Наемница из клана Прайд (СИ) - Севастьянова Екатерина

В горле запершило от отвращения.

Я уже давно перестала испытывать к Инари неприязнь (даже и не помню, когда именно он начал вызывать у меня странное чувство, граничащее с симпатией), но близость с ним — это табу, как и близость с любым другим мужчиной… кроме Ройза, поэтому я представила, что целуюсь с охотником, и отталкивать своего пожирающего души «любовника», разумеется, не стала, но все внутри меня покрылось холодной коркой льда. Губы саарга были горячими, но при этом мое тело охватил жуткий холод. И даже когда Инари отпрянул, холод не ушел. О-о-о… и снова здравствуйте! Этот холод мне знаком, после него обычно наступает ментальная нагрузка. Не слишком сильная, но крайне изнуряющая.

— Что это было? — спросила я в смятении, уставившись на саарга. Смятение было внутренним, внешне же я усиленно демонстрировала радость и возбуждение. Голос Хелен с его многообразием интонаций прекрасно подходил для соблазнения. Любые слова на гритъярском, сказанные ее низким голосом, похожи на эротичные фразы. Впрочем, на это и был расчет. Саарга настолько странный, что даже Кларэль не обращает внимания на его выходки. Если пожиратель хочет говорить с кем-то на «мертвом» языке Луны, то пусть говорит себе на здоровье.

Инари клыкасто мне улыбнулся.

— Это было показное выступление перед императором, — пояснил он, — который прямо сейчас наблюдает за нами. Только не поворачивайся, иначе он поймет, что мы говорим о нем.

Конечно, я не повернулась. Я подняла руку и нежно погладила саарга по щеке, благо перчатки защищали от смертельного яда, а потом тоже улыбнулась — тепло и искренне — и так нежно ему прошептала:

— Меня сейчас стошнит. Фу.

— Пожалуйста, только не на меня, — ответил он страстным шепотом, — костюм был слишком дорогим.

— Император разве не знает, — продолжая улыбаться, мило поинтересовалась, так чтобы со стороны наша беседа была похожа на разговор влюбленных, — что вы не любите нежности? А поцелуи — это нежность.

Даже такие жесткие…

— В данный период жизни нежность меня не возбуждает, — перехватив мою руку, Инари поцеловал запястье и отстранился, — но это не значит, что я ее не проявляю к тем, кто мне сильно нравится. Кларэлю интересны все мои женщины, и многих он…. заимствует… дабы «попробовать» и понять, чем они меня зацепили. Его привлекает бессмертие и мои вкусы соответственно. Но обычно он не претендует на тех, кто мне по-настоящему дорог. Ты мне якобы дорога, что я и пытаюсь ему показать, поэтому, надеюсь, он тебя не тронет. Можешь выдыхать, — позволил пожиратель. — Больше на нас никто не смотрит.

Я как бы невзначай бросила «случайный» взгляд на стол архидемонов. Кларэль и правда на нас больше не смотрел, все его внимание было обращено на девочку-подростка из своей семьи, которая что-то недовольно бормотала, ругаясь с императрицей (вероятно, это ее мать). Непродолжительное время Кларэль наблюдал за девочкой и все больше и больше хмурился, но затем ему, видимо, надоело такое непозволительное поведение, и он переплел пальцы, создавая незнакомое мне заклинание. Через мгновение бормотания девочки прекратились. Она вся окаменела от ужаса, когда почувствовала, что ее губы сшивают магические нити. Но Кларэль на этом не остановился. Девочка также лишилась еще и глаз — нити сшили и их тоже. Заклинание наверняка временное, и нити спадут рано или поздно, но все равно я могу представить насколько это неприятно.

 — Так что там с моей душой? — вновь повернулась я к Инари, желая услышать ответ на свой вопрос.

Но, как назло, именно в этот момент последние гости заняли свои места и Тимуэль поднялся из-за стола с кубком вина, чтобы тоже произнести речь о величии Большой Луны и о необходимости ее возрождения. Вопрос о моей душе остался открытым, пришлось внимательно слушать Тимуэля (поправочка, изображать внимательность) и его бредни о том, какая Луна великая, какая раса демонов превосходная, какой день Сопряжения значимый и все в таком духе. А когда Тимуэль закончил, зазвенели бокалы и столовые приборы, вино полилось рекой… и до моей души уже не было никакого дела. Я увидела, как слуги под всеобщее ликование вносят в зал запеченных на вертелах людей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Они были запечены целиком! С головами, ногами, даже пальцами! Зажаренные до хрустящей корочки мужчины, женщины, дети, младенцы. Меня замутило, а вот гости пришли в восторг от такого лакомства. To ли они все поголовно поехавшие с катушек, неуравновешенные психопаты (демоны никогда не были людоедами, в их природе это не заложено), то ли все хотят понравиться императору, поэтому так яро разделяют его зверский аппетит.

