Обсидиановый нож - Даниэл Уолмер

— Спасибо за компанию, девочки, и спокойной вам ночи! — громко объявил он. — Надеюсь увидеть вас всех завтра утром! А ты, Зейла, останься! Хотелось бы кое о чем с тобой побеседовать…

Шесть глаз тут же погасли. Сульфида вновь посуровела. Юная Айша закусила губы и отвернулась, чтобы не показать своих слез. Зейла порозовела и опустила ресницы. Она изо всех сил старалась натянуть на свое личико маску благообразия, но торжествующая улыбка так и дергала, так и щекотала уголки ее губ.

Несмотря на насмешливые искры в глазах, озорные ужимки и бойкий язычок, Зейла оказалась девушкой, что свидетельствовало о том, что к женитьбе своего Юного и Вечного Божества здесь относятся вполне серьезно. Невинность этого милого и соблазнительного создания тронула киммерийца. Он почувствовал прилив нежности к маленькой незнакомой девушке из совсем чуждого и непонятного ему мира, прикорнувшей растрепанной головой на его плече, как птица на скальном выступе. Он не ног видеть ее в темноте, голос же ее совсем не напоминал Карелу, но даже то, что сходство с зеленоглазой воительницей рассеялось, не уменьшало нежности и поселившейся в груди теплоты.

Отдохнувшие музыканты снова заиграли что-то — на этот раз за тонкой перегородкой — тихое, умиротворяющее, усыпляющее. Разговаривать совсем не хотелось. Тянуло уплыть в сон, такой же теплый и нежный, как тонкие руки Зейлы. Но Конан не мог разрешить себе успокоиться, пока остались непроясненными существенные моменты его будущей судьбы.

— Скажи-ка мне все-таки, что означает это самое Великое Воссоединение, о котором прожужжал мне все уши Жрец? — спросил он, поворачиваясь набок и высвобождаясь из рук девушки. — Кажется, оно должно произойти через три дня?

— Я не могу говорить об этом. Мне нельзя, — прошептала Зейла, снова потянувшись к нему, как ребенок, которого оторвали от матери.

— Что значит «нельзя»? Разве богине можно запретить хоть что-нибудь? Разве есть что-нибудь на свете, о чем нельзя знать Богу? — Либо же — я никакой не Бог, а ты не богиня, а этот старичок, перед которым вы все трепещете, устроил нечто вроде шутовского представления?..

— О, нет! И никакое это не представление! — воскликнула девушка, кажется, обидевшись за «старичка». — Это величайший ритуал, самый важный! Он совершается каждый год в день первого полнолуния после самого длинного летнего дня. Бог настоящий! И богини тоже.

— Раз в год? — переспросил Конан. — Значит, каждый год вам требуется новое божество, которого вам привозят из-за моря подлецы и прохиндеи вроде Чеймо?..

— Ну да. Они привозят, и им хорошо платят за это золотом, ты же сам видел.

— О, Кром! А куда же девается прошлогоднее божество?!

Зейла замялась. Ее нежные пальцы заструились по плечам и спине киммерийца, пощекотали ухо, приглашая к возобновлению игр, подобающих новобрачным в их самую первую ночь гораздо больше, чем скучные разговоры. Но Конан лишь помотал головой, отмахиваясь от возбуждающих прикосновений, и возобновил допрос.

— Нет, ты уж ответь мне, малышка! Я от тебя не отстану. Куда деваются пленники, которых вы покупаете у грязных предателей? Вы приносите их в жертву на алтаре вашей гигантской башни?..

— Нет-нет! Это не жертва! — Зейла испуганно закрыла ему рот пальчиками. — Не нужно так говорить! Это Великое Воссоединение, а не жертва! Но я не могу о нем ничего говорить. Это таинство. Его совершает раз в год сама Великая Жрица, покидая для этого свою башню.

— Ну ладно! Не очень-то ты разговорчива, клянусь Кромом! — вздохнул варвар. — Впрочем, я уверен, что если за дело берется Великая Жрица, то это нечто кровавое… Недаром Чеймо так гнусно усмехался, когда говорил, что на острове мне не будет скучно, что здесь меня ждет большой сюрприз! Ну ничего, боги — с моей помощью — покарали этого подлеца! Надеюсь, Великий Жрец сумеет правильно распорядиться с его шкурой, а также с придурком и предателем Елгу. А вот что касается меня…

Конан на какое-то время притих, задумавшись. Мысли его нельзя было назвать светлыми и безмятежными. Как ни темнит девчонка, как ни старается его заласкать, притушить нехорошие подозрения, но она слишком простодушна и бесхитростна, чтобы утаить жутковатую истину.

— Скажи мне еще такую вещь, — снова заговорил он, — только честно. Богиня ведь не должна вкручивать мозги своему божественному супругу! Скажи: было ли когда-нибудь так, что проданному пленнику удавалось улизнуть с вашего острова?

Зейла прилежно задумалась, вспоминая.

— Я живу на свете уже семнадцать лет, — сказала она, — но такого на моей памяти не случалось ни разу. Некоторые пытались бежать, но разве можно скрыться от наших воинов! Ни вырваться, ни убежать, ни спрятаться невозможно.

— И что случалось с теми, кто пробовал бежать? Воины закалывали их мечами?

— Нет, что ты! Ведь ритуал Великого Воссоединения должен был произойти, несмотря ни на что. Даже если пленник по глупости или по трусости не хочет принять уготованную ему величайшую честь воссоединиться с Богом, это ничего не меняет. Конечно, праздник теряет в своем великолепии, когда Воссоединение происходит со связанным либо напуганным до потери сознания, но все равно совершается то, что должно совершиться. Так было уже много веков, и так будет до тех пор, пока все мы не поднимемся по ступеням башни и не войдем в раскрытые двери неба! — Последние слова она произнесла с гордостью, невольно возвысив голос и приподнявшись с ложа.

Конан почувствовал, что нежную теплоту незаметно вытеснили из его груди досада и горечь. Какая она чужая, эта ласковая и милая девочка! Пусть она прижимается к нему и заглядывает в глаза, пусть она податлива и безудержна в ласках — все равно между ними пропасть, которую ему не перепрыгнуть. Если он задумает бежать отсюда — а он, конечно же, именно это и задумает! — она не станет ему помогать, о нет. Скорее, помчится ловить его, помогая невозмутимым, как статуи, и вышколенным, как охотничьи псы, воинам…

— Что-то я притомился сегодня, — пробормотал он, отворачиваясь от нее к стене и отодвигаясь. — Пора спать. Счастливых снов тебе, маленькая богиня…

— И тебе счастливых снов, — откликнулась она со вздохом, правда почти неслышным.

Пленник с виду казался таким неистовым и могучим, полным юных сил, а вот поди ж ты — первая ночь с молодой женой оказалась такой короткой… Первая и последняя ночь — ведь завтра наступит очередь одной из ее подружек!

Перед тем как окончательно погрузиться в сонное беспамятство, киммериец пробормотал что-то.

— Что ты сказал? — переспросила задремавшая было Зейла.