Кровавая пасть Югры (сборник) - Валерий Граждан

Глава 2. Чему бывать…

По сути, последнюю ночь в нормальном понятии, не спали. А в два часа пополуночи спешно сгребли приготовленное и загрузили в подогнанную Михаилом машину. Всё прочее уложили с вечера. Попрощались с жёнами и в путь. Ночные улицы Омска казались нам бестактно залитыми светом и лакейски ухожеными.

ГАИшник у моста через Иртыш с уважением посмотрел на нас, одетых в собачьи шапки и унты и прочие полушубки и, проверив документы, сказал: «Далековато вы в эдакую морозяку двинулись! Побереглись бы…» С тем и откозырял. Отъехав, для поднятия настроения, я траванул несколько анекдотов и одну быль про дальнобойщиков. Такие же, как мы, отъезжая в рейс ночью, выпили самогона «на дорожку» как всегда. А заели редькой с квасом. Так, мол ГАИ не учует спиртной дух. Так же, как и нас, тормознули у моста на выезде. Глянули документы и, походя спросили, не выпили ли? Дыхните, мол. Ну и «дыхнули» разом. Постовой отпрянул, изумившись: «Вы что, говно ели?!» Посмеялись.

– Миш, цепи где обуем? Асфальт-то до Тюкалы…, – нарушил я молчание.

– А после неё и обуемся. Да подзаправимся чутка. Дальше где ещё сподобится!

Кабина у нашего ЗИЛка была не подстать северным, – одинарная, не утеплённая. Но печка грела на совесть и было жарко в наших полушубках и унтах. Вот только аккумулятор не поменяли… Жаль. Хотя свистящий за стеклом ледяной ветер был будто и не про нас. Асфальтное полотно поднималось над заснеженными полями. И студёная позёмка аккуратно вылизывала его дочиста. Километры сами наматывались на спидометр. А я травил анекдоты, веселя своего напарника и себя тоже. Уж больно задорно смеялся Мишаня. Всё чаще попадались берёзовые колки и лесопосадки снегозадержания. Какая-то ворона, сдуру видно, летела вровень с кабиной, будто спохватившись, ругнулась по-вороньему, каркнула и взмыла вверх, да в сторону перелеска. И чего разлеталась? Сидела бы где в скирде соломы в тепле, коротая жёсткую сибирскую зиму! Занималось рассветное зарево.

Таким же оно было в 1949 году, когда мы летели на Крайний Север с невесть откуда взявшимся отцом. Он заехал к нам с бабушкой как бы в виде постояльца на ночь. В ту пору чаще ездили на санях. Лошадь под покрытой изморозью попоной, кошовка с сеном, кнут и ружьё. Районные уполномоченные(были такие должности) чаще ездили с наганами, либо маузерами. Чаще волки об эту пору погуливали. А постоялец был с простым одноствольным ружьём. Назвался Аркадием. И нам с бабкой было нипочём не догадаться, что проезжий и есть не кто иной, как мой отец. Слышали о нём в деревне, что он где-то на Севере большим начальником работает. И всё. Поели картошки с бараниной, они распили с бабушкой «чекушку». Спали на полатях, бабушка на печи. Спозаранку гость уже одел дорожный тулуп, дал бабке полусотенную за постой (неслыханные деньги по тем временам!) и предложил мне с ним прокатиться. Кто из деревенских пацанов отказался бы… Изрядно отъехав от деревни, уже по дороге он всё мне и поведал. Что отец он мне родной и хочет забрать с собой на самолёте. В санях был припасён ещё тулупчик.

От Омска уже летели на Ту-4 «летающая крепость». Тогда как таковой гражданской авиации не было, а в Кондинск и севернее летали МБР-2 и американские «Каталина», да «Дуглас». В салоне все сидели в унтах и волчьих тулупах. Холодно. Меня лётчики взяли в кабину. Лётчики были в мехах и казались о-очень, ну просто огромными. Меня поместили в олений мешок с клапаном. Было тепло и очень интересно. Солнце светило во всё небо. Внизу виднелась вроде как серенькая травка.

– Гляди, Валерка, а это карликовые берёзки! А во-он там – стадо оленей. Хочешь порулить?

И давали мне, скорее всего, лишь подержаться за некую половинку руля. Но всё это было прямо-таки как во сне: жуть, как интересно, а сон чтобы не кончался. А потом был Салехард, замёрзшие пароходы, олени, нарты, чумы и бескрайняя тундра. Лётчики говорили, что таким же путём летали Анатолий Ляпидевский с экипажем для спасения папанинцев. Все эти события ушли с детством в небытиё. Теперь же мы всё ближе приближаемся на своём ЗИЛке к тем былым местам. Но насколько?

Всё дальше можно было разглядеть окрестность. Предвкушалась экзотика Природы. И на самом деле: на опушке лесочка, что впереди, едва виднелись озорующие зайчишки. Штуки три, а может и четыре. Только странные они окрасом-серые. Машина приблизилась и тут…

– Миш, смотри кА! Вон, вон-у лесочка, вроде как собаки! Неужто волки?!

