всем, кто болтал о таких вещах, приказывала резать языки беспощадно, ибо была убеждена — нравы исправляются страхом.

Царствование Анны некоторыми историками представлялось как беспредельное господство немцев в России: даже на нашей воображаемой картине из четверых первейших лиц государства трое по происхождению — немцы. Действительно, среди правящей верхушки времен Анны было немало немцев, но почти все они уже давно жили в России. Двери страны для иноземцев широко раскрыл еще Петр Великий. По-разному складывались судьбы тех, кто приезжал в Россию. Одни, заработав деньги, уезжали домой, другие оставались в России, прирастали к этой земле. Среди них были не только ученые Академии наук, но и военные, инженеры, художники, артисты, врачи. Многие из них были талантливы и даже гениальны. В этом длинном ряду архитекторы итальянцы Доменико Трезини, отец и сын Растрелли, немец, гениальный математик Леонард Эйлер, француз-астроном Никола-Жан Делиль, датчанин-мореплаватель Витус Беринг. Здесь упомянуты немногие из тех, кто жил во времена Анны, и речь не идет о тех, кто прославился в другие времена русской истории. Немало иностранцев и среди чиновников, политиков, придворных. Из них почти все, кроме Бирона, еще задолго до 1730 года приехали в Россию: Остерман, Миних давно находились на ключевых местах в управлении империей. Нужно учесть также, что Анна, столкнувшись в начале своего царствования с попыткой ограничить ее власть, поняла, что нужно набрать команду только из надежных людей — таких, на кого она может положиться. Это так естественно для каждого правителя. Ставка на иностранцев, слабо связанных с «боярами" и дворянами, в этом смысле также естественна.

Говоря о некоем «немецком засилье» в России времен Анны, забывают, что в первых рядах, вместе с немцами, оказалось немало и русских: Ягужинский, Феофан Прокопович, Волынский, Ушаков, Черкасский. Никакой особой «немецкой партии» при дворе Анны не существовало. Немцы никогда не были едины. В борьбе за привилегии, пожалования, власть курляндец Бирон, ольденбуржец Миних, вестфалец Остерман, лифляндцы Левенвольде готовы были перегрызть друг другу горло. «Клубок друзей" у подножия любого трона всегда без национальности. Вот как испанский посланник де Лириа характеризует одну из ключевых фигур начала аннинского царствования графа К.Г. Левенвольде: „Он не пренебрегал никакими средствами и ни перед чем не останавливался в преследовании личных выгод, в жертву которым готов был принести лучшего друга и благодетеля. Задачей его жизни был личный интерес. Лживый и криводушный, он был чрезвычайно честолюбив и тщеславен, не имел религии и едва ли даже верил в Бога“. То же самое можно сказать о многих, тесной толпой окружавших трон, будь то русские или иностранцы. Об отсутствии какого-то заграничного влияния на курс правительства Анны свидетельствует много фактов. Так, внешняя политика при Анне в сравнении со временами Петра Великого не претерпела существенных перемен и уж никак не была отступлением от его имперских принципов. Наоборот, можно говорить лишь о развитии этих принципов. В 1726 году, благодаря усилиям Остермана, Россия заключила союз с Австрией. Ось Петербург — Вена придала устойчивости внешней политике России: в основе союза лежали долговременные интересы войны с Турцией на юге, а также общность интересов в Польше и Германии. Так было нащупано центральное направление внешней политики, и Россия следовала ему весь XVIII век.

Тридцатые годы, то есть эпоха Анны, не выпадали из этого ряда. Именно в эти годы был сделан серьезный шаг к будущим разделам Польши. Первого февраля 1733 года Умер шестидесятичетырехлетний польский король Август II. Польше началось «бескоролевье» — отчаянная борьба за власть. Эта борьба контролировалась согласованными действиями России и Австрии. Союзники «оберегали» дворянскую демократию Речи Посполитой, чтобы не дать усилиться королевской власти, а значит, и польской государственности. Ситуация осложнялась тем, что в борьбу за престол ввязался некогда изгнанный из Польши Петром I экс-король Станислав I Лещинский. Заручившись поддержкой зятя — французского короля Людовика XV, он приехал в Польшу. Россия отреагировала решительно и бескомпромиссно: «По верному нашему благожелательству к Речи Посполитой и к содержанию [в] оной покоя благополучия и к собственному в том натуральному великому интересу [избрания Станислава] никогда допустить не можем". Таков был окончательный вердикт русского правительства. Срочно к польской границе была двинута русская армия.

Тридцать первого июля русские войска с двух направлений вторглись в Польшу, а в августе их примеру последовали австрийцы. Союзникам не удалось предотвратить выборы Станислава на собрании всей польской шляхты, но почти сразу же вновь избранный король бежал в Гданьск — к Варшаве подошли войска русского генерала Петра Ласси. Вольный город дал убежище Станиславу, рассчитывая на приход французской эскадры с десантом. Расчет оказался неверен — превосходство русских и австрийцев оказалось подавляющим. Началась осада Гданьска. Ласси был заменен Минихом. В мае 1734 года французы высадились на берег и почти сразу же были смяты русскими войсками, после чего французский флот покинул Балтику.

В конце июня Гданьск сдался, Лещинский же накануне бежал в крестьянском платье за границу. К этому времени в Польше полыхала гражданская война. Сторонники России, поощряемые деньгами, поспешно избрали на польский трон сына покойного короля Августа II. Новый король Август III, поддержанный русским корпусом, начал борьбу со сторонниками Станислава. Противники жгли, разоряли города и села, убивали и грабили их жителей. К осени 1734 года, опираясь на русские штыки, Август III взгромоздился на польский трон. Отныне стало ясно, что судьба польской государственности уже мало зависит от самих поляков. Россиян Австрия в этой войне, называемой войной «за польское наследство», сделали решительный шаг к будущему разделу этого принадлежащего только полякам наследства.

Результатом успешной польско-русской войны 1733 — 1734 годов стало еще одно «приращение» к Российской империи. Война резко ослабила Польшу — сюзерена Курляндии, и Бирон, несмотря на ворчание Пруссии, спокойно прибрал к рукам курляндскую корону. С этого момента Курляндия перестала быть спорной территорией — для всех стало ясно: ее хозяева сидят в Петербурге. И когда в 1762 году к власти пришла Екатерина II, она вернула герцогскую корону Бирону — в его лояльности России не приходилось сомневаться: Курляндия была наша!