История моей матери. Роман-биография - Семeн Бронин

— Большие деньги?

— Разные. В зависимости от качества информации. От ста пятидесяти до пятисот китайских долларов. — Это были большие деньги по тем временам, и он объяснил: — Она приносит интересные бумаги. Например, годовой отчет Китайского банка.

— Но она коммунистка или нет? — Ее заинтересовала эта девушка: тень от нее падала каким-то образом на нее самое: может быть, потому, что они были одного возраста.

— Не думаю, что формально она в партии. Тут не ясно, где кончается одно и начинается другое, и потом — никто тебе эти вещи не скажет: это не Европа. Что касается денег, то сначала она просила на жизнь, когда что-нибудь приносила, потом это стало системой. Ей нужны деньги, чтоб поддерживать определенный уровень и продолжать на нас работать. Она показывала мне свои расходы — в месяц получается около трех тысяч… — И поскольку Рене поглядела с сомнением, поспешил отговориться: — Такая худая, невзрачная. Совершенно не интересна как женщина. И глупая. Недавно сказала, что хочет посоветоваться с отцом, продолжать ли наши отношения или нет, — я насилу разубедил ее. Отец — видный чиновник в Нанкине.

— Это теперь столица. — Рене покачала головой. — А нашего адреса она не знает?

— Нет, конечно. И лица тоже… — и пояснил: — Я, когда иду на такие встречи, усы приклеиваю. Делаюсь усатым джентльменом. Узенькие усики, как у Гитлера… У нее брат коммунист — поэтому ее привлекли. Здесь все на родственных отношениях держится, а идейны они или безыдейны — тут всякий раз путаница. Они вступают в партию семьями… Пройдемся по Шанхаю?

— Нет, — воспротивилась она хоть этому. — У меня вещи, надо разобрать их… Где я буду ночевать?

— В этой комнате. Я на кухне.

— Здесь тесно, — согласилась она и добавила из приличия: — Главное, что негде развернуть антенну. Надо искать другую квартиру. Где Вилли работал?

— У себя дома. Здесь мы с ним не сработались. Но это неудобно.

— Еще бы! Нести через город документы?!

— У нас машина.

— Все равно… — но он уже утомился от ее возражений и углубился в свои дела, в предполагаемые встречи с информаторами, во внутриполитическую ситуацию в стране, где все было так запутано…

Вилли заехал за ней на следующий день утром на видавшем виды «форде», содержавшемся, однако, в образцовом порядке. Яков еле кивнул в ответ на его приветствие, Рене же встретила с тем радушием, которое выказывают друг другу люди одной разведывательной профессии. Они тотчас спустились вниз. Вилли был невысокий русый парень лет тридцати пяти: немного старше Якова, которому было тридцать три, но это никак не сказывалось на их отношениях. У него была легкая беззаботная улыбка, которая не сходила с его лица — даже тогда, когда его что-то коробило: как сейчас встреча с Яковом. Он любовно огладил бок машины.

— Водите? — спросил он Рене.

— Нет.

— На курсах не учили? Что ж они? Никак не могут решиться. Машин, наверно, нет… — Она смолчала: ему не следовало знать и говорить о том, что она была на разведкурсах, но здесь царили свободные нравы. — Как вы без меня будете?

— Шеф не водит?

— Он? Да он самовар не разожжет — не то что это. Меня поначалу из дома вызывал — гвоздь забить… Не знаю, как теперь. Тут езда взад-вперед — половина всей работы.

— Такси будем брать.

— Таксист заложить может… — и поскольку она не поняла, пояснил: — Выдать. Вы по-русски ни бум-бум?

Она не знала, что такое «бум-бум», но поняла его.

— Нет.

— А я, наоборот, только его и знаю. По-китайски еще могу — понимать начали.

— Здесь можно жить с одним русским?

— А почему нет? Русских полно.

— Белогвардейцы?

— Всякие. Кто сызмалу тут, кто бежал: одни от белых, другие от красных. Китайцы к нам лучше, чем к европейцам, относятся. Так что делаем сегодня?

— Квартиру ищем. Общей длиной пятнадцать метров.

— Ни хрена себе! Сколько ж она денег жрать будет?

— Много, наверно. А вы как из положения выходили?

— Да у меня маленький домишка — я проволоку протянул: белье повешу — вот и вся любовь. Сосед спрашивать начал: что ты все время белье сушишь — ссышься, что ль, по ночам?

— Что такое ссышься?

— Мочишься, значит. Вы извините — это я его слова передаю. Так я теперь ее без белья держу — надо будет, повешу. Где квартиру будем искать — во французской концессии или в английской?

— Во французской.

— К своим потянуло? — Она только потупилась от этого очередного нарушения конспирации, а он не заметил — вел машину по оживленной трассе, ловко маневрируя между рикшами, которые держались тротуаров, но не пренебрегали и серединой улицы…

— Меня вот тоже к своим потянуло, — продолжил он прерванный разговор. — Поеду к себе на Рязанщину, уйду из армии к чертовой матери. Если отпустят, конечно… Завтра вас учить водить машину буду. А то отберут — если узнают, что водить некому. Тут многие на нее зарятся.

— Остаться водителем не хотите?

Он покосился на нее.

— Да меня вроде не этому учили. Это я сам осилил. И нет такой должности… В любом случае с Абрамом я не сработаюсь. Он меня терпеть не может.

— Абрам — это Яков?

— Ну да. Его кличка. Ничего про меня не говорил?

— Нет, — соврала она.

— Ну да! — не поверил он. — Всем говорил, а вам нет?.. Что пью, не подчиняюсь? Все пустое. Просто он все с места в карьер делать хочет и злится из-за любой промешки, а я люблю, чтоб все с чувством, с толком было, покушавши. Мне в разведке делать нечего… Хотя, с другой стороны, я и ошибок почти не делаю… С какой улицы начнем?

— Да с какой угодно. Вот маршала Жоффра — очень привычно для французского слуха.

— В каждом городе есть? — Она не отвечала, и он, усмехаясь, притормозил возле большого дома с европейским фасадом, с чистым ухоженным газоном и с француженкой-консьержкой, уже выглянувшей из окошка…

Шанхай в те годы был разделен международными соглашениями на китайскую и европейскую части: последняя состояла, в свою очередь, из французской и английской концессий. Европейская часть была обозначена линией, за которую не заходила власть китайской полиции: она не имела здесь права арестовывать кого бы то ни было — тут были свои службы порядка, подчинявшиеся иностранцам. Прислуга была в массе своей китайская, и в ней, наверно, все были осведомителями шанхайских служб безопасности, но делала это она спустя рукава, исходя прежде всего из собственных интересов.

— Пойдете со мной? — спросила она Вилли, покидая машину.

— Зачем? Пусть думают, что вы с личным шофером приехали: больше будет уважения. Тут все на таких пустяках держится… Торгуйтесь с ними. А то обманут, как на базаре…