Мой водила от неожиданности даже крутанул чуть баранку не туда, отчего машина слегка вильнула на встречку. Благо, на трассе никого.

– Они, треклятые! Резвятся, греются. Слопали, поди кого…

Оно может и так. Только заронились невесёлые мысли: «А ведь слопать-то могут и нас» Но за лесочком открылась деревенька.

– А вот вам и Малиновка! Миш, «скидавай сапоги, власть меняется», – в такт именитой музкомедии оповестил я о разлапистой деревеньке за глубоким кюветом.

– И «сапоги» достанем, а заодно чайку хлебнём! Вон она, Тюкала-то…

Всё: асфальту и шикарной езде-проминаду пришёл конец. Заправились. Водрузили цепи на колеса, тихо матерясь и сбивая о наледь пальцы. Кожа на них местами отдиралась, примерзая к металлу домкрата и монтировки. Солнце слепило, а рассветный мороз крепчал. На заправке столбик термометра застыл на отметке 42 градуса Цельсия. Надо поспешать. Далее шла почти грунтовая дорога, слегка сдобренная гравием. Уж лучше бы его не было: промеж камешек задерживался снег. Его трамбовали колёсами и вот вам готовый гололёд! Обнадёживающе бряцали цепи. Временами совершенно неожиданно и беспричинно юзило. Мои руки невольно стискивали поручень, неприятный холодок испуга заставлял ёжиться. Уж больно глубокие были кюветы по краям дороги… Скорость едва под сорок километров. Начались тягуны и спуски. Порой было ощущение, что мы тормозим чуть ли не своим телом. Начало садиться солнце, а до Абатска, где намеревались переночевать, оставалось более полусотни километров. В низине, где-то впереди, чернел лесок. Начался крутой спуск в глубокую ложбину. При этом дорога сворачивала влево под высокий холм. Справа открылся глубокий овраг.

Торможению цепи почти не помогали. Сзади напирал прицепной кузов. Серьга его визжала, выворачивая телегу к оврагу. Мы как по команде открыли двери: прицеп и машину складывало пополам в сторону оврага.

Надо было срочно что-то подложить под колёса прицепной телеги… Я судорожно выскочил из машины, тем более, что она будто заваливалась в мою сторону.

– Валерка, вон чурбан какой-то! Тащи его под колесо!! – истошно заорал Миша.

Чурбан, кусочек полугнилого дерева, булыжник, – всё это, спотыкаясь и скользя, я трясущимися от страха и холода руками втискивал под колёса. Всё более темнело. Из-под снега торчала какая-то коряга. Было рванул её на себя, но тщетно. Попытался второпях ещё раз… И будто наткнулся на нечто жёсткое, колючее. Поднял глаза и обмер: из чащи со снежного пригорка за мной наблюдали… волки. Впопыхах рванул прочь от леса, к машине! И надо же, что мой ас именно в этот момент нашёл единственно верный в этой ситуации выход: включил первую передачу и отдал тормоз. Машина подалась корпусом вперёд и телега выровнялась.

– Быстрее прыгай в кабину! Я больше тормозить не буду!! – срывая голос, крикнул напарник.

Я и сам инстинктивно понял замысел Михаила: пан или пропал! Стоит только нажать на тормоз, как ситуация повторится. А на второй «дубль» едва ли хватит времени. Сбив колени и едва не потеряв унты, всё-таки рухнул на сиденье. Захлопнул дверь. Страха уже не было, лишь какое-то отчаяние и безысходность: будь, что будет! Об увиденном в чаще промолчал: не до того.

Начал закипать радиатор: перегревался мотор. Запросто может заклинить вал. А это уже верная смерть на морозе. Даже если просто факелом жечь бензин, то и это не надолго. Мишка выматерился и врубил вторую передачу.

С непривычки дорога понеслась ужасающе быстро. Господи, только бы удержаться на дороге! И когда только кончится этот спуск с поворотом… Конечно же, именно в таких, безысходных случаях мы мысленно, а иной раз и с воплем молим высшие силы пощадить, спасти нас. Будь мы крещённые или вовсе атеисты.

Темень наступила аккурат вровень с окончанием спуска. Кем-то проделанная колея вела прямёхонько в ложбину с лесочком. Туда и свернули. Сил говорить уже не было. Ветер неистовствовал, гудел уже где-то там, поверх берёз. Встали. Двигатель насторожённо, но с облегчением урчал. Молча достал стакан и подал его Мише.

Лук, хлеб и водка были тут же, в кабинке. Водка показалась не крепче чая. Бутылка через пять-шесть минут уже была пустая. Но дрожь в теле и ногах не унималась. И было без слов ясно, что нас ждёт ночёвка в лесу.

Такой близкий и желанный Абатск был теперь для нас далёк, как Амстердам. Впереди простирались болота и тот самый, пресловутый зимник. Соваться без разбора, а тем более ночью было чистым безрассудством.