Исторические портреты. 1613 — 1762. Михаил Федорович — Петр III - А. Сахаров (редактор)

Он уже давно заметил, что Волынский, обязанный ему карьерой и ранее преданный слуга, все больше и больше отдаляется от патрона, перестал быть благодарным и почтительным. Такие гордые и честолюбивые люди, как Волынский, не долго ценят тех, кто помог им взбежать по служебной лестнице. Став благодаря усилиям Бирона в 1738 году членом Кабинета министров, Волынский был недоволен своей зависимостью от фаворита, который как раз и рассчитывал приобрести в правительстве своего надежного человека.

Волынский, инициативный и опытный администратор, начавший при Петре службу солдатом в гвардии, быстро выдвинулся и стал одним из главных докладчиков у Анны. Это, в свою очередь, не понравилось Остерману, державшему Кабинет в своих руках. Ссоры Волынского с вице-канцлером стали регулярными, и хитрый Остерман только ждал момента, чтобы подставить ножку своему молодому и горячему коллеге. Эта возможность представилась после инцидента с Тредиаковским.

Следствие, которое вел послушный Ушаков, особенно детально занялось не побоями Тредиаковского, а вечеринками, которые случались в доме вдового Волынского. На них к кабинет-министру съезжались его давние друзья, среди которых были крупные чиновники — Платон Мусин-Пушкин, Андрей Хрущев, моряк Федор Соймонов, архитектор П. Еропкин. Как и часто бывало в кружке друзей, они обсуждали текущие политические события, а потом Волынский стал читать им части своего проекта «О поправлении государственных дел» — документа, который включал в себя предложения и рекомендации по улучшению системы управления, экономики, политики. Именно этот проект стал главной уликой против Волынского, обвиненного в антигосударственной деятельности.

Анна, ценя своего толкового докладчика, долгое время не решалась выдать его Тайной канцелярии, но Бирон был неумолим и решительно потребовал у царицы убрать строптивого министра. Анна неохотно согласилась на требования фаворита, но потом по привычке втянулась в расследование, читала допросы Волынского и его друзей и даже сама стала давать указания следователям и писать вопросы для Волынского.

С 7 мая 1740 года начались пытки Волынского и его приятелей. Под пытками вынудили Волынского признать, что он хотел с помощью заговора сам занять русский престол. Артемий Волынский сначала просил о помиловании, плакал, валялся в ногах следователей, но перед лицом смерти разительно изменился: он брал всю вину на себя, ни на кого не сваливал обвинения, вел себя достойно и мужественно. Двадцатого июня суд приговорил Волынского к посажению на кол, а его шестерых приятелей — к четвертованию, колесованию и другим лютым казням.

Кто вынес этот приговор? Вовсе не Бирон или Остерман — иные руководители следствия. Волынского судили знатные русские вельможи: фельдмаршал И.К. Трубецкой, А.М. Черкасский, сенаторы, генералы, почти все — приятели и гости хлебосольного дома Волынского. Приходя к нему в дом, они наверняка гладили по голове Анну — двенадцатилетнюю дочь Волынского. А 20 июня 1740 года они же приговорили ни в чем не повинную девочку к ссылке в Сибирь и насильственному пострижению в дальнем монастыре.

Анна, как и раньше в подобных случаях, оказала милость: Волынскому лишь вырезали язык и отсекли голову на торговой площади. Отсекли головы П. Еропкину и А. Хрущеву. Остальных били кнутом и сослали на каторгу. В день казни Анна была в Петергофе и осталась довольна охотой.

Восемнадцатого августа 1740 года произошло важное, долгожданное событие: у принцессы Анны Леопольдовны, племянницы императрицы Анны, и ее мужа, принца Антона Ульриха, родился мальчик. Его назвали Иваном. Все были убеждены, что именно он будет наследником престола, но полагали, что ему придется долго ждать. Здоровье Анны было отменным и, как незадолго до смертельной болезни императрицы писал прусский посланник А. Мардефельд, «все льстят себя надеждой, что она достигнет глубокой старости». Но 5 октября он же сообщил, что с Анной случился приступ болезни, кровавая рвота и что «состояние ее здоровья стало ухудшаться все более и более». Известно было, что Анна давно страдала почечнокаменной болезнью, и осенью 1740 года, возможно от увлечения верховой ездой, произошло обострение, камни в почках сдвинулись (при вскрытии врачи обнаружили, что они напоминают развесистый коралл), началось омертвение почек. Анна, жестоко страдая от болей, слегла в постель, и к этому добавилась, как писал Мардефельд, истерика. Это состояние страха возникло, возможно, в связи со странным происшествием, случившимся ночью во дворце незадолго перед смертью Анны.

Дежурный гвардейский офицер, несший караул во дворце ночью, вдруг заметил в темноте тронного зала фигуру в белом, чрезвычайно схожую с императрицей. Она бродила по залу и не откликалась на обращения к ней. Бдительному стражу это показалось подозрительным — он знал, что императрица пошла спать. То же подтвердил поднятый им Бирон. Фигура между тем не исчезала, несмотря на поднятый шум. Наконец разбудили Анну, которая вышла посмотреть на своего двойника. «Это моя смерть», — сказала императрица и ушла к себе.

И смерть действительно вскоре пришла за ней. Семнадцатого октября 1740 года, прожив сорок семь лет и процарствовав десять, Анна умерла. Умирая, она до самого конца смотрела на стоящего в ее ногах и плачущего Бирона, а потом, по словам английского посланника Э. Финча, сказала: "Небось!»

Е. АНИСИМОВ

АННА ЛЕОПОЛЬДОВНА И ИОАНН VI АНТОНОВИЧ

История эта начинается задолго до рождения Анны Леопольдовны в 1718 году. В 1711-1712 годах войска Петра Великого вступили в Мекленбург-Шверинское герцогство, расположенное на севере Германии. К этому времени между царем Петром и мекленбургским герцогом Карлом Леопольдом наладились весьма дружественные отношения. Герцог, вступивший на престол в 1713 году, видел большую пользу в сближении с великим царем — полтавским триумфатором. Царь обещал помочь вернуть некогда отобранный шведами Висмар, а кроме того, присутствие русских войск очень устраивало Карла Леопольда, так как его отношения с местным мекленбургским дворянством были напряженными и он надеялся с помощью русской дубинки укоротить дворянских вольнодумцев, недовольных тираническими замашками своего сюзерена.

Петр также искал свою «пользу» в Мекленбурге. Царь не собирался легко и быстро уходить из понравившейся ему Северной Германии — важной стратегической зоны, откуда можно было угрожать не только непосредственно Швеции, но и Дании, которая требовала пошлины с каждого русского торгового корабля, проходившего через созданный Богом, а не датчанами Зундский пролив при выходе из Балтийского в Северное море. И вот 22 января 1716 года в Петербурге был подписан русско-мекленбургский договор. Согласно этому Договору, Карл Леопольд брал себе в супруги племянницу Петра I Екатерину Ивановну, а Петр со своей стороны обязывался обеспечивать герцогу и его наследникам безопасность от всех внутренних беспокойств военною рукою. Для этого Россия намеревалась разместить в Мекленбурге несколько полков, которые поступали в полное распоряжение Карла Леопольда и должны были «оборонять его, герцога, от всех несправедливых жалоб враждующего на него мекленбургского дворянства и их приводить в послушание». Дело требовало быстроты, и свадьбу решили сыграть, не оттягивая, в Гданьске, куда ехал по делам Петр, сразу же после Пасхи 1716 года.

Молодая жена герцога Мекленбургского Екатерина Ивановна, по критериям тех времен, была не так уж молода: она родилась 29 октября 1692 года и, следовательно, вышла замуж в двадцать четыре года. Екатерина была совершенной противоположностью высокой и мрачной сестре Анне, и насколько не любила мать-царица Прасковья Федоровна среднюю дочь, настолько же она обожала старшую «Катюшку-свет». Но в 1716 году перед волей Петра I пришлось уступить — Прасковья дала согласие на брак с мекленбургским герцогом. Не смела спорить с грозным дядей и сама невеста. Отправляя племянницу под венец, Петр дал краткую, как военный приказ, инструкцию, как надлежит жить за рубежом: «Веру и закон сохрани до конца неотменно. Народ свой не забуди и в любви и почтении имей паче прочих. Мужа люби, почитай яко главу семьи и слушай во всем, кроме вышеписаного. Петр".

О любви, конечно, и речи идти не могло: Карл Леопольд этого доброго чувства у своих подданных не вызывал. Это был, по отзывам современников, человек грубый, неотесанный, деспотичный и капризный, да ко всему прочему страшный скряга, никогда не плативший долги. К своей молодой жене Карл Леопольд относился холодно, отстраненно, подчас оскорбительно, и только присутствие Петра, провожавшего новобрачных до столицы герцогства города Ростока, делало его более вежливым с Екатериной. После же отъезда царя из Мекленбурга герцог своей неприязни уже не сдерживал, и молодой жене пришлось несладко. Это мы видим по письмам ее матери Прасковьи Федоровны к царю Петру и царице Екатерине.