Блокада Ленинграда. Дневники 1941-1944 годов - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1 августа.
Проверяла выдачу продкарточек. Опять отсеялись несколько человек. Они числились умершими, то точных сведений не было, а теперь они не пришли за карточками. Явилась Е. С-ва, ей не выдали карточки на производстве и в список по месту жительства не включили как работающую. Пришлось тут же внести ее в список и выдать карточки.
2 августа.
Составили новые списки подлежащих эвакуации и повезла их в райсовет. Там сообщили: эвакуация прекращена, временно или постоянно, пока неясно…
У Чижевой ночью умерла мать. Утром она пришла ко мне. Плачет, жалуется, что за изготовление гроба с нее требуют один килограмм хлеба, за могилу нужны хлеб и деньги.
Стала ее уговаривать, чтобы она не тратила деньги на покойную, а лучше оставила бы средства для себя и ребенка. Она беспокоилась, что будет не права, если похоронит мать не так, как это принято раньше.
Вечером она вновь пришла. Пожаловалась, что не хочет делать гроб, но не решается похоронить умершую так, как это ныне делают другие люди. Пришлось ее успокаивать, уверять в том, что она вправе сохранить для живых, а не тратить их на мертвую.
Она наконец-то успокоилась и говорит:
– Вот, спасибо, что вы хоть посоветуете, что делать, а то не знаешь, как поступить, все думаю, что люди осудят за то, что похороню мать не так как надо.
4 августа.
На объявленное заранее занятие группы МПВО явились всего четыре человека. Прочла им статейку из «Ленправды» «Маски сброшены», побеседовали о бдительности и задачах МПВО…
1 июня 1942 года
Немного ожила. Кругом зелень, варю щи, собираю траву, на вид съедобную [Н. О-ва].
Продумываю план жизни после выхода из госпиталя. Лето думаю провести в Колтушах, а осенью вернуться на завод. Беспокоит мысль о пище. Паек очень маленький, а мне надо окрепнуть.
Много ходить не могу. В Ленинграде друзей и родных почти не осталось. С первого дня начну обходить знакомых, начиная с Охты и Пороховых.
Сегодня у меня будет тысяча рублей – продам хлеб. Нельзя же без копейки выходить из госпиталя. Кроме пищи нужно еще кое-что купить из платья.
Если будет голодно, снова попрошусь в армию. Лучше смерть от пули, чем от голода. <…> Осталось ночевать в госпитале всего две ночи. <…>
Впереди желанная свобода, длительный отпуск. <…> Как видишь, Борис, опять судьба тебе улыбнулась, и солнце вновь повернулось к тебе лицом [Б. Б.].
2 июня 1942 года
Только что пришел из госпиталя. 6 февраля был ранен в обе ноги. 27 мая комиссован. Сняли с учета на шесть месяцев [Б. Б.].
Решил вступить в партию! Не могу быть в стороне. Пусть у фрицев лишний двойной враг: советский гражданин и коммунист.
Это в ответ за многие тысячи замученных советских граждан, за смерть отчима, сводного брата, зятя, за мучения матери, сестры, мои собственные [А. А.].
4 июня 1942 года
Утром вышел в парк на прогулку. Видел, как женщины собирают траву. Сначала решил, что они ягоды и грибы находят, но сейчас ни ягод, ни грибов еще нету. Оказывается, они собирают коренья и травы для дополнения весьма скромного продуктового пайка. <…>
В городе исчезли запретные зоны, т. к. заборы были разобраны на дрова. Таблички с запрещающими надписями, видимо, пошли на растопку. Деревья в парках уцелели. Возле Лесотехнической академии встретился с девушками в белых халатах, по-видимому, там госпиталь [Б.Б.].
Из документов Городского штаба МПВО: Активность авиации противника резко снизилась. За май было всего 2 авианалета, над городом были замечены 2 самолета.
4 июня. Почти сутки бушевал пожар в здании книжной базы «Печатный двор». Здание было буквально забито печатной продукцией. Температура в здании была столь высока, что возникла серьезная опасность возгораний в рядом стоящих зданиях. Пожарные команды были вынуждены основные силы бросить на их защиту. Пожар удалось локализовать к середине следующего дня.
8 июня 1942 года
Со снабжением опять перебои.
В первый день на «рациональном» не дали хлеб, сахар, сливочное масло и сухой чай для заварки, отсутствие каши компенсируют шротом.
С 6 июня меня вновь направили на три недели на лечебное питание. Меню такое же, как в первый раз. Изредка утром на завтрак дают немножко икры или селедочку с постным маслом и омлет, в качестве напитка стакан какао.
На «лечебном питании» срезали нормы сахара, жира и крупы. Все увлекаются огородничеством и поиском и сбором дикорастущих трав. В ход идет все – крапива, лебеда, одуванчики, щавель и пр. «Ленинградская правда» напечатала рекомендации специалистов, какие растения можно употреблять в пищу, а какие не следует. Я купил на 50 рублей 7–8 кг лебеды с крапивой и засолил, теперь готовлю себе замечательные щи и даже салат с уксусом. Сегодня снял с огорода первые четыре редиски [М. К.].
10 июня 1942 года
Я, О-ва Наталья Дмитриевна, вынуждена умирать в июне, честно пережив голодную зиму.
Вчера утащила у меня на месяц карточки официантка ИТРовской столовой С-ва В. – я отдала ей сумку, чтобы сходить за судочком для супа в комитет ВЛКСМ, напротив, а она отказалась [Н. О-ва].
12 июня 1942 года
Технолог Борис К. – мой бывший воздыхатель – в начале зимы ушел и устроился работать на теплое место кочегаром, на склад продовольствия. Узнал, что со мной случилось, пришел, я уже не работаю, не могу. Нарочно говорил про еду и приглашал к себе. Второй день ничего не ела, кроме хряпы. Я выгнала его, доживу честно до победы [Н. О-ва].
Часто жалею, что не завел этот дневник немного раньше, потому что недавнее пережитое прошлое уже начинает стираться и заглаживаться. Помню, как в начале голодовки испытывал радость, когда удавалось получить в столовой лишнюю тарелку супа, а в магазине сыр вместо масла и т. д. Такие маленькие удачи помогали немного поддержать угасающие силы, хотя бы на мгновение приостановить сползание к смерти.
Сколько ушло прекрасных, нужных родным и близким, и стране людей, а некоторые, те, которые были у продуктов, теперь живы и ходят в золоте. Ну и черт с ними. Я рад, что удержался, и теперь чувствую себя прекрасно. <…> Я до того пришел в себя, что начал лечить зубы, чего
