Прочь из моей головы - Софья Валерьевна Ролдугина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Издали я почувствовала на себе чей-то взгляд и, обернувшись, заметила группу чародеев, которых вела старуха в тёмно-зелёном балахоне до самых пят. Мужчины, женщины, дети, все одеты либо старомодно, либо бедно; девочка чуть старше тринадцати лет замыкала шествие, баюкая на руках младенца, и вокруг неё вращались полупрозрачные планеты, звёзды и туманности.
– Тисовая ветвь, – чуть слышно пояснил Хорхе, тронув меня за плечо. – Когда-то очень давно вся власть была сосредоточена у них в руках, а ныне их голоса едва слышны в общем хоре… Дуб и Омела, впрочем, вовсе не пришли. Нам сюда, Урсула.
Мы прошли через рощу, где было темно и одуряюще пахло лилиями; иногда в прогалах между деревьями виднелись поляны, где мертвенный лунный свет выхватывал из мрака очертания продолговатых, похожих на стелы камней, деревянных столбов и невысоких земляных насыпей. Потерянные души плыли над ними, как светлячки, бесцельно и беспечально. В какой-то момент заросли стали почти непроходимыми, но стоило отвести в сторону гибкие лозы, точно занавес – и за ними открылся путь, точнее, узкий коридор, обитый деревом и освещённый масляными лампами.
Огоньки трепетали на сквозняке, но не гасли.
– Самая короткая дорога к большому городу, – произнёс Хорхе с полуулыбкой. – Хотя и не слишком комфортная для вас в нынешнем состоянии, пожалуй. Скажите, если устанете.
Я послушно кивнула, но за весь последующий путь так и не проронила ни слова. Было нечто умиротворяющее в том, чтобы идти по лестницам то вверх, то вниз, петлять в лабиринте туннелей, ощущая честную и простую физическую усталость. Дыхание немного сбилось; все силы уходили на то, чтобы не отставать от проводника и не спотыкаться на ступеньках. А когда очередная дверь привела нас не на новый виток каверны, а в город, полный жизни и полночной суеты, на меня нахлынуло разочарование.
Хорхе что-то спросил; я то ли пожала плечами, то ли кивнула, и его это вполне удовлетворило. Мы прошли на вокзал, практически пустой в это время, дождались поезда и заняли свои места, на сей раз в купе. Когда передо мной появился бумажный стаканчик с кофе, я на автомате взяла его и отпила, почти не чувствуя вкуса; пёстрая лента огней за окном летела всё быстрее, как на ускоренной промотке, а затем начала гаснуть – мы выехали из города, и из освещения остались только фонари на станциях.
Наверное, у меня было очень странное лицо, потому что Хорхе вдруг спросил ни с того ни с сего:
– Урсула, вы хотели бы причинить Йену боль?
Вопрос прозвучал столь абсурдно, что даже выбил меня из состояния оцепенения.
– Нет! – откликнулась я испуганно и едва не опрокинула на себя кофе – чёрный, но сильно разбавленный водой, как выяснилось, выбрать такой мне самой бы и в голову не пришло. – Нет, конечно! Зачем?
– Это было бы логично, – откликнулся Хорхе невозмутимо. – Ведь его появление разрушило вашу жизнь. Ваши родители мертвы, дом, скорее всего, разрушен, друзья до сих пор в опасности… А теперь Йен ещё и нанёс вам удар в спину.
Я вздохнула, прислоняясь виском к стеклу. Поезд шёл плавно, вот только стыки на рельсах всё равно чувствовались – размеренные толчки, похожие на удары сердца.
– Скорее, отдавил ногу. Он ведь не хотел.
– Продолжая аналогию – наступил с размаху в подкованном сапоге, – поправил меня Хорхе. И вдруг улыбнулся: – Но я рад, что вы не держите на него зла.
На секунду я прикрыла веки; всё вокруг казалось нереальным, кроме холода стекла у лица и редких вспышек огней в темноте.
– Знаете, – наконец сказала я, с трудом размыкая веки. – Всё было бы гораздо проще, если бы он сделал это нарочно, а я бы злилась. А сейчас… У меня в голове бардак. Наверное, просто нужно время, чтобы разложить всё по полочкам. Много-много времени наедине с собой.
– Да, рядом с Йеном сделать это не получится. Понимаю, – кивнул Хорхе, отчего-то глядя на злосчастную веточку олеандра, так и приколотую к моему пальто. И внезапно произнёс: – Урсула, я могу вас поцеловать?
От неожиданности у меня рот приоткрылся и вырвался какой-то совершенно идиотский мявкающий звук. Я часто заморгала, а потом зажмурилась; на затылок мне легла прохладная ладонь, под пальто, на спину, скользнула другая… А затем чужие губы очень бережно прикоснулись к моему лбу.
– Бедный ребёнок, – пробормотал Хорхе, прижимая меня к себе. – Такая сильная и такая умная… И он такой же, увы. Были бы глупые – и стольких проблем удалось бы избежать. Бедные мои дети…
Какое-то время мы так и сидели, слегка покачиваясь в такт поезду, набирающему скорость, а затем меня как прорвало. Я выложила Хорхе всё, что случилось с тех пор, как мы вынужденно расстались в логове Крокосмии. Рассказала про встречу с Тильдой, и про тот ужас, который я пережила из-за Николетт, про лабиринт и Мёртвый Сад, даже про нашу с Йеном неудачную попытку переспать… Неловко не было, и больно тоже – наоборот, на словах всё выглядело не таким уж страшным и трагичным.
– То, что вы до сих пор невинны, Урсула, говорит о том, что Йен очень вас бережёт, – вдруг произнёс Хорхе, и в лицо мне бросилась краска. М-да, насчёт неловкости я точно погорячилась… – Потому что понимает, насколько это большой шаг для вас. А для него нет разницы между тем, чтобы переспать с кем-то или разделить трапезу.
Мне стало горько.
– Это значит, для него всё ерунда, что ли?
Хорхе ущипнул меня за ухо и усмехнулся.
– Это значит, что он дорожит… да что там, задумывается только о том, что связано с его близкими. И для Йена одинаково сокровенное действо и разделить с любимым человеком постель, и выпить чашку кофе вместе. Кофе он ведь вам делал?
Я хотела сказать, что он всех нас там баловал волшебными завтраками, но вовремя прикусила язык. И поняла вдруг, что Хорхе имел в виду.
Если бы Йен до сих пор любил Флёр, то он не стал бы её обнимать вот так бездумно.
– Горячий шоколад, – вздохнула я, ворочаясь
