Шаман - Ной Гордон

— Что бы вы предприняли?

— Я бы держал его в тепле. Дал бы ему снотворное. Он умрет через несколько часов, так что нужно просто уменьшить его боль. — Он сразу понял, что сказал слишком много, но сказанного не воротишь.

Мейгс набросился на него:

— Откуда вы знаете, что он умрет?

— Я это почувствовал, — тихо ответил Шаман.

— Что? Говорите же, мистер Коул, мы вас слушаем.

— Я это почувствовал, сэр.

— У вас не хватает опыта, чтобы разобраться в жидкостях организма, но вы в состоянии почувствовать нависшую смерть! — едко заметил профессор и обвел взглядом класс. — Я хочу, чтобы вы извлекли урок из этого случая, господа. До тех пор, пока в пациенте остается жизнь, мы никогда — никогда! — не приговариваем его к смерти. Мы изо всех сил пытаемся даровать ему возможность жить дальше, пока он действительно не умрет. Вы понимаете это, мистер Коул?

— Да, сэр, — с несчастным видом ответил Шаман.

— Тогда можете садиться.

Он угостил Джима Галлека ужином в салуне на берегу реки, где они съели вареную говядину с капустой и выпили каждый по три кружки горького темного пива. Это не был триумфальный обед. Оба были недовольны тем, что произошло, и сошлись во мнении, что Мейгс — сущее наказание. Им больше не о чем было разговаривать. Когда они поели, Шаман поблагодарил Галлека и заплатил ему за помощь. Санитар вернулся домой к жене и четырем детям на несколько долларов менее бедным, чем утром, когда уходил на работу.

Шаман остался в салуне и выпил еще пива. Он не позволял себе беспокоиться о том, как выпитый алкоголь повлияет на дар. Он не думал, что сможет еще долго оставаться в положении, когда дар будет играть большую роль в его жизни.

Возвращаясь в общежитие, он шел осторожно, сконцентрировав внимание на том, чтобы удержаться на ногах. Как только он добрался до своей комнаты, то залез в койку, не раздеваясь. Утром он узнал о еще одной серьезной причине для того, чтобы не употреблять горячительных напитков: у него болела голова, словно наказывая за вчерашнее. У него ушло много времени на то, чтобы умыться и переодеться, и он медленно двигался на завтрак, когда в больничную столовую быстро вошел другой первокурсник, по имени Роджерс.

— Доктор Мак-Гован просил передать, что вы должны немедленно явиться к нему в лабораторию.

Когда он пришел в прозекторскую — комнату с низким потолком, расположенную в подвале, — там находились доктор Бервин и доктор Мак-Гован. На столе лежало тело Артура Герреншо.

— Вы заставили себя ждать, — раздраженно заявил доктор Мак-Гован, словно Шаман опоздал на запланированную встречу.

— Да, сэр, — выдавил он из себя, не зная, что еще сказать.

— Не желаете начать? — спросил его доктор Мак-Гован.

Шаман еще никогда не вскрывал труп человека, но он достаточно часто видел, как это делал его отец, и потому кивнул. Доктор Мак-Гован вручил ему скальпель. Сделав первый разрез, Шаман почувствовал на себе пристальные взгляды двух докторов. Доктор Мак-Гован воспользовался щипцами и, раскрыв грудину, склонился над сердцем, затем сунул в открывшуюся полость руку и немного приподнял сердце, чтобы и доктор Бервин, и Шаман увидели кругловатое повреждение, словно от ожога, на стенке сердечной мышцы мистера Герреншо.

— Вам следует кое-что знать, — сказал доктор Бервин Шаману. — Иногда недостаточность происходит внутри сердца, и на сердечной стенке его не видно.

Шаман кивнул, показывая, что он понял.

Мак-Гован повернулся к доктору Бервину и что-то сказал ему, а доктор Бервин рассмеялся. Доктор Мак-Гован посмотрел на Шамана. Лицо у него походило на кусок дубленой кожи, покрытой глубокими бороздами, и Шаман впервые увидел, как оно осветилось улыбкой.

— Я сказал ему: «Пойдите найдите мне еще таких глухих студентов», — объяснил доктор Мак-Гован.

Каждый день той серой и слякотной весны, сопровождающейся национальными мучениями, обеспокоенная толпа собиралась у цинциннатского отделения «Коммершиал», чтобы прочесть новую сводку новостей с фронта, которую писали мелом на доске у входа. Президент Линкольн приказал перекрыть все порты Конфедерации, бросив на них все силы военно-морского флота США, а также обратился ко всем мужчинам Северных штатов с просьбой откликнуться на призыв в армию. Повсюду только и говорили о войне, высказывая массу предположений. Генерал Уинфилд Скотт, стоявший во главе вооруженных сил, хоть и был южанином по рождению, но поддерживал США; однако он был уже в годах и устал от службы. Один пациент в терапевтическом отделении рассказал Шаману, что ходят слухи, будто Линкольн предложил полковнику Роберту Ли взять на себя командование юнионистской армией. Но несколько дней спустя все газеты запестрели сообщениями о том, что Ли оставил службу Союзу, предпочтя сражаться на стороне южан.

Еще до конца семестра более дюжины студентов медицинского колледжа — преимущественно из числа тех, кто не слишком хорошо успевал в учебе — присоединились к одной или другой армии. Среди них оказался и Руэл Торрингтон, который оставил после себя пару пустых ящиков комода, источающих вонь давно не стираной одежды. Остальные студенты намеревались успешно закончить семестр и лишь после этого поступить на службу. В мае доктор Бервин созвал студенчество на срочное собрание и пояснил, что сначала профессорско-преподавательский состав принял решение закрыть колледж ввиду военного положения, но после длительных прений постановил продолжить обучение. Доктор Бервин просил всех студентов остаться в колледже: «Совсем скоро врачи будут нужны, как никогда раньше, и в армии, и гражданским людям».

Доктор Бервин принес также и плохие вести. Поскольку преподавателям платили за счет взносов студентов за обучение, а набор новых учащихся резко сократился, они вынуждены были значительно повысить оплату. Это означало, что Шамана ожидали непредвиденные траты. Но если даже такое серьезное препятствие, как глухота, не остановило его на пути к получению образования, то такая мелочь, как деньги, уж точно не могла помешать ему стать врачом.

Он подружился с Полом Куком. Шаман знал каждый закоулок в колледже и всегда мог дать дельный совет по учебе, но во всех остальных вопросах Кук разбирался явно лучше. Пол познакомил друга с такими заведениями, как рестораны и театры. Они побывали в оперном театре и посмотрели представление с Эдвином Томасом Бутом в роли Ричарда III. Оперный театр состоял из трех ярусов балконов, в нем было более трех тысяч кресел, а стоя в этом огромном зале могла поместиться еще тысяча зрителей.