Шаман - Ной Гордон

Ему нравилось входить в больничные палаты. Но однажды пациентка пожаловалась, что он прошел мимо ее кровати, не уделив ей никакого внимания, хотя она несколько раз позвала его по имени. После этого случая он взял за правило останавливаться у каждой кровати. Шаман брал пациентов за руку и обращался тихонько к каждому по отдельности, чтобы его глухота не доставляла неудобств больным.

В один прекрасный день доктор Мак-Гован предложил ему поработать в больнице в июле и августе во время каникул. Мак-Гован честно признался ему, что и он, и доктор Бервин хотели бы заполучить Шамана в помощники и решили, что он будет работать с ними обоими.

— Все будущее лето вы будете по утрам делать грязную работу у Бервина в операционной, а по вечерам — помогать мне выявлять его ошибки во время вскрытий.

Шаман понимал, насколько великолепная ему представилась возможность; а небольшая зарплата, которую ему будут выплачивать, поможет справиться с повышением платы за обучение.

— Я буду рад принять ваше предложение, — ответил он доктору Мак-Говану. — Но отец ждет моего возвращения домой, чтобы я помог ему управляться с фермой. Я напишу ему письмо и спрошу, можно ли мне остаться здесь.

Барни Мак-Гован улыбнулся.

— А, ферма… — снисходительно сказал он. — Сдается мне, фермерством вам больше не придется заниматься, молодой человек. Ваш отец ведь сельский врач в Иллинойсе? Я не из праздного любопытства интересуюсь. В университетской учебной больнице Эдинбурга когда-то работал один мужчина, на пару лет старше меня. Ваш полный тезка.

— Да. Это наверняка был мой отец. Он рассказывает те же забавные истории, которые вы упоминаете на занятиях по анатомии, и о том, что сэр Вильям Фергюсон сравнивал тело умершего человека с домом, хозяин которого съехал.

— Я помню, как вы улыбнулись, когда я рассказывал о Фергюсоне. Теперь понятно почему. — Мак-Гован, прищурившись, задумчиво посмотрел на своего ученика. — А вы знаете, почему… э-э-э… ваш отец уехал из Шотландии?

Шаман заметил, что Мак-Гован спрашивает крайне осторожно, чтобы не показаться нетактичным.

— Да, он рассказал мне. У него возникли проблемы из-за политики. Его чуть не выслали в Австралию.

— Я это помню, — покачал головой Мак-Гован. — Нам все приводили его в пример того, как поступать нельзя. Каждый студент в больнице слышал о нем. Он ведь был протеже сэра Вильяма Фергюсона. Перед ним открывались безграничные перспективы. А теперь всего лишь сельский врач. Какая досада!

— Не стоит жалеть его. — Шаман усилием воли переборол гнев и вымученно улыбнулся. — Мой отец — великий человек, — продолжил он, с удивлением осознав, что сказал чистую правду.

Он начал рассказывать Барни Мак-Говану о Робе Джее, о том, как тот работал с Оливером Вэнделом Холмсом в Бостоне, о его скитаниях по стране, бесконечных переездах из одного поселка на лесозаготовках в другой, о работе на железной дороге. Шаман описал наставнику тот день, когда его отцу пришлось переплыть на лошади две реки и ручей, чтобы добраться до дома из дерна и помочь разродиться женщине, у которой вот-вот должны были появиться на свет близнецы. Рассказал и о лагерях посреди прерий, в которых доводилось оперировать его отцу; и о временах, когда Роб Джей Коул провел операцию прямо на столе, вынесенном на улицу из грязного дома и освещаемом лишь солнечным светом. Шаман был с отцом, когда их похитили разбойники и под дулом револьвера приказали достать пулю из их раненого товарища. А однажды доктор Коул ехал домой через прерии при температуре минус тридцать, ему пришлось спешиться и бежать позади Босса, держась за его хвост, чтобы разогнать кровь по жилам и тем самым спасти свою жизнь.

Барни Мак-Гован улыбнулся.

— Вы правы, молодой человек, — согласился он. — Ваш отец и правда великий человек. И к тому же счастливый отец.

— Благодарю, сэр. — Шаман собрался было уже уходить, но остановился на полпути. — Доктор Мак-Гован! Однажды мой отец проводил вскрытие тела женщины, которой нанесли одиннадцать ран в грудь, каждая приблизительно 9,5 миллиметров в ширину. Их явно сделали острым инструментом с треугольным сечением, все три грани остро заточены. Вы не знаете, чем именно могли быть нанесены такие раны?

Патологоанатом задумался, явно заинтересовавшись этим вопросом.

— Возможно, медицинский инструмент. Допустим, игла Бира — скальпель, используемый во время удаления катаракты и устранения дефектов роговицы. Но раны, которые вы описали, слишком велики для иглы Бира. Возможно, какой-нибудь бистури. Края раны были равной ширины?

— Нет. Инструмент, чем бы он ни был, явно сужался книзу.

— Я такого скальпеля не знаю. Думаю, медицинские инструменты можно исключить.

Шаман задумался.

— А может быть такое, что раны нанесли предметом домашнего обихода самой женщины?

— Вязальной спицей, например? Конечно, всякое может быть, но я затрудняюсь сказать, что же за предмет домашней утвари мог оставить такие следы, — улыбнулся Мак-Гован. — Я возьму ваш вопрос на заметку, мы вернемся к этому разговору. Когда будете писать отцу, — продолжил он, — передавайте ему сердечный привет от того, кто учился у Вильяма Фергюсона на пару лет позднее его.

Шаман заверил, что обязательно передаст.

Ответ от отца дошел в Цинциннати лишь за восемь дней до окончания семестра; впрочем, это случилось как раз вовремя — он успел дать свой ответ касательно летней работы в больнице.

Отец совсем не помнил доктора Мак-Гована, но обрадовался тому, что Шаман учится патологии у шотландца, который учился искусству вскрытия у самого Вильяма Фергюсона. В письме он просил сына передать профессору поклон и разрешал работать в больнице.

Письмо было теплым, но коротким, и по этой немногословности Шаман понял, что отец тоскует. О том, где находится Алекс или хотя бы жив ли он, по-прежнему ничего не было известно. С каждым новым витком войны переживания их матери усиливались.

От внимания Роба Джея не ускользнуло то, что и Джефферсон Дэвис, и Авраам Линкольн пришли к власти после того, как помогли истребить народ сауков в войне Черного Ястреба. Будучи всего лишь молодым лейтенантом, Дэвис лично доставил Черного Ястреба и шамана Белое Облако вниз по Миссисипи из форта Кроуфорд в Казармы Джефферсона, где их заковали в кандалы. Линкольн боролся с сауками в рядах милиционных войск: вначале в качестве рядового, а затем — и капитана. Теперь оба эти мужчины отзываются на обращение «господин президент» и ведут войска расколотой американской нации друг против друга.