Трудная любовь - Лев Давыдычев

— Делать тебе, что ли, дома нечего?

Валентин расправил рукопись, разгладил смятие страницы и начал переписывать очерк.

Ольга Рогова преподавала гимнастику в техникуме физической культуры и тренировала две группы гимнасток в секции спортивного общества. Она училась в вечернем университете марксизма-ленинизма, была одной из лучших гимнасток республики, и на остальное в жизни оставались считанные часы. Это не смущало ее, она любила жизнь трудную, до предела наполненную заботами.

О мелких семейных неурядицах, число которых увеличивалось с каждым днем, Ольга старалась не думать. Едва открыв дверь в гимнастический зал, она расставалась со всеми неприятными размышлениями.

Она не просто занималась спортом, она служила ему. Она убежденно верила, что спорт развивает не только тело, но и влияет на мировоззрение, потому что учит ценить и понимать красоту, облагораживает человека.

Первая группа секции — восемь девушек ждали ее, болтая о чем-то у шведской стенки. Одна Маро Гаркарян стояла в стороне.

Гимнастикой она занималась охотно, но без увлечения. Это возмущало и обижало Ольгу. Природа наделила ее подругу редкими данными — тело Маро отличалось скульптурной пропорциональностью, пластичными формами, но сколько в ней было вялости и даже лени! Когда она делала прыжок, Ольга морщилась и кричала на весь зал:

— Тяжело, тяжело, нехорошо!

Сверкнув черными глазами, закусив полные темно-малиновые губы. Маро отворачивалась к стене.

— Как ты ходишь? — возмутилась однажды Ольга, наблюдая за небрежной, покачивающейся походкой Маро. — Ты гимнастка, ты должна быть красивой! Вся!

— Не кричи, — угрожающе проговорила Маро, — буду красивой. Вся. Не кричи.

За два года занятий в гимнастической секции Маро стала женственней, легче. Вспыльчивая, резкая, она бурно переживала любое замечание. В глазах появлялись слезы, она пряталась в раздевалке, возвращалась оттуда гордая, оскорбленная. Маро ревновала Ольгу к подругам, к учащимся, даже к тренеру. Ольга отвечала ей такой же привязанностью, но на тренировках спрашивала с нее больше, чем с других.

— Ты совсем не любишь меня? Да? — заглядывая ей в глаза, говорила Маро. — Почему? А?

Выстроив гимнасток, Ольга внимательно оглядела их. Маро повела, словно от холода, плечами.

— Разминку будет вести Гаркарян, — сказала Ольга.

Подруга приняла приказание, как ласку, ответила благодарным взглядом. Девушки сбросили тренировочные костюмы.

Первой к брусьям Ольга вызвала Маро. Брусья гнулись под ее тяжестью, каждое движение требовало больших усилий.

— Отставить! — крикнула Ольга. — Стыдно!

— Почему опять кричишь? — прерывисто дыша, спросила Маро. — Не все такие, как ты. Я не мастер спорта.

— Ты ленивая, ты спишь, а не работаешь. Стыдно. Можешь быть свободна. Посмотри, как другие работают. Пусть тебе будет стыдно.

— Тебе будет стыдно, — гордо ответила Маро, — ты придираешься, — и тихо, чтобы никто из гимнасток не слышал, добавила: — Ты совсем не любишь меня.

Несмотря на жалость к подруге, Ольга до конца тренировки не сказала ей ни слова. В раздевалке, где гимнастки присели отдохнуть, Ольга начала разговор, к которому готовилась давно:

— Вы меня должны понять. Гимнастика развивает не только мускулы, красивым становится не только тело, красивым становится весь человек, его характер становится красивым. Если вы по-настоящему поймете гимнастику, вы поймете красоту, красоту жизни. Девочки мои хорошие, вы должны стать красивыми во всем, каждое ваше движение, каждый ваш поступок должны быть красивыми. Я очень люблю человеческое тело, это удивительное творение природы. Спорт помогает пропагандировать красоту, но красота должна быть умной.

— Как много говоришь! — застенчиво перебила Маро.

— А почему я так говорю?

— Ты хочешь, чтобы мы были мировыми чемпионками.

— Правильно! — горячо поддержала Ольга. — Перед вами, перед всеми, где бы мы ни тренировались, в столице, в районном центре, в колхозе, в заводском клубе, стоит одна цель — мировые рекорды. Вы мало мечтаете. Мало! А надо мечтать, обязательно надо мечтать! Когда мечтаешь, тело легче становится. Силы черпайте не только в мускулах, но и в голове.

Обычно гимнастки провожали своего тренера домой, но на этот раз Маро шепнула что-то каждой на ухо и осталась с Ольгой одна.

— Мне было смешно, не сердись, — сказала Маро, когда вышли на улицу. — Не сердись. Я поверила тебе. Ой, как трудно быть чемпионкой! А?