— Это ужасно… — прошептала я, просто не веря своим глазам. — Никогда не думала, что увижу с десяток запеченных младенцев.

Их подали всем тысячелетним на блюдах как особое лакомство… и нам с Инари тоже. Поставили перед нами тушку — иначе и не назовешь — чьего-то убитого ребенка, покрытого румяной корочкой.

Тошнотворный комок подступил к горлу.

— Просто не смотри на него, — посоветовал мне саарга. — И если тебе станет легче, то я скажу, что мне от этого блюда тоже не по себе. Считаю убийство детей недопустимым.

— Рада, что вы так считаете… — сдавленно отозвалась я, не в силах оторвать взгляд от запеченного с овощами младенца. Краймеры, по сравнению

с архидемонами, не настолько жестоки. Солдаты Тьмы не едят детей… ну почти. Ритуалы старейшин не в счет.

— Тебе известно, — словно стараясь меня отвлечь, спросил саарга, положив ладонь на мое колено под столом, — почему Кларэль активно пропагандирует людоедство?

На удивление его холодящее кожу прикосновение меня и правда отвлекло от жуткого блюда.

— Д-да, — с запинкой ответила я пожирателю, пытаясь бороться с тошнотой и при этом выглядеть непринужденно, невзирая на лютое отвращение к происходящему. Держать лицо у меня получалось неплохо (все же перевоплощение — одна из врожденных способностей краймеров). — Я догадываюсь почему, но точно не уверена.

— На Большой Луне нечего было есть, — решил мне рассказать Инари, — ни животных, ни съедобных растений, только камни да кристаллы. Флора была скудна, ядовита и совсем непригодна для пропитания.

Я повернулась к саарга всем корпусом, чтобы не видеть, как рядом демоны разрывают на части «изысканное лакомство» и с довольным урчанием его поглощают.

— Синтетическую еду, — продолжил Инари, — также выработать не представлялось возможным. Поэтому демоны выбирали самую неразумную расу, самую нижестоящую, и приносили ее в жертву ради пропитания всех остальных жителей Луны, а также как дар определенным богам. Если раса вымирала, демоны переключались на следующую расу, и так длилось до тех пор, пока не произошло нарушение мирового баланса. В Земном мире самая нижестоящая раса — это люди, но нет никакой нужды в их уничтожении, ведь еды сейчас хватает сверх меры. Однако Кларэль хочет возродить все традиции Луны, даже те, что не имеют никакого смысла в Земном мире — например, массовые жертвоприношения, так как он не знает, что именно заставило богов отвернуться от демонов.

Я нахмурилась.

— Так все дело в богах? — удивилась я. — А мне казалось, что Кларэль просто желает переделать Земной мир под себя и под свои лунные предпочтения.

 — Все дело в Кларэле, — усмехнулся саарга, — в его эгоистичной натуре. Ему абсолютно плевать на традиции и на Большую Луну тоже, он не сентиментален, чтобы скучать по дому. Кларэль помешен на власти, точнее на всевластии. Он не может смириться с тем, что лишился своих способностей — неуязвимости, бессмертия, остановки времени и многих других, которыми обладал восемьсот лет назад благодаря связи с божественными сущностями. Но как я уже и сказал ранее, — саарга наполнил кубок вином, — все те сущности давно мертвы, ибо были привязаны к Большой Луне. Да упокоит лунный свет их души. Держи, — Инари протянул мне кубок, — сильно не опьянеешь, но станет легче воспринимать происходящее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я взяла кубок.

— Спасибо.

В то время как все приступили к веселью: пили за загробную жизнь почивших демонов, общались и с охотой пробовали все представленные на столах блюда — я с непоколебимой уверенностью понимала, что для меня этот вечер обещает быть долгим, шумным и непростым… И следующие слова саарга, произнесенные на изерийском, это только подтвердили: