Свет былого - Боб Шоу

С неожиданным теплым удивлением Харпур осознал, что дюжий ирландец молит его. «Теперь это не играет роли, – подумал он. – Утром я выйду в отставку и вновь стану человеком».

– Хорошо, Сэм, – проговорил он наконец. – Скажем так – сегодня я засну спокойно. Устраивает?

– Спасибо, господин судья. Всего доброго.

Харпур опустил трубку и с плотно сжатыми веками стал ожидать, пока снизойдет покой.

Глава 5

Гаррод вернулся домой после полуночи. Прислуга уже разошлась, но, судя по пробивающейся из-под двери библиотеки полоске желтого света, Эстер еще не легла. Читала она не много, отдавая предпочтение телевидению, но любила сидеть в коричневом уюте библиотеки – скорее всего, подозревал Гаррод, потому что это было единственное помещение, которое он не тронул при реконструкции дома, когда пять лет назад купил его. Эстер свернулась калачиком в высоком кожаном кресле; телевизионные очки закрывали ее глаза.

– Что-то ты поздно, – она подняла руку в приветствии, но очки не сняла. – Где пропадаешь?

– Мне пришлось поехать в армейский исследовательский центр, в местечко под названием Мейкон.

– Что ты имеешь в виду – «Местечко под названием Мейкон»?

– Так оно называется.

– У тебя был такой тон, словно ты не рассчитывал, что я могла о нем слышать.

– Прости. Я не хотел...

– Мейкон в Джорджии, да?

– Верно.

– Думаешь, все, кроме тебя, полные идиоты, Элбан? – Эстер поправила телеочки и устроилась поудобнее.

– Кто говорит?.. – Гаррод прикусил губу и подошел к бару, где в круге света тепло сияли графины. – Будешь?

– Благодарю, не нуждаюсь.

– Я тоже не нуждаюсь, однако с удовольствием выпью. Гаррод старался говорить спокойно, не понимая, почему Эстер язвит, будто знала наперед, что он собирается сказать. Он сильно разбавил бурбон содовой и сел у камина. В очаге тихо потрескивало пепельно-белое прогоревшее полено, редкие оранжевые искры исчезали во мраке дымохода.

– Там на столе накопилась груда бумаг, – неодобрительно заметила Эстер. – Человеку в твоем положении не следует пропадать целыми днями, забывая о делах.

– Для этого я держу высокооплачиваемых управляющих. Какой в них прок, если они не в состоянии несколько часов обойтись без меня?

– Великий ум не должен мараться, думая о жалких деньгах, да, Элбан?

– Я не претендую на величие.

– О нет, прямо ты такого не говоришь, но держишься особняком. Когда ты снисходишь до разговора с людьми, у тебя на лице появляется легкая усмешка: «Я знаю, что эта фраза пропадет впустую, но уж скажу – так, для забавы. Вдруг кто-нибудь почти поймет».

– Ради бога! – Гаррод наклонился вперед в кресле. – Эстер, давай разведемся.

Она сняла очки и пристально на него посмотрела.

– Почему?

– Почему?! Какой смысл продолжать такую жизнь?

– Мы ведем ее не один год, однако прежде ты о разводе не заговаривал.

– Знаю. – Гаррод сделал большой глоток из бокала. – Но существует предел. Супружеская жизнь должна быть не такой.

Эстер вскочила с кресла и заглянула ему в лицо.

– Боже мой, – хрипло рассмеялась она. – Наконец-то! Свершилось!

– Что? – На миг Гарроду вспомнились полные, поблескивающие губы.

– Как ее зовут, Элбан?

Теперь настал его черед недоверчиво рассмеяться.

– Другая женщина тут ни при чем.

– Ты познакомился с ней в этой поездке?

– У меня нет никакой женщины, кроме тебя. И этого достаточно.

– Она живет в Мейконе. Вот почему ты внезапно решил туда отправиться.

Гаррод бросил на жену презрительный взгляд, но внутри со-дрогнулся.

– Повторяю, дело не в сопернице. С тех пор как мы поженились, я даже за руку никого не брал. Просто мне думается, мы зашли чересчур далеко.

Вот именно. Ты холоден, как рыба, Элбан, – это я выяснила чертовски быстро, – но теперь что-то тебя расшевелило. А она, Должно быть, настоящая штучка, если сумела тебя разжечь.

– Довольно этой чепухи! – Гаррод встал и прошел через комнату к столу. – Ты согласна на развод?

– И не мечтай, дружок. – Эстер пошла за ним следом, не выпуская из рук очков; из наушников доносилось попискивание голосов. – С тех пор как отпала необходимость в деньгах отца, ты впервые обращаешься ко мне с просьбой. Да, это первая твоя просьба – и я с огромным удовольствием отказываю тебе в ней.

– Ты настоящее сокровище, – тяжело произнес Гаррод, не в силах выразить гнев.

– Знаю.

Она вернулась к креслу, села и надела очки. Выражение умиротворенного блаженства разлилось по мелким чертам ее лица.

Гаррод сгреб со стола небольшую горку посланий, большинство из которых представляли расшифровку магнитофонных записей звонков. Так ему было удобнее, чем прослушивать сами записи одну за другой. Верхнее сообщение, от Тео Макфарлейна, руководителя научно-исследовательских работ в портстонских лабораториях, пришло лишь час назад:

«Строго доверительно. На 90 процентов уверен в возможности добиться эмиссии сегодня. Знаю, Эл, что ты хотел бы присутствовать, но мое терпение небеспредельно. Буду ждать до полуночи. Тео»

Гаррод в возбуждении просмотрел все записи и нашел еще несколько посланий от Макфарлейна на ту же тему, отправленных в разное время в течение дня. Взглянув на часы, он увидел, что уже первый час ночи. Гаррод пересек комнату и швырнул кипу лент на колени Эстер, чтобы отвлечь ее наконец от телепередачи.

– Почему меня не разыскали?

– Никому не позволено прерывать твои лихие прогулки, Элбан, не забывай. Для того ты и держишь управляющих, дорогой.

– Тебе известно, что исследований это не касается! – резко бросил Гаррод, борясь с желанием сорвать с лица Эстер очки и сломать их. Он быстро подошел к видеофону и вызвал кабинет Макфарлейна. Через секунду на экране появилось худощавое лицо; устало мигающие глаза из-за выпуклых стекол казались совсем маленькими.

– Ага, вот и ты, Эл, – укоризненно сказал Макфарлейн.

– Я тебя весь день ищу.

– Меня не было в городе. Ну, получилось? Макфарлейн покачал головой.

– Профсоюз мешает – техники требуют перерыв на кофе. Он в отвращении скривился.

– Ты никак не научишься работать с людьми, Тео. Я буду через двадцать минут.

Гаррод выбежал из дома и вывел из гаража двухместный «мерседес» с ротационным двигателем. Уже проезжая по обсаженной кустарником аллее, он спохватился, что ушел, ни слова не сказав Эстер. Впрочем, говорить было не о чем. Разве что о том, что развода он все равно так или иначе добьется, – а с этим можно подождать до утра.

Гаррод возбужденно гнал машину и думал о значении полученного от Макфарлейна сообщения. Несмотря на девять лет постоянных исследований, в одном аспекте медленное стекло не претерпело никаких изменений: оно отказывалось выдавать информацию быстрее, чем это было определено периодом задержки, заложенным в его кристаллической структуре. Кусок ретардита толщиной в один год хранил впитанные изображения ровно год, и все ухищрения целой армии ученых оказывались тщетными. Даже с этой своей неподатливостью ретардит находил тысячи применений в самых различных областях – от производства бижутерии до. изучения далеких планет. Но если бы появилась возможность произвольно регулировать задержку и получать информацию по мере надобности, медленное стекло покорило бы весь мир.

Вся трудность заключалась в том, что изображения хранились в веществе не в виде образов. Характеристики распределения света и тени переводились в набор напряжений, которые перемещались от одной поверхности стекла до другой. Открытие этого факта разрешило теоретическое противоречие в принципе действия ретардита. Прежде, когда период задержки считался функцией толщины кристаллического материала, некоторые физики указывали, что изображения, идущие под углом, должны выходить значительно позже тех, что пересекают материал перпендикулярно поверхности. Чтобы преодолеть эту аномалию, необходимо было постулировать наличие у ретардита гораздо большего коэффициента преломления – мера, которая Гарроду интуитивно не нравилась. В глубине души он испытывал даже глубокое личное удовлетворение, установив истинную, пьезоэлектрическую природу феномена, названного позднее эффектом Гаррода.

Научный успех, однако, никак не отразился на том факте, что хранимую информацию раньше времени не извлечешь. Будь период задержки прямо связан с толщиной, можно было бы рассечь ретардит на листы потоньше и получить информацию быстрее. А так любая попытка – сколь угодно изощренная или деликатная – приводила к почти мгновенной дестабилизации набора напряжений. Наружу не вырывалось ни единого лучика света – материал просто «отпускал» прошлое и становился черным как смоль стеклом, ожидающим поступления свежих впечатлений.

Хотя времени на исследовательскую работу становилось все меньше, Гаррод сохранил личную заинтересованность в решении проблемы искусственной эмиссии. Отчасти это объяснялось ревниво-собственническим отношением ученого к своему открытию отчасти – смутным осознанием того, что медленное стекло причиняет подчас поистине танталовы муки тем, кому жизненно необходимо испить из чаши знаний немедленно. Совсем недавно Гаррод прочитал в газете о судье, который умер спустя несколько месяцев после пятилетнего ожидания ответа. Пять лет ждал судья. Пока медленное стекло, единственный свидетель совершенного убийства покажет однозначно, действительно ли был виновен тот, кого он приговорил к смерти... Гаррод не запомнил имени судьи, но страдания этого человека поневоле отразились на его мировосприятии.