— Улыбаешься? — с укором спросила Ольга.

— Совсем зря сердишься! — на всю улицу крикнула Маро. — Слушаюсь, как маму. — Она прижалась грудью к Ольге и тихо запела свою любимую песню. Сначала она пела по-армянски, потом по-русски, с трудом сохраняя ритм: — Друга долго искал я, очень долго, не знаешь, как долго. Едва нашел. Он мне нужен, как песня, хорошая песня. Ты ведь знаешь, как плохо без песни. Как без друга. О нем мне поют деревья и реки. Цветы о нем поют. Ты мой друг. Ты моя песня.

А Ольга молчала.

— Ты когда к дому подходишь, ты грустная, — сказала Маро, — почему? А? Плохо живешь?

— Неплохо.

— Очень хорошо жить надо.

Квартира Роговых помещалась на четвертом этаже большого дома, выстроенного после войны. Окна двух комнат выходили во двор, а из кухонного окна было видно город и сад. Может быть, поэтому Ольга любила бывать на кухне и даже читала здесь.

— Принимай гостей, дорогой, — сказала она мужу, открывшему двери, — ставь чайник, варенье на стол.

Каждый раз, возвращаясь домой, она говорила ему что-нибудь веселое и каждый раз ждала в ответ улыбку.

— К сожалению, Оленька, я занят, взял домой срочную работу, — озабоченно произнес Николай, смерив Маро полупрезрительным взглядом. — Но вы мне не помешаете.

Улыбка на лице Ольги сменилась гримасой разочарования и обиды. Николай, видимо, почувствовал, что не к месту упомянул о своей занятости и проговорил виновато:

— Впрочем, я сам.

Когда Ольга расставляла на столе посуду, блюдце выскользнуло из ее рук, звякнуло о край стола и упало на пол.

— Смотри, Маро, — изумленно прошептала Ольга, — не разбилось! Упало и не разбилось.

Николай быстро поднял блюдце, обеспокоенно осмотрел со всех сторон и удовлетворенно заключил:

— Дорогой фарфор. Вещь.

— Все бывает, — сказала Маро, — чаю давайте. Пусть чай будет.

Чай пили молча. Николай жаловался на усталость, на нервы, на то, что счет за квартиру принесли на неделю раньше (куда торопятся?), что скоро придется ехать в командировку в колхоз (это ему-то, заведующему отделом рабочей молодежи!).

— Еще чашку, — раздался унылый голос Маро.

— Расскажи что-нибудь, — сказала Ольга.

— Хозяину надоест кормить гостей, он просит их петь или плясать. А гости любят кушать. Да.

Ольга заставила себя поговорить с ней о занятиях в секции, пожурила за лень. Маро кивала головой, искоса бросая на Николая свирепые взгляды, и молчала. У дверей она шепнула:

— Ты сильная, ты смелая.

Ольга хотела спросить, к чему она так сказала, но подруга захлопнула дверь. Ольга вернулась в комнату.

— Не понимаю, чего ты с ней возишься, — недоуменно проговорил Николай. — Какая она гимнастка? Обыкновенная секретарша с мощной фигурой.

Неожиданная злость охватила Ольгу, она не сумела сдержаться и быстро сказала:

— Много ты понимаешь в фигурах. Секретарша! — передразнила она. — Я тоже работала секретарем, пока не поступила в техникум. Она будет хорошей гимнасткой, она умеет работать. Тебе бы так.

— Вертеться на брусьях, на кольцах и прочих предметах — это не работа. Представь себе, есть дела посложнее и поответственнее, — Николай улыбнулся покровительственно и снисходительно. — Не обижайся, но нельзя считать спорт… ну, придавать ему такое значение…

Каждое слово раздражало ее, но еще вчера она могла бы промолчать, а сейчас даже не следила за тем, что говорила:

— Безответственных дел не бывает, вот отношение к делу бывает разным. Если ты не уважаешь моей профессии, то вовсе не значит…

— Не делай трагедии из того, что на некоторые вещи мы смотрим неодинаково. Пустяки. Я ведь не требую, чтобы ты обождала мою профессию. Пожалуйста, можешь ее презирать. Ей-богу, не обижусь. Ну ни на вот столечко. Меня возмущает другое, — Николай заговорил нервно и громко. — Ты настолько увлеклась своей работой, что я порой не верю, что женат. Ни уюта…

— Уюта не будет! — резко оборвала Ольга. — Где его взять? Нанять домработницу? Или мне оставить работу?.. Мне никакого уюта не надо.

Николай бросил окурок в недопитый стакан чая. Окурок угрожающе зашипел. Николай скорбно вздохнул и заходил по комнате, поправил вышитую дорожку на радиоприемнике, провел пальцем по крышке электропроигрывателя — нет ли пыли. Шаги были размерены и неторопливы.