Прочь из моей головы - Софья Валерьевна Ролдугина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сладко было?
– Очень.
Разговор так истощил мои силы, что где-то на час я провалилась в сон, а когда очнулась, то всё оставалось по-прежнему: редкие огни за окном, пустой бумажный стаканчик на столе и Хорхе, листающий рекламный журнал, от страниц которого пахло глянцем и женскими духами.
– Куда мы едем, кстати? – спросила я заторможенно, пытаясь занять вертикальное положение… ну, относительно вертикальное, насколько позволяла спинка кресла.
– Я собирался пригласить вас к себе на несколько дней, пока не уляжется суета, – откликнулся Хорхе, тут же откладывая журнал.
– Чтобы меня не пристукнули? – мрачно поинтересовалась я. – Так, на всякий случай, превентивно. Души, как выяснилось, опасное оружие.
Хорхе искренне рассмеялся:
– Опасное? Не переоценивайте себя, Урсула – на Запретный Сад не так просто произвести впечатление. Во-первых, вы не способны самостоятельно защититься от простейших чар. Во-вторых, вы даже не сможете передвигаться по кавернам… Да и вряд ли кто-то понял, что Крокосмию уничтожили вы, так что на некоторое время всё внимание сосредоточится на Йене. Нет, я хотел оградить вас от Флёр де ла Роз.
Опять эта женщина… Моего самообладания хватило на короткий вопрос:
– Почему?
– Потому что она попытается вас использовать, так или иначе, – ответил Хорхе и потёр виски, хмурясь. – Думаю, она сама уже не отличает свои спектакли от настоящих чувств, а движения души – от холодного расчёта… Впрочем, неважно. Давайте сперва заберём ваших друзей у Маллори, там все вместе решим, как лучше поступить.
– Точно! – с готовностью ухватилась я за первый же повод сменить тему и задвинуть личные переживания в самый дальний ящик. – За Дино я не очень беспокоюсь, он с кем угодно общий язык найдёт, а вот Гэб…
– О, да, вспыльчивая особа, – усмехнулся Хорхе. – Кстати, давно хотел спросить, почему у вас такая маленькая разница в возрасте. Вы, скорее, похожи на сестёр.
Вопрос потянул за собой непрошенные воспоминания – крохотная съёмная квартирка, выделенная отцу на службе, двухъярусная кровать, шумные завтраки на маленькой кухне, где все сталкивались локтями… Я прикусила губу, запрещая себе углубляться в эти дебри, тем более что два тёмно-синих камня – всё, что осталось от родителей – до сих пор лежали в кармане пальто.
– Гэбриэлла старше меня на пять лет, – произнесла я, рефлекторно прижимаясь к плечу Хорхе – костистому и неудобному, но, кажется, самому надёжному во всём мире. По крайней мере, теперь. – Но она действительно моя тётка. Дед преподавал в университете, завёл там роман со своей студенткой и развёлся с бабушкой, когда отцу было уже почти двадцать пять. Через год родилась Гэбриэлла. А ещё через несколько лет деда прямо на лекции прихватил инсульт. Студентка быстро выскочила замуж второй раз, а Гэб сбагрили папе – вроде как только на время медового месяца. Потом родилась я.
– Но потом Гэбриэллу мать так и не забрала? – понимающе кивнул Хорхе. – Вероятно, новый супруг был против.
– Что-то вроде того, – вздохнула я. – Хотя иногда бабушка увозила Гэб к себе на несколько месяцев, когда жива была… Вообще у нас тогда жизнь была не сахар. Папу несколько раз переводили из одной части в другую, и мы скитались по съёмным квартирам, крохотным, часто без отопления. Наконец мы осели недалеко от столицы – папе выделили субсидию на постройку дома по выслуге лет… или как это там называется. Ну, а потом мама занялась торговлей, и вроде бы дела наладились – в плане финансов, я имею в виду. Гэб, как только поступила, съехала в университетское общежитие. В общем, я понимаю её – она просто привыкла вечно всем доказывать, что она взрослая, самостоятельная и успешная. А на пользу характеру это не идёт.
– Зато у вас мягкий нрав, Урсула.
Мне стало смешно.
– Ну да. Почему-то если чаще молчать, чем говорить, люди будут считать, что у вас мягкий характер.
– Мягкий – не значит слабый, – возразил Хорхе с улыбкой. И погладил меня по голове: – Поспите, Урсула. Я разбужу вас, когда мы подъедем к станции.
Я хотела возразить, что после такого количества кофе усну разве что завтра, но вырубилась прежде, чем толком сформулировала фразу. Забытьё было неглубоким, тревожным; после каждого пробуждения пейзаж за окном менялся, а стопка книжек на столике росла. Мне мерещились то жуткие, нечеловеческие рожи, то зловещие вспышки, то крошечные люди, убегающие от монструозных марионеток. Порой – наверное, по случайности – я соприкасалась во сне с потерянными душами и видела фрагменты чужих воспоминаний, и из них выбираться было сложнее всего. Какие-то тривиальные вещи: переполненный рынок в воскресенье и отчётливый запах хлорки в рыбном отделе; яркое окошко голубого неба среди туч; бельё, которое размеренно плюхается в стиральной машине и вызывающий чёрный носок среди белых простыней; завернувшееся ухо у кошки, дремлющей на капоте… Когда Хорхе меня растолкал, я уже сама не понимала, где моя жизнь, а где чужая.
Всё, что было связано с Запретным Садом, казалось тяжёлым, невозможным, мучительно сладким сном.
Возвращались в убежище вампиров мы тем же путём, что и уходили – через трущобы маленького приморского городка. Подвальные бары, переполненные даже сейчас, ближе к утру; граффити на стенах – чёрные, фиолетовые, жёлтые линии и рисунки, слегка напоминающие наскальную живопись; крысы на мусорных баках, запах крепких сигарет, опускающийся с балконов, этническая музыка и бормотание телевизора за тонкими, линялыми шторами. Казалось, ничего не изменилось за минувшие две недели. А закурить у Хорхе попросили два разгильдяя в сдвинутых на затылок вязаных шапочках, точь-в-точь как у той парочки в Суоне – и так же бодро наехали, когда зажигалки у него не оказалось.
– Затрудняюсь ответить – то ли их штампуют где-то на подпольной фабрике, то ли они бессмертные божества, что скитаются по городам, – вздохнул он, пристраивая два бесчувственных тела в закутке, не продуваемом сквозняками. – И ладно я, но тем же путём ходит Маллори…
Лично я считала, что добрый, благовоспитанный Хорхе недооценивает общее количество дураков, но промолчала, чтобы его не обидеть.
Проход в каверну был скрыт за цифровой афишей. Длинный извилистый туннель выводил в полутёмный зал, где ощутимо попахивало кровью. Встречать нас, впрочем, никто не спешил